Меню

Актуальные проблемы применения гражданского и предпринимательского права в новых сферах правового регулирования: цифровые активы, биомедицина, робототехника; нанотехнологии, защита прав личности, имущественных и корпоративных интересов в свете пандемии COVID-2019

  1. Ахмедов А.Я., Боярская Ю.Н., Филиппов С.А. Цифровое исполнение договора каршеринга  
  2. Белоусова Ю.А. Договор каршеринга как разновидность смарт-контракта
  3. Березин Н.К. Презумпция причинения морального вреда в законодательстве и правоприменительной практике
  4. Бизюков И.Н. Реализация договорных отношений в условиях COVID-19
  5. Борисова А.И. Особенности правового регулирования договора о реализации туристического продукта в условиях пандемии
  6. Гумерова А.Ш. Особенности правовой регламентаций действий нотариусов в области гражданско-правового регулирования дееспособных, ограниченно дееспособных и недееспособных лиц 
  7. Еникеев А.Р. Правовое регулирование обращения лекарственных средств в свете пандемии COVID-2019 и его влияние на потребителей: проблемы и перспективы
  8. Зрячих Е.В. Способы защиты персональных данных во время пандемии
  9. Илюшина М.Н. Трансформация гражданско-правовых обязательственных и договорных механизмов: российский опыт
  10. Казаникова А.А. Цивилистический аспект правовой защиты генома человека
  11. Каймарасов Р.Г. К вопросу о защите прав человека в свете развития новых биотехнологий
  12. Калинкина М.Ю. Влияние цифровизации на осуществление гражданского судопроизводства  
  13. Карягина Е.Н. Применение законодательства в сфере телемедицинских технологий в свете пандемии COVID-2019: проблемы и перспективы
  14. Кириллова Л.С. Развитие человеческого капитала как новая цель правового регулирования
  15. Козлова Е.Б. Воздействие пандемии COVID-19 на развитие бизнес-среды
  16. Летфуллина К.М. «Скриншот» в качестве доказательства в суде
  17. Лунева Е.В. Использование геоинформационных систем в защите прав на земельные участки и иное недвижимое имущество в условиях пандемии COVID-2019
  18. Макарова О.А. Проблема кибербуллинга в современной сети интернет и способы борьбы с ним         
  19. Митин Р.К. Гражданско-правовое регулирование наследования цифровых активов
  20. Никитин Д.В. Динамика представлений о правовой природе криптовалют в России в период пандемии COVID-2019
  21. Никитина А.Д. Вопросы реализации некоторых принципов и конструкций древневосточного права в современном российском праве (на примере деятельности товариществ собственников недвижимости)
  22. Пономарева Я.И., Стонякина Э.Ю. Отдельные аспекты развития права в условиях цифровизации экономики
  23. Прошина М.М. Защита прав иностранных инвесторов в РФ: проблемы и противоречия.. 
  24. Саакян И.М. Распространение COVID-19 как обстоятельство непреодолимой силы
  25. Салиев И.Р. Электронные деньги как вид расчета в электронной коммерции
  26. Салиев И.Р., Салиева Р.Н. Правовое регулирование гражданского оборота с использованием цифровых технологий
  27. Слепко Г.Е., Тюрин С.А. К вопросу о возможности комплексной идентификации правового положения цифрового двойника в виртуальной реальности, геосоциальных и профессиональных сетях 
  28. Слесарева М.С. Современное состояние защиты прав граждан на неприкосновенность частной жизни в период пандемии (исследование по данным Казани, Ижевска и Москвы)
  29. Слугина М.В., Журавлева М.Д. Элементы электронного правосудия в гражданском судопроизводстве в период распространения коронавирусной инфекции в России
  30. Соколова А.А. К вопросу о моменте возникновения гражданской правосубъектности физического лица
  31. Суслов А.А. Особенности отказа от договора в период пандемии «COVID-19»
  32. Телюкина М.В. Конкурсная трансформация статуса должника в современных правовых реалиях         
  33. Фаизова А.Г. Проблема защиты персональных данных в эпоху «больших данных» и пути ее решения
  34. Хамитова Г.М. О правовом регулировании врачебной тайны и компенсации морального вреда, наступающего при её разглашении
  35. Харин В.И. Сравнительно-правовой анализ коммерческого представительства и иных форм участия третьих лиц
  36. Черемных И.А. Трансформация финансово-правовых отношений в условиях цифровой экономики    
  37. Черепанова Д.К. Прощение долга как сделка и его соотношение с договором дарения
  38. Черкасов Ю.А. Токен как объект гражданских прав
  39. Чиквин А.Б. Цифровые активы: актуальные проблемы правоприменения
  40. Шинкарева Д.Е. Влияние мер по предотвращению распространения COVID-19 на личные неимущественные права физического лица
  41. Шихбалаева А.Х. Средства правовой защиты в случае нарушений сторонами договора международной купли-продажи товаров
  42. Шкляев К.Е. Актуальные меры государственной поддержки предпринимательства в период пандемии COVID 19 (на примере Российской Федерации и Германии)
  43. Яковлева-Чернышева А.Ю. Проблемы правового регулирования применения искусственного интеллекта

А.Я. Ахмедов,

доцент кафедры гражданского права ФГБОУ ВО «СГЮА»,

кандидат юридических наук, доцент

Ю.Н. Боярская,

доцент кафедры гражданского права ФГБОУ ВО «СГЮА»,

кандидат юридических наук

С.А. Филиппов,

доцент кафедры гражданского права ФГБОУ ВО «СГЮА»,

кандидат юридических наук, доцент

ЦИФРОВОЕ ИСПОЛНЕНИЕ ДОГОВОРА КАРШЕРИНГА

Квалификация договора каршеринга продолжает вызывать споры среди участников оборота, правоприменителей, и представителей научного сообщества. Применение положений о разных договорах приводит к различным правовым последствиям. Признание договора каршеринга публичным договором и договором присоединения также существенно влияет на правовое регулирование возникающих в связи с его заключением отношений. Кроме того, договор каршеринга осложнен использованием смарт-контракта, что изменяет не только форму заключения договора, но также порядок и способ исполнения обязательств сторонами договора каршеринга.

В результате проведенного исследования авторы приходят к выводу о смешанном характере договора каршеринга, включающего элементы договора проката и договора возмездного оказания услуг. Выделение элемента договора проката свидетельствует о необходимости дополнительной защиты прав арендатора, присоединившегося к разработанным арендодателем условиям договора, отраженным посредством информационной технологии.

Статья посвящена анализу услуг по кратковременному прокату автомобиля — каршерингу, исполняемому посредством использования смарт-контракта. Услуги каршеринга стали набирать популярность в РФ с 2015 года в крупных городах.

Несмотря на то, что договор каршеринга активно развивается на территории РФ, законодательного закрепления он так и не получил. До настоящего времени не утихают споры относительно правовой природы данного договора. Многие каршеринговые компании при заключении договора ссылаются на ст. 421 ГК РФ, указывая при этом, что нормы о договоре аренды не распространяются на данные отношения. Противоречива и практика квалификации договора судами.

Предлагаемые на сайтах каршеринговых компаний проекты договоров и судебная практика демонстрируют разные подходы к его квалификации. По этой причине в статье исследован вопрос квалификации договора каршеринга. Вопрос квалификации договор позволяет определить нормы, подлежащие применению к договору каршеринга. Однако представляется важным исследовать то, насколько справедливым было бы регулирование каршеринговых отношений на основании норм о различных договорах;

Денежное обязательство, возникающее из договора каршеринга, исполняется посредством применения смарт-контракта. В предмет статьи включено и исследование применения смарт-контракта для оформления договора каршеринга и исполнения возникающих из него обязательств.

Цель статьи заключается в анализе правовой природы договора каршеринга и установлении особенностей его заключения и исполнения.

Общенаучные методы, анализ особенностей нового вида гражданско-правового договора.

В век прогрессивных технологий расширяется сектор потребительских услуг, в случае с которыми законодательство не всегда успевает за происходящими изменениями. Система гражданско-правовых договоров развивается и включает все новые и новые разновидности. Договор каршеринга — новое для отечественной экономики соглашение, предоставляющее возможность кратковременного пользования автомобилем, оплачиваемого поминутно, если договором не предусмотрено использование другого тарифа.

В настоящее время актуальным вопросам договора каршеринга посвящено много научно-исследовательских работ как за рубежом[1], так и в отечественной литературе[2], которые отмечают как положительные черты данного договора, так и его недостатки.

Актуальность исследуемой темы обусловлена трудностями в понимании сущности и правовой природы данного договора, так как нормативное регулирование отношений, возникающих из данного вида договора, отсутствует[3]. На практике возникает множество проблем с тем, как защитить себя потребителю (физическому лицу) от несправедливых договорных условий, навязываемых каршеринговыми компаниями. В связи с этим возникает необходимость определения норм, регулирующих отношения, возникающие из договора каршеринга. Как минимум, очевидна возможность применения как общих, так и специальных норм о договоре аренды.

По договору каршеринга транспортное средство предоставляется во временное владение и пользование также как и в случае с договором проката. Представляется, что признаки договора каршеринга позволяют признать его соответствующим конструкции договора проката. Предметом договора является предоставление во временное владение и пользование транспортного средства. Арендодателем является прокатная организация или индивидуальный предприниматель, арендатором — физическое лицо, намеревающееся пользоваться имуществом в потребительских целях. В связи с публичным характером договора проката каршеринговые компании отказываются признавать договор каршеринга прокатом, ссылаясь на его квалификацию в качестве договора аренды транспортного средства без экипажа[4].

При этом договор каршеринга не лишен особенностей. Если договор проката заключается в простой письменной форме (п. 2 ст. 626 ГК РФ), то договор каршеринга совершается в электронной форме посредством использования мобильного приложения. Стоит при этом оговориться, что согласно абз. 2 п. 1 ст. 160 ГК РФ в случае совершения лицом сделки с помощью электронных либо иных технических средств, позволяющих воспроизвести на материальном носителе в неизменном виде содержание сделки, считается соблюденной письменная форма сделки. Таким образом, материализованный в электронной форме цифровой документ как совокупность данных (цифровой код) рассматривается в качестве разновидности письменного (текстового) документа на бумажном носителе.

Важно отметить то, что в действительности между простой письменной формой и электронной формой есть принципиальная разница. В юридической литературе справедливо отмечается, что смарт-контракт, совершаемый в электронной форме, не ограничивается отражением с помощью технических средств условий договора. Дело в том, что в алгоритме смарт-контракта заложена возможность самостоятельного регулирования исполнения договорных обязательств при наступлении определенных условий[5]. Смарт-контракт как электронный договор представляет собой компьютерную программу и значительно отличается от классической письменной электронной формы, так как в результате его использования не только фиксируется, но и автоматизируется возможность получения информации, реагирования на запросы сторон и на любые изменяющиеся условия, а затем информирования сторон об этих новых событиях или условиях. Электронный договор связывает стороны друг с другом и с третьими лицами, а также с различными источниками информации способами, которые трудно представить с помощью бумаги[6]. Отличие от письменного договора заключается в том, что сделки совершаются с использованием электронных или технических средств, а исполнение посредством применения информационной технологии.

Таким образом, оформление соглашения в качестве программного кода способствует автоматизированному исполнению возникающих из него обязательств, то есть он является не только формой соглашения. В ч. 2 ст. 309 ГК РФ автономность исполнения отражена посредством указания на отсутствие необходимости в направленном на исполнение обязательства отдельно выраженном дополнительном волеизъявлении сторон смарт-контракта. Кроме того, автоматизированный характер исполнения обусловлен невозможностью внести изменения в программный код. Gäetan Guerlin также справедливо противопоставляет смарт-контракт и традиционный договор. Смарт-контракт наслаивается на традиционный гражданско-правовой договор[7]. Смарт-контракт используется для исполнения денежного обязательства из договора каршеринга в связи с чем трансформируется форма его совершения. Цель использования информационной технологии заключается не столько в выражении воли сторон, сколько в исполнении возникших обязательств.

Согласно п. 1 ст. 627 ГК РФ по договору проката транспортное средство передается во временное владение и пользование на определенный срок. По договору каршеринга срок может составлять несколько минут или часов и зачастую не определяется в момент его заключения. Клиент платит только за время пользования автомобилем. При этом автомобили дожидаются клиентов в разных точках города, а не в специальных пунктах аренды, поэтому взять его, как и оставить, можно там, где удобно и в любое время суток[8].

По договору проката автомобиль предоставляется в исправном состоянии, арендодатель в присутствии арендатора обязан проверить его исправность (п. 1 ст. 628 ГК РФ). Договор каршеринга не предполагает непосредственной передачи автомобиля арендодателем арендатору, стороны договора не взаимодействуют в связи с заключением и исполнением договора. Арендатор самостоятельно осматривает автомобиль (при наличии повреждений сообщает через мобильное приложение оператору) и подтверждает принятие в аренду.

Представляется, вышеизложенные особенности договора каршеринга не свидетельствуют о необходимости квалифицировать его как договор аренды транспортного средства. Квалификация договора каршеринга в качестве договора проката позволяет применить правила о публичных договорах и императивные нормы о распределении прав и обязанностей (по капитальному и текущему ремонту, по распоряжению объектом пользования арендатором), что обеспечивает справедливость регулирования отношений.

Особенностью договора каршеринга является то, что арендодатели нередко предусматривают в стандартных формах значительный перечень оснований для привлечения арендатора к ответственности (завышенные штрафы за нарушения, о которых пользователь не подозревает). Так, на практике в качестве таковых отражаются штрафы за совершение арендатором различных опасных маневров. Представляется, что компаний злоупотребляют своими правами, так как размер штрафов несоразмерен причиненному вреду. Для защиты своих прав клиент вправе пользоваться возможностями, предоставляемыми ему Законом РФ от 07.02.1992 № 2300-1 «О защите прав потребителей и ст. 428 ГК РФ.

При этом многие каршеринговые компании указывают, что нормы о договоре проката не распространяются на каршеринговые отношения[9]. Нередко договор каршеринга квалифицируется и судами как договор аренды транспортного средства без экипажа[10]. Суды также нередко, квалифицируя соглашение о каршеринге в качестве смешанного договора, включающего элементы договоров аренды транспортного средства без экипажа и возмездного оказания услуг, отказывают в применении к такому договору норм о прокате[11]. При этом более распространенной является позиция о квалификации договора каршеринга в качестве договора проката[12].

Таким образом, помимо предоставления имущества в пользование, соответствующего признакам договора проката, в случае с каршерингом клиенту оказываются различного рода услуги (информационные услуги; услуги по бронированию транспортного средства; обязательства, связанные с парковкой транспортного средства; услуги по предоставлению детского кресла и т.п.). В соответствующих частях к договору каршеринга необходимо применять нормы о договоре проката и договоре возмездного оказания услуг (п. 3 ст. 421 ГК РФ). При этом основания для квалификации смешанного договора каршеринга в качестве непоименованного договора отсутствуют[13].

 

Ю.А. Белоусова,

студентка 4-го курса

юридического факультета

Иркутского института (филиала)

ВГУЮ (РПА Минюста России)

ДОГОВОР КАРШЕРИНГА КАК РАЗНОВИДНОСТЬ СМАРТ-КОНТРАКТА

Каршеринг представляет собой услугу по предоставлению легковых автомобилей в краткосрочную (до 24 часов) аренду на основе поминутной тарификации физическим лицам для целей, не связанных с осуществлением предпринимательской деятельности[14]. Специфика рассматриваемого договора заключается в том, что каршеринг является примером смарт-контракта, который заключается и прекращается дистанционно путем регистрации пользователя в соответствующем приложении.

Однако вопрос о сущности и правовой природе смарт-контракта на сегодняшний день является дискуссионным и активно обсуждается учеными. В частности, в литературе выделены следующие подходы к юридической трактовке смарт-контракта:

- как новый вид договора. Признание смарт-контракта отдельным видом договора, решит несколько проблем: договор станет легитимным в правовом пространстве, ему будет обеспечена защита в гражданском законодательстве, появится возможность предъявить смарт-контракт в качестве электронного доказательства[15];

- как категория электронный формы умных договоров. Однако, смарт-контракт — это новое явление в праве, а не просто форма. Если урегулировать его как форму договора, это решит проблемы правового регулирования и юридической ответственности;

- как автоматизированный способ исполнения обязательств. Данный термин упоминается в проекте Федерального закона РФ № 424632-7 «О внесении изменений в части первую, вторую и четвертую Гражданского кодекса Российской Федерации»[16] и означает исполнение вытекающих из сделки обязательств без отдельно выраженного волеизъявления сторон путем применения информационных технологий, определенных условиями сделки. Ввести данный термин предполагается в ст. 309 ГК РФ[17].

Кроме того, указанный законопроект содержит новеллы, направленные на обеспечение заключения и исполнения смарт-контрактов. Так, пункт 1 ст. 160 ГК РФ предлагается дополнить четвертым абзацем, в котором будет устанавливаться, что письменная форма договора будет считаться соблюденной также в случаях выражения лицом своей воли с помощью электронных или аналогичных технических средств, например, с помощью заполнением формы в сети «Интернет», если иное не предусмотрено законом или соглашением сторон. Это правило возможно применить только в случае, если такого волеизъявления достаточно для совершения сделки.

Рассматривая каршеринг через призму положений о смарт-контрактах, представляется возможным охарактеризовать его как новую разновидность гражданско-правового договора. Несмотря на то, что с точки зрения исполнения обязательств имеется своя специфика, смарт-контракт является соглашением по своей сути, и особый способ исполнения не меняет его правовую природу как форму выражения согласованной воли сторон.

Однако следует отметить, что в настоящее время отсутствует специальное нормативное правовое регулирование договора каршеринга.

О правовой природе исследуемого правоотношения среди ученых ведутся дискуссии: некоторые считают необходимым рассматривать конструкцию каршеринга в качестве договора проката; другие полагают, что речь идет о договоре аренды транспортных средств без экипажа; третьи относят его к разряду договоров смешанного типа с элементами аренды транспортного средства и договора оказания услуг.

Компании, оказывающие услуги каршеринга, не используют конструкцию договора проката, ибо такой договор является публичным, что влечет за собой обязанность компании заключать договор с каждым клиентом. Такое положение крайне невыгодно, поскольку в этом случае компания не сможет предъявлять дополнительные требования к клиенту, например, ограничения по возрасту и стажу вождения[18].

Принципиальным отличием каршеринга от традиционного сервиса проката автомобилей является именно элемент краткосрочности — автомобиль можно арендовать на несколько минут, часов и т.д., в то время как минимальный срок проката составляет целые сутки. Кроме того, установленные законом права и обязанности сторон по договору проката не во всех случаях совпадают с правами и обязанностями, вытекающими из договора каршеринга. В частности, речь идет о положениях ст. 627-628 ГК РФ, согласно условиям которых арендатор вправе отказаться от договора проката в любое время, письменно предупредив о своем намерении арендодателя не менее чем за 10 дней. В свою очередь, арендодатель обязан в присутствии арендатора проверить исправность сдаваемого в аренду имущества, а также ознакомить арендатора с правилами эксплуатации имущества (ст. 628 ГК РФ). Учитывая то, что договор каршеринга, по сути, является смарт-контрактом, арендатору не обязательно заблаговременно уведомлять арендодателя о том, что он намерен отказаться от договора. По окончании сессии пользователь авто может оставить его в любом месте, не запрещённом для парковки, после чего автоматически произойдет списание средств с его счета за пользование транспортным средством.

Действующие положения ГК РФ о договоре аренды транспортного средства без предоставления услуг по управлению и технической эксплуатации не в полной мере подходят для целей правового регулирования отношений каршеринга, поскольку ст. 643 ГК РФ предусматривает обязательное заключение договора аренды транспортного средства без экипажа в письменной форме, а договор каршеринга в большинстве случаев заключается путем использования мобильного приложения, поэтому к отношениям применяются также нормы ст. 1235 ГК РФ о лицензионном договоре.

В отличие от договора аренды транспортного средства без экипажа, акт приема-передачи при заключении договора каршеринга не оформляется на бумажном носителе, а осуществляется путем подтверждения этого действия в мобильном приложении. Предполагается, что все недостатки должны обозначаться в электронной форме через цифровое устройство.

Следует также обратить внимание, что, согласно п. 2 ст. 638 ГК РФ, арендатор вправе без согласия арендодателя заключать договоры об использовании транспортного средства с третьими лицами, если такое использование не противоречит договору. Но многие каршеринговые компании устанавливают штрафы за передачу управления транспортным средством третьему лицу. Например, «Яндекс.Драйв» взимает штраф в размере 50000 рублей за передачу права управления третьим лицам и штраф в размере 150000 рублей за передачу учетной записи для предоставления доступа к аренде транспортного средства.

В целом, смысл договора аренды транспортного средства заключается в том, что имущество передается прежде всего во владение и пользование арендатору, который по общему правилу получает также ограниченную возможность распоряжаться объектом аренды, извлекать из него выгоду, использовать по своему усмотрению в течение всего срока действия договора. Однако существо каршеринговых отношений не дает такой возможности пользователю. В договорах каршеринга всегда жестко ограничиваются территория использования автомобиля, возможность парковки транспортных средств (запрещено парковать на закрытых территориях, например), кроме того, арендодатель имеет техническую возможность отследить перемещение автомобиля и заглушить его двигатель дистанционно. По сути, предоставляется возможность только лишь ограниченного пользования автомобилем.

Основными причинами споров между службами каршеринга и их клиентами являются следующие: арендатор повредил автомобиль; клиент зарегистрировался в приложении по чужим или поддельным документам; клиент допустил к управлению транспортным средством третье лицо; водитель каршерингового автомобиля попал в ДТП; взыскание с арендатора необоснованных штрафов за нарушение договора аренды, в том числе путем безакцептного списания денежных средств с банковской карты.

Поскольку оказание услуг каршеринга осуществляется с помощью мобильных приложений, прием и сдача автомобиля арендатором происходит в отсутствие сотрудника каршеринговой компании. На практике нередки случаи, когда пользователь приступает к поездке, игнорируя осмотр арендованного транспортного средства, а следующий арендатор обнаруживает повреждения. Как правило, каршеринговая компания делает вывод, что эти повреждения нанес последний арендатор, и пытается безакцептным способом списать денежные средства с его банковской карты, хотя и последний арендатор утверждает, что управлял машиной осторожно и не попадал в аварию. В связи с этим, видится целесообразным обеспечить обязательное фотографирование и видео-фиксацию автомобиля клиентом перед началом поездки и по ее завершении с последующим формированием акта приема-передачи. Данная мера обеспечит соблюдение общих требований к договору аренды автомобиля, а также позволит каршеринговым службам отслеживать состояние автомобиля в процессе его эксплуатации, а в случае наличия повреждений, определять, были ли они нанесены одним из клиентов или иными лицами во время нахождения автомобиля на парковке.

Не менее распространенной причиной для споров между каршериговой службой и клиентом стало управление арендованным автомобилем лицом, не являющимся владельцем аккаунта в сервисе, с которого была произведена аренда. Вместе с тем, в ряде случаев аккаунтом пользователя каршеринга путем взлома могут завладеть мошенники как в личных целях, так и с целью продажи взломанных аккаунтов третьим лицам. Поэтому видится целесообразным предусмотреть в сервисе биометрическую идентификацию пользователя по лицу, голосу, отпечатку пальца.

Отсутствие правовой регламентации на сегодняшний день позволяет каршеринговым службам использовать достаточно жесткую систему штрафов (договорную ответственность). Так, например, арендодатель возлагает на арендатора обязанность по возмещению ущерба в следующих случаях: опасное вождение, дрифт (применение управляемых заносов) — 100 000 рублей; загрязнение автомобиля — оплата услуг химчистки плюс 2000 рублей. Пользователь каршеринга несет все расходы на эвакуацию и пребывание авто на стоянке, даже если она была произведена после завершения аренды, но из-за нарушения правил парковки. При таких условиях повышенная ответственность и штрафы считаются злоупотреблением права со стороны арендодателя (ст. 10 ГК РФ). Условия договора аренды транспортного средства, закрепляющие повышенную ответственность потребителя и обязательство потребителя по выплате штрафа, ухудшают положения потребителя по сравнению с законными требованиями. В вопросе договорной ответственности должны быть учтены интересы не только организации, но и клиентов каршеринга. Необходимо предусмотреть санкции, не допускающие злоупотребление правом и применение скрытой двойной ответственности к клиентам.

Подводя итог вышесказанному, следует отметить, что в настоящее время услуги каршеринга являются достаточно востребованными, и сервисы по оказанию таких услуг функционируют в большинстве городов России. Но в связи с возрастанием спроса на данную услугу, увеличивается и количество споров, возникающих между каршеринговыми компаниями и их клиентами, что требует урегулирования данных общественных отношений нормами права. В этой связи представляется целесообразным разработать и утвердить единые унифицированные правила оказания услуг каршеринга. Легальное закрепление таких правил может быть реализовано в одной из следующих форм: в форме внесения соответствующих статей в ГК РФ; в форме принятия специального федерального закона «О каршеринге»; в форме вынесения Постановления Правительства РФ, которое утверждало бы правила по оказанию данного вида услуг. Такая мера позволила бы определить правовой статус сторон договора каршеринга, установить пределы их ответственности, и обеспечить эффективную защиту прав и законных интересов.

Н.К. Березин,

студент 3-го курса

ВГУЮ (РПА Минюста России)

ПРЕЗУМПЦИЯ ПРИЧИНЕНИЯ МОРАЛЬНОГО ВРЕДА В ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВЕ И ПРАВОПРИМЕНИТЕЛЬНОЙ ПРАКТИКЕ

Внесение в Конституцию Российской Федерации поправок, направленных на повышение социальной ответственности государства, значительно актуализировало вопросы гражданско-правовой защиты прав граждан, в том числе и в рамках института компенсации морального вреда, который по-прежнему остается специальным законным способом защиты личных неимущественные прав и нематериальных благ граждан.

Вместе с тем, накопленный судами весьма значительный опыт рассмотрения дел данной категории свидетельствует, что адекватность судебных решений нередко не в полной мере отвечает принципам разумности и справедливости, лежащих в основе судейского усмотрения. Причины такого положения видятся не только в уровне компетентности отдельных судей, но и в несовершенстве нормативного регулирования правоотношений, возникающих при противоправных посягательствах на охраняемые законом субъективные права граждан, порождая активные дискуссии в цивилистической литературе.

Так, «на неадекватность мер защиты физического лица путем компенсации морального вреда»[19] указывает Е.А. Манько. На этих же проблемах акцентирует внимание и В.Н. Белоусов, отмечая необоснованность расширения «доли судейского усмотрения»[20]. Нет однозначного ответа на эти вопросы в разъяснениях и обобщениях правоприменительной практики Верховного Суда РФ (далее-ВС РФ).

Неоправданным представляется сужение в Гражданском Кодексе РФ (далее- ГК РФ) области применения института компенсации морального вреда по сравнению с Основами гражданского законодательства Союза СССР и союзных республик (далее — Основы), статья 131которой устанавливала компенсацию морального вреда во всех случаях нарушения прав граждан[21].

Проблемным в правоприменительной практике представляется и процесс доказывания самого факта наличия морального вреда, поскольку моральный вред отличается исключительно личностной природой и, в зависимости от психики потерпевшего, может выражаться в различных, как правило, не всегда в очевидных формах, что затрудняет установление как самого факта их наличия, так и степени тяжести.

Законодательное возложение на стороны судопроизводства обязанности доказывать лишь те обстоятельства, на которые сторона ссылается как на основание своих процессуальных требований и возражений (п.1 статьи 56) Гражданского Процессуального Кодекса РФ (далее — ГПК РФ)[22] не сопровождается ни четкими правилами доказывания вины, ни порядком и способами доказывания факта причинения морального вреда. 

Нередко, находясь в стрессовой ситуации, потерпевшие даже не подозревают о своем праве на компенсацию морального вреда, а если и допускают ее возможность, то не всегда способны описать характер перенесенных страданий и юридически грамотно сформулировать свои требования. Как правило, такие иски о компенсации морального вреда или остаются без рассмотрения или принятые по ним решения не отвечают принципу справедливости.   Как следствие, основанием права потерпевшего на компенсацию морального вреда фактически становится не сам факт противоправного посягательства на его личные нематериальные блага и неимущественные права, т.е. не само событие противоправного посягательства, а судейское усмотрение, что представляется неоправданным ущемлением их законных субъективных прав.

Разрешение данной проблемы многими исследователями видится в законодательном закреплении специальной нормы о презумпции причинения морального вреда неправомерным деянием. Представляется, что такая новелла позволит заметно упростить положение потерпевшего, освобождая его от бремени доказывания факта причинения ему морального вреда, не нарушая при этом принцип состязательности гражданского процесса, оставляя за причинителем вреда возможность доказать обратное.

В юридической литературе встречаются различные определения презумпции, но наиболее емкой представляется дефиниция О.В. Баулина, полагающего, что «презумпция — это закрепленное специальной процессуальной нормой исключительное правило, применяемое вместо общего правила распределения обязанностей по доказыванию, на основании которого при доказанности определенного состава юридических фактов допустим вывод о существовании связанного с ним факта»[23].   

Как справедливо указывает А. Т. Боннер, введение в гражданский оборот категории презумпции морального вреда позволит «обойтись без доказывания фактов, положительное установление которых явилось бы затруднительным, а то и невозможным, в связи с чем, права и законные интересы лиц, участвующих в деле, оказываются надежно защищенными»[24].

По мнению М.К. Треушникова: «В интересах защиты прав стороны, поставленной в более трудные условия с точки зрения доказывания фактических обстоятельств, нормы материального права содержат исключения из общего правила, перелагая обязанность доказывания факта или его опровержение не на ту сторону, которая о нем утверждает, а на противоположную»[25].

Обоснованной представляется позиция юриста-практика Д.А. Щеголихина, полагающего, что «введение в действие принципа презумпции морального вреда позволит обеспечить признание гражданина, в отношении которого совершено неправомерное действие, потерпевшим, если причинитель вреда не докажет обратное, что несомненно приведет к повышению эффективности механизма защиты прав и свобод граждан»[26]. Длительное время эти же позиции отстаивают и ряд других авторов.

Допустимость законодательного упрощения порядка доказывания наличия факта морального вреда усматривается как в позиции Конституционного суда Российской Федерации, указавшего что «презюмирование возможности причинения вреда освобождает потерпевшего от необходимости доказывания в суде факта своих физических или нравственных страданий»[27], так и в руководящих документах ВС РФ и судебной практике. Так, пункт 32 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 26 января 2010 года N 1 устанавливает, что: «Поскольку потерпевший в связи с причинением вреда его здоровью во всех случаях испытывает физические или нравственные страдания, факт причинения ему морального вреда предполагается. Установлению в данном случае подлежит лишь размер компенсации морального вреда»[28].

Кроме того, анализируя судебную практику по делам о компенсации морального вреда, А.М. Эрделевский отмечает, что «суды в своей практике фактически применяют презумпцию причинения морального вреда, поскольку зачастую данный факт обосновывается лишь объяснениями истца о претерпевании физических или нравственных страданий. При этом суды опираются на положения статей 55 и 61 ГПК РФ, согласно которым утверждение потерпевшего о претерпевании им физических или нравственных страданий может быть отнесено к прямым доказательствам, тем самым позволяя суду применять принцип презумпции морального вреда и освобождая потерпевшего от бремени доказывания фактов наличия и степени умаления защищаемых законом прав и благ[29].

Сегодня гражданское законодательство вообще не предусматривает презумпции морального вреда, но фактически признает ее в постановлении Верховного Суда Российской Федерации от 26.01.10 «О применении судами гражданского законодательства по обязательствам вследствие причинения вреда жизни или здоровью гражданина», что позволяет признать возможным расширить сферу применения указанной рекомендации ВС РФ и закрепить в ГК РФ презумпцию морального вреда во всех случаях, как это следовало из ст. 131 Основ.

В контексте смысла гражданского законодательства и рекомендаций судебных инстанций предмет иска о компенсации морального вреда есть право истца на его компенсацию в денежной форме, а содержание иска — это обращение истца к суду признать это право в принципе, определить денежный размер компенсации морального вреда и, при наличии условий деликтной ответственности, взыскать ее с ответчика.

Исходя из изложенного, представляется целесообразным закрепить на законодательном уровне доказательственную презумпцию наличия морального вреда, освобождая потерпевшего от бремени доказывания факта причинения ему морального вреда, но оставляя за ним право обоснования степени тяжести перенесенных им страданий для вынесения судом решения о справедливом размере компенсации, оставляя за причинителем вреда возможность доказать обратное, сохраняя тем самым основополагающий принцип состязательности гражданского процесса.

Представляется, что предлагаемая новелла позволит повысить уровень эффективности правовой защищенности граждан и несомненно будет способствовать реализации конституционных постулатов о формировании правового государства в нашей стране.

 

 

И.Н. Бизюков,

студент 5-го курса юридического факультета

Тульского института (филиала)

ВГУЮ (РПА Минюста России)

РЕАЛИЗАЦИЯ ДОГОВОРНЫХ ОТНОШЕНИЙ В УСЛОВИЯХ COVID-19

Договорные отношения играют большую роль в нашей жизни, ведь они выступают одним из ключевых институтов гражданского законодательства. Более того, договор — это документ, который выступает своеобразным средством связи между производством и потреблением, анализируя потребности и изготовление со стороны производства. К сожалению, сейчас процедура реализации договора накопила множество вопросов из-за пандемии, связанной с коронавирусом.

Гражданский кодекc, а именно п. 3 ст. 401 даёт определение термину «обстоятельства непреодолимой силы». Это чрезвычайные и объективно непредотвратимые при данных условиях обстоятельства, наступление которых исключает ответственность за неисполнение или нарушение обязательства[30].

Чтобы должнику избежать наказания за неисполнение обязательств, нужно доказать, что реализовать договор не представляется возможным из-за «обстоятельств непреодолимой силы», в нашем случае из-за коронавируса и принятыми в связи с ним ограничительными мерами.

Судебная практика к «обстоятельствам непреодолимой силы» относит эпидемии и пандемии. Действующее законодательство под «эпидемией» подразумевает инфекционные заболевания, представляющие опасность для окружающих с угрозой быстрого распространения среди населения. Перечень этих заболеваний утвержден Правительством РФ, куда и добавлена коронавирусная инфекция (2019-nCoV).

Нужно сказать, что в связи коронавирусом некоторые субъекты РФ установили ряд ограничений предпринимательской деятельности, а именно Минфин РФ опубликовал разъяснения о признании коронавируса форс-мажорным обстоятельством при выполнении государственных закупок, а Торгово-промышленная палата РФ выдает свидетельства о форс-мажоре из-за приостановки экспортных поставок.

Исходя из существующих данных, можно говорить, что вопросы о возможности или невозможности реализации договоров в период коронавируса будут рассмотрены судами в каждом индивидуальном случае.

Судебная практика за период пандемии пополнилась интересными материалами дела. В одном из них говорится, что истец обратился в суд с иском о взыскании с ответчика (в роли троллейбусного перевозчика) долговой задолженности по оплате электроэнергии, а также неустойки за неисполнение обязательств с 19 мая по 28 июля 2020 г.

Предприятие признало основной долг, но попросило суд освободить его от неустойки за время действия в субъекте РФ режима повышенной готовности или хотя бы уменьшить сумму долга по ст. 333 ГК РФ (далее Гражданский кодекс Российской Федерации).

Взыскание неустойки может повлиять на финансовую деятельность и привести к нарушению социально значимого для города предприятия. Выручка троллейбусного перевозчика в апреле — мае упала более, чем в 6 раз, при этом потребление электроэнергии уменьшилось лишь вдвое.

Суд не освободил ответчика от неустойки, так как ограничительные меры, введённые из-за коронавируса, не повлекли за собой полную приостановку деятельности предприятия. Однако суд уменьшил размер неустойки, которая была начислена за период действия режима самоизоляции в субъекте РФ с 19 мая по 20 июня. Суд принял во внимание, что данная сфера деятельности предприятия входит в перечень отраслей, наиболее пострадавших из-за коронавирусной инфекции, и что выручка предприятия за период самоизоляции уменьшилась в несколько раз.[31]

Ещё одним примером может выступать следующий случай.

Стороны заключили договор купли-продажи, по которому продавец обязался поставить товар на склад покупателя в Липецкой области в согласованные сроки, но не позднее 1 апреля 2020 года. Одну из партий частично поставили 29 и 30 апреля. Покупатель направил контрагенту претензию с требованием уплатить договорную неустойку. Продавец отказался ее выплачивать, объяснив нарушение сроков поставки «обстоятельствами непреодолимой силы». Покупатель обратился в суд.

Суд установил, что товар поставлялся из Москвы. В ней, как и в Липецкой области, распространение коронавируса признано «обстоятельством непреодолимой силы». Правила действовали и в период, за который покупатель рассчитал в иске неустойку. Вместе с тем суд применил позицию ВС РФ о том, что распространение коронавируса не является универсальным «обстоятельством непреодолимой силы».

В данном случае суд пришел к выводу, что с учетом ограничений (режима самоизоляции, карантинных мероприятий, дистанционной работы и пр.) просрочка вызвана чрезвычайными обстоятельствами. Продавец не мог повлиять на них. При этом он действовал добросовестно и все же поставил товар 29 и 30 апреля, т.е. в максимально короткие сроки. Таким образом, суд неустойку не взыскал.[32]

Форс-мажорные обстоятельства снимают ответственность, но не прекращают свои действия, а, если есть место объективной невозможности исполнения договора, обязательство утрачивает свою силу автоматически. Об этом нам говорит п.1 ст. 416 ГК РФ и ст. 417 ГК РФ.

Невозможность исполнения договора должна реализовываться действиями, за которые стороны не могут быть в ответе, например, это может быть акт органа государственной власти, который установил эпидемиологические ограничения.

Таким образом, можно сказать, что большинство актов органов государственной власти или местного самоуправления, которые реализовываются в целях предотвращения коронавируса и которые мешают исполнению обязательств, могут рассматриваться судами, как одно из оснований для прекращения этих обязательств.

Если из-за коронавирусной инфекции стороны не заключали бы договор, полагая, что в таких условиях его невозможно будет реализовать или реализовать с значительными изменениями условий, суд, исходя из требований стороны договора, может прекратить или изменить условия договора в связи с существенным изменением обстоятельств (ст. 451 ГК РФ).

Чтобы совершить данную процедуру, потребуется доказать суду невозможность исполнения договора и явного нарушения имущественных интересов сторон в данной ситуации.

Также не следует забывать о регистрации изменения договора, если он уже был зарегистрирован, как например договор долгосрочной аренды. В этом случае нужно подать заявление в Росреестр и прикрепить все необходимые документы. Главное — нужно подать документы, которые являются основанием для госрегистрации. Это может быть дополнительное соглашение к договору, судебное решение или уведомление об одностороннем изменении договора. Не забывайте, что подать заявление и документы можно в электронном виде.

Из-за резкого всплеска коронавирусной инфекции стороны стали уделять больше времени для просчёта вероятности рисков реализации договорных отношений, которые могут быть связаны с его неисполнением. Для таких случаев есть определённый перечень договорных инструментов, которые позволят сократить риски неисполнения договорных обязательств[33].

Условия о форс-мажоре и существенном изменении обстоятельств

Здесь нужно начать с того, что стороны вправе урегулировать свои гражданско-правовые отношения своим дополнительным соглашением. Допустим, возможно предугадать период времени наступления неблагоприятной ситуации, как коронавирус.

Однако, стоит не забывать, что отсутствие оговорки о форс-мажоре в заключённом договоре не может трактоваться, как невозможность использования данных способов в условиях коронавирусной пандемии.

 Возмещение имущественных потерь

Пожалуй, это самый распространённый инструмент. Коронавирусная инфекция способствовала к определённым ограничениям в сфере транспорта и торговли, что повлекло за собой значительные финансовые издержки сторон. Этими потерями могут выступать, например, издержки, вызванные невозможностью исполнения обязательства или предъявлением требований третьими лицами.

Стороны вправе предусмотреть порядок компенсации таких издержек через механизм возмещения имущественных потерь.

Возмещение потерь осуществляется вне зависимости от наличия нарушения обязательства стороной.

В договоре можно указать конкретную сумму в случае возмещения имущественных потерь, так и порядка ее определения.

 Отказ от договора

Стороны вправе рассмотреть такой договорной инструмент, как отказ от договора. Он, как и остальные способы, направлен на минимализацию убытков во время коронавирусной эпидемии, и им нельзя пренебрегать. В большинстве случаев за отказ от договора может быть установлена плата.

 Одностороннее изменение условий договора

Не желая включать право на односторонний отказ от договора, стороны могут не захотеть заключать в договор на подобных условиях, можно предусмотреть, как вариант — право одностороннего изменения условий договора. Например, это может быть перенос сроков поставки.

Таким образом, подводя итог вышесказанному, можно уверенно говорить, что сейчас имеет место быть высокий уровень неопределенности в процедурах заключения договоров, реализация которых может оказаться под вопросом или невозможным. Всем нам необходимо следить за развитием ситуации вокруг пандемии, за изменениями в законодательстве, которые непосредственно связаны с этой страшной мировой проблемой. Необходимо быстро реагировать на изменения, которые вносятся. При этом действия сторон в любом случае должны соответствовать принципам разумности и добросовестности.

А.И. Борисова,

студентка 3-го курса юридического факультета

ВГУЮ (РПА Минюста России)

ОСОБЕННОСТИ ПРАВОВОГО РЕГУЛИРОВАНИЯ ДОГОВОРА О РЕАЛИЗАЦИИ ТУРИСТИЧЕСКОГО ПРОДУКТА В УСЛОВИЯХ ПАНДЕМИИ

Пандемия COVID-19 привела к возникновению различного рода ограничений, в том числе, сделавших невозможным осуществление гражданских прав и исполнение гражданских обязанностей. Подорванная динамичность гражданского оборота сделала неизбежным принятие нормативных мер, направленных на защиту прав участников гражданского оборота.

Одной из наиболее пострадавших в связи с короновирусным «кризисом» стала сфера туризма. В условиях закрытия границ Российской Федерацией и большинства зарубежных стран, туристам пришлось столкнуться с проблемами, связанными с исполнением ранее заключенных договоров.

Регулирование отношений по оказанию туристических услуг осуществляется Федеральным законом от 24.11.1996 №132-ФЗ (ред. от 08.06.2020) "Об основах туристской деятельности в Российской Федерации", Гражданским кодексом Российской Федерации, и Законом РФ от 07.02.1992 № 2300-1 (ред. от 24.04.2020) "О защите прав потребителей".

С целью адаптации положений данных законов к сложившимся обстоятельствам приняты специальные акты: Распоряжение Правительства Российской Федерации от 4 апреля 2020 №898-р и Постановление Правительства Российской Федерации от 20 июля 2020 г. №1073.

Основная проблема, с которой столкнулись участники договоров об оказании туристических услуг, заключалась в невозможности осуществления туристами запланированных поездок несмотря на то, что последние были полностью ими оплачены.

В соответствии со статьёй 451 Гражданского кодекса Российской Федерации основанием изменения или расторжения договора в одностороннем порядке является существенное изменение обстоятельств, из которых стороны исходили при его заключении. [34].

В продолжении данного правила, применительно к договорам об оказании туристических услуг, статьями 10 и 14 Федерального закона "Об основах туристской деятельности в Российской Федерации" также предусмотрено право туриста на одностороннее изменения и расторжения договора с возвращением денежных средств в случае:

1) Существенных изменений обстоятельств: невозможность совершения туристом поездки по независящим от него обстоятельствам;

2) Возникновения обстоятельств, свидетельствующих о возникновении в стране (месте) временного пребывания туристов (экскурсантов) угрозы безопасности их жизни и здоровья, а равно опасности причинения вреда их имуществу, турист (экскурсант) и (или) туроператор (турагент) вправе потребовать в судебном порядке расторжения договора о реализации туристского продукта или его изменения.[35].

Статьей 14 названного закона установлено, что при расторжении до начала путешествия договора о реализации туристского продукта в связи с наступлением указанных в законе обстоятельств, туристу и (или) иному заказчику возвращается денежная сумма, равная общей цене туристского продукта, а после начала путешествия — ее часть в размере, пропорциональном стоимости не оказанных туристу услуг.[36].

Действие права туриста на одностороннее изменение и расторжение тур-договоров в период пандемии было подтверждено в п. 6 Обзора судебной практики Верховного суда РФ №4, утвержденного Президиумом Верховного суда РФ 25 декабря 2019 года, разъясняющим следующее: «Сообщение Ростуризма о возникновении в стране (месте) временного пребывания туриста угрозы безопасности его жизни и здоровью, опубликованное до начала его путешествия, является основанием для расторжения договора о реализации туристического продукта и возврате туристу уплаченной им по договору суммы».[37]. Кроме того, Верховный суд в своем толковании подтвердил полномочия Ростуризма как федерального органа исполнительной власти, уполномоченного на принятие решений в сфере туризма и туристской деятельности, включая принятие решений по вопросам угрозы безопасности туристов, и информирование об этом туроператоров, турагентов и туристов.

Таким образом, можно с уверенностью утверждать, что в сложившейся ситуации имелись и продолжали действовать правила, предоставляющие туристам право на расторжение соответствующих договоров и возвращение им уплаченных по договорам денежных средств.

Однако, на практике туроператоры оказались не способны действовать в соответствии с предписанием закона. Коммерческие организации столкнулись с невозможностью вернуть уплаченные ими денежные средства перевозчикам, иностранным компаниям и отелям. Данное обстоятельство было обусловлено различными причинами: отказ в возврате уплаченных за туристов денежных средств иностранными компаниями, так как их страны не признали короновирус форс-мажором, уважительной причиной либо потребовали судебный порядок взыскания. Также и российские авиакомпании отказались осуществлять возврат денежных средств, а предложили вместо них ваучеры.[38].

Вместе с тем, статьёй 22 Закона Российской Федерации «О защите прав потребителей» установлены сроки удовлетворения требований потребителя исполнителем (в том числе о возврате уплаченной денежной суммы), такой срок составляет десять дней со дня предъявления клиентом соответствующего требования.[39]. Представляется очевидным, что туроператоры не смогут исполнить требования по полученным заявлениям в предусмотренный законом срок, а судебные решения, принятые по спорам 22 статьи, не будут исполнены из-за отсутствия денежных средств у туроператоров.

Для урегулирования сложившейся правовой и экономической проблемы Правительством РФ было принято Распоряжение №898-р, согласно которому был выработан правовой механизм возврата денежных средств туристам, чьи поездки за границу должны были состояться до 1 июня 2020г.[40]. Согласно постановлению туроператор до 6 мая 2020г. должен был направить в ассоциацию «Турпомощь» уведомление о возврате туристам уплаченных за турпродукт сумм из средств Фонда персональной ответственности туроператора (далее — ФПО).

На мой взгляд, можно говорить о том, что распоряжение было исполнено, однако, исходя из того, что 20 июля было принято новое Постановление Правительства, резервы ФПО не смогли покрыть требования по изменению и расторжению договоров по турпродукту.

Почетный президент Российской ассоциации туриндустрии (РАТ) Сергей Шпилько указал на несовершенство законодательства, «которое заставляет туроператоров отвечать за все на свете, от извержений вулканов и цунами до вот таких вот эпидемий, войн и терактов».[41]. Возможно, если бы фонд персональной ответственности и резервный фонд объединения туроператоров формировался не только за счёт ежегодных взносов туроператоров, но и при поддержке средств государственного бюджета, возврат денежных сумм мог быть осуществлён всем туристам.

Кроме того, для решения проблемы регулирования изменения и расторжения договоров о реализации туристского продукта заключенных по 31 марта 2020, было принято Постановление Правительства Российской Федерации от 20 июля 2020 №1073. Положение распространяется на внутренние, въездные и выездные туры, которые были оплачены полностью или частично.[42].

Постановлением устанавливаются специальные сроки исполнения договора: туроператор обеспечивает предоставление туристского продукта, предусмотренного договором, либо равнозначного туристского продукта в сроки, определяемые дополнительно по соглашению сторон договора, но не позднее 31 декабря 2021 г.

Согласно Постановлению туристам может быть предложен равнозначный туристский продукт, который определяется как туристский продукт, потребительские свойства которого (программа пребывания, маршрут и условия путешествия, условия проживания (место нахождения средства размещения, категория гостиницы) и питания, услуги по перевозке туриста в месте временного пребывания, а также дополнительные услуги) соответствуют туристскому продукту, предусмотренному договором. Также актом установлен запрет туроператору требовать доплату за равнозначный туристский продукт в случае оплаты заказчиком общей цены туристского продукта по договору.[43].

В настоящий момент в правоприменительной практике понятие «равнозначный туристский продукт» оценивается неоднозначно, а запрет требования доплаты не является верным. Так, стоит привести пример спорной альтернативы, турагенты вместо 8 дней в Турции предлагают 7 дней в Анапе в отеле категорией выше. Такое предоставление представляется ненадлежащим исполнением обязанности со стороны турагентов, однако, отели и даже страны, предусмотренные договором, остаются закрытыми.

На мой взгляд, формулировка «равенства потребительских свойств» турпродукта в Постановлении дана неверно. Уместнее исходить из требования оказания услуг надлежащего качества по договору. Если же заказчик сочтёт такое предложение для себя невыгодным, за ним остаётся право отказаться от туристического продукта и получить возврат денежных средств с процентами, рассчитываемыми согласно Постановлению.

Запрет доплаты за равнозначный туристический продукт также не стоит трактовать буквально. Короновирусные ограничения коснулись международного авиасообщения, в течение летнего сезона и на начало осеннего международное авиасообщение осуществляется менее, чем из десяти крупных городов. Заказчикам, имеющим авиабилеты из закрытых для международного авиасообщения городов, предлагается доплата за пересадку, которая может достигать 30% стоимости от всего турпродукта.

Исходя из вышесказанного можно сделать вывод о том, что отношения, возникающие из договоров по реализации туристического продукта, остаются не урегулированными в полной мере. Понятийная часть закона вынужденно толкуется туроператорами шире, чем предполагалось законодателем. Пробелы в законе относительно закрытых стран, отелей и невозможности оказания ряда услуг по договору также ставят участников договора в затруднительное положение, в особенности потребителей, которые могут ожидать возврата денежных средств более полутора лет.

А.Ш. Гумерова,

студент 3-го курса Казанского Филиала

ФГБОУ ВО «Российский государственный университет правосудия»

ОСОБЕННОСТИ ПРАВОВОЙ РЕГЛАМЕНТАЦИЙ ДЕЙСТВИЙ НОТАРИУСОВ В ОБЛАСТИ ГРАЖДАНСКО-ПРАВОВОГО РЕГУЛИРОВАНИЯ ДЕЕСПОСОБНЫХ, ОГРАНИЧЕННО ДЕЕСПОСОБНЫХ И НЕДЕЕСПОСОБНЫХ ЛИЦ

Одним из способов узаконения появившегося в правовой природе юридического факта, требующего легализации для дальнейшего оборота в правоотношениях, является нотариальное удостоверение нового правового состояния. В данной связи важно указать, что важным элементом юридической силы подобного удостоверения является закрепленный в статьях Гражданского Кодекса Российской Федерации (далее — ГК РФ) критерий дееспособности у заявителя.[44] Подобного рода суждение нашло свое отражение в статьях Федерального Закона «Основы законодательства Российской Федерации о нотариате» (далее — Федеральный Закон), в которых указывается неспособность недееспособных граждан лично требовать нотариального удостоверения того или иного правового действия.[45]

 Отметим, что статьей 43 Федерального Закона за нотариусами закрепляется необходимость проверки дееспособности граждан без регламентации механизма такой проверки. Пробел теории права в данной области порождает массу коллизий, а также правонарушений на практике.[46] Укажем, что реализация нотариальный функций о проверке дееспособности заявителя может проводиться не только эмпирическим путем, через использование визуального, вербального и органолептического методов, но и через запрос в Федеральную регистрационную службу «Росреестр» за получением выписки о дееспособности гражданина. Высказываются предположения о некорректности проведения такой проверки, с точки зрения охраны личных данных лица, закрепленных в Федеральном Законе «О персональных данных»[47].[48] Отметим, что нотариус, согласно статье 15 Федерального Закона, имеет право истребовать у физических лиц документы, в том числе содержащие информацию о персональных данных личности, необходимые для совершения нотариальных действий. Вместе с этим, важно разграничивать сведения о лице, хранящиеся в Федеральной базе данных «Росреестр», основанные на уже принятых судебных решениях о признании лица недееспособным, и информации, полученной в ходе медицинского обследования и составляющей категорию врачебной тайны, распространение которой без согласия лица допускается лишь в случаях, установленных в статье 13 Федерального закона «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации».[49] Вследствие этого считаем обоснованным положение о том, что нотариусу дано право получения информации из Росреестра, сведения в которой относятся к персональным данным, доступ к которым нотариусу предоставлен.

Укажем, что нестабильность состояния лица, страдающего психическими расстройствами, обуславливает зачастую немотивированный отказ нотариуса в проведении нотариальных действий, например, в удостоверении сделок. Так, в статье 48 Федерального Закона приводится закрытый перечень оснований для отказа в совершении нотариальных действий, который не может трактоваться расширительно. Одним из оснований является установленная судом недееспособность гражданина, обратившегося за нотариальным удостоверением. Факт гражданской недееспособности устанавливается лишь вследствие хронических и тяжелых психических заболеваниях, при которых лицо неспособно понимать значение своих действий и руководить ими. Однако существуют психические заболевания, предполагающие лишь незначительные рецидивы при благоприятном течении болезни, например, паранойяльная шизофрения, схожая с бредовыми расстройствами, при которых суд может лишь ограничить в дееспособности гражданина на основании пункта 2 статьи 30 ГК РФ, но подобного рода ограничение требуется не всегда вследствие длительных ремиссий у лица. Для сделок, которые совершают полностью дееспособные лица, страдающие подобными психическими заболеваниями при рецидивах их болезней, предусмотрен порядок признания её недействительной на основании статьи 177 ГК РФ. В случае признания такой сделки недействительной судебно-психиатрической экспертизой устанавливается факт несделкоспособности лица, причем такое гражданско-правовое состояние лица является временным и основывается лишь на решении суда.

В области работы нотариусов факты отказа нотариального удостоверения сделок основанных лишь на подозрениях о психической нестабильности лица, полученных через эмпирическое взаимодействие с заявителем, могут быть основанием развития правонарушений. С одной стороны, нотариально удостоверить тот или иной гражданско-правовой акт дееспособного лица, находящегося в фазе рецидива своего психического заболевания, нецелесообразно, так как возможно развитие неблагоприятных для заявителя обстоятельств при удостоверении акта. С другой стороны, законных оснований для такого отказа у нотариуса не имеется. Законодатель, стремясь преодолеть подобного рода пробел в теории права, установил, что с 29.12.2020 года нотариусы, помимо проверки дееспособности гражданина будут обязаны установить наличие у него волеизъявления на нотариальное действие. Однако подобное положение является не совсем корректным вследствие того, что критерий воли на совершение того или иного действия носит достаточно субъективный характер и может трактоваться неоднообразно. Так, по мнению В.А. Ойгензихта, воля представляет собой в большей степени психологический процесс нацеленный на получение какого-либо результата.[50] В большей степени это относится к интеллектуальной способности лица, к его психическому здоровью, как важнейшему компоненту волеизъявления. Однако для юриспруденции важен второй компонент, предполагающий еще осознание юридических последствий при реализации того или иного юридически значимого действия. Важно указать, что лица, страдающие бредовыми расстройствами не теряют намерения на совершение, например, сделок,[51] что свидетельствует о наличии у них интеллектуального критерия воли, предполагающего целенаправленное действие индивида, о котором упоминал В.А. Ойгензихт, но такие лица зачастую, особенно в период обострения их заболеваний, не могут осознавать последствия юридического факта. В обязанность нотариусов входит разъяснение всех возможных последствий с указанием на значение этих последствий в правоотношениях для заявителя, однако осознанность последствий у таких лиц, даже после их разъяснения остается под вопросом. Считается, что для преодоления подобной коллизии необходимо реформирование некоторых статей смежных нормативно-правовых актов в области регулирования правового положения нотариусов при их взаимодействии с лицами, страдающими психическими заболеваниями. Так, считаем необходимым внесение в перечень лиц, имеющих доступ к указанных в статье 13 Федерального закона «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации» информации, государственных нотариусов, с предоставлением им права на получение сведений о наличии у заявителя психических отклонений. Видится, что таким образом нотариус может наиболее полно получить информацию о лице. Так, при наличии рецидива заболевания, установленного на основании медицинского заключения, нотариус должен отказать в совершении нотариального удостоверения на основании медицинской документации, что необходимо закрепить в статье 48 Федерального закона «Основ законодательства Российской Федерации о нотариате». Подобного рода положение необходимо как для защиты самих заявителей от неблагоприятных для них последствий, так и для соблюдения законности совершения действий нотариального характера.

Отметим, что такое нововведение также решит проблему взаимодействия нотариусов с пожилыми гражданами, которые в отличие от молодых людей имеют более высокий риск когнитивных нарушений.[52] Одним из наиболее распространенных заболеваний у лиц пожилого возраста является деменция, при которой теряется нормальное функционирование памяти у человека. Однако даже при распространении такого заболевания у пожилых людей старше 65-ти лет оно встречается лишь около 7,1-10,2%, а у лиц младше 65-ти лет такой диагноз ставится еще реже.[53] Безусловно, диагноз деменции влияет на способность лица понимать и осознавать в полной мере. Более того, установленный в медицинском порядке диагноз деменции, является одним из оснований для признания лица недееспособным, так как подобного рода заболевание относится к тяжким психическим отклонениям. Некоторыми исследователями предлагается установить, что после 65-ти лет граждане при обращении за нотариальным удостоверением обязаны предоставить нотариусу справку об отсутствии психических отклонений.[54] По нашему мнению, введение подобного положения будет нарушать генеральный принцип презумпции дееспособности гражданина, так как априори предполагается, что лицо страдает каким-либо психическим расстройством, даже если такой справкой проявляется излишняя осмотрительность нотариуса.

В данной связи видится уместным рассмотреть частичную дихотомию понятий дееспособности и недееспособности в Федеральном Законе «Основ законодательства Российской Федерации о нотариате». Так, в вышеупомянутой статье 43 Федерального закона устанавливается необходимость проверки дееспособности, а на основании статьи 48, как уже говорилось ранее, лицу может быть дан отказ в совершении нотариальных действий на основании факта его недееспособности. Однако в данном Федеральном законе во многом не оговаривается состояние ограниченно дееспособности лица. Положения затрагивающие такое состояние отражены частично в статье 2 Федерального Закона, где устанавливается, что ограниченные в дееспособности лица не могут занимать должность нотариуса. А в абзаце 3 статьи 43 лишь косвенно упоминается о не полной дееспособности лица, причем по смыслу статьи можно сделать вывод о том, что такая не полная дееспособность относится к дееспособности, определяемой по критерию возраста гражданина, а не по его психическому состоянию. В данной связи считаем необходимым регламентировать правовой статус ограниченно дееспособных лиц в области регулирования правоотношений нотариусами, что необходимо также для унификации и систематизации законодательной базы Российской Федерации.

Подводя итог всему вышеизложенному, следует отметить, что вопрос определения и законодательной регламентации правового статуса физического лица носит межотраслевой характер, что обусловлено множественностью нормативно-правовых актов в которых закреплено юридическое значение психического состояния лица, что в свою очередь предопределяет необходимость не только системного рассмотрения законов, но и их системного толкования для преодоления коллизий и пробелов в теории права.

 

А.Р. Еникеев,

аспирант 3-го года обучения

кафедры гражданского права Юридического факультета

ФГАОУ ВО «Казанский (Приволжский) федеральный университет»

ПРАВОВОЕ РЕГУЛИРОВАНИЕ ОБРАЩЕНИЯ ЛЕКАРСТВЕННЫХ СРЕДСТВ В СВЕТЕ ПАНДЕМИИ COVID-2019 И ЕГО ВЛИЯНИЕ НА ПОТРЕБИТЕЛЕЙ: ПРОБЛЕМЫ И ПЕРСПЕКТИВЫ

Пандемия Covid-2019 стала серьезным испытанием для российской системы здравоохранения. Не могла она не отразиться и на рынке отечественной фармацевтической продукции: возникшее резкое увеличение спроса, паника в среде потребителей, повышение нагрузки на поставщиков лекарственных средств, необходимость создания действенных препаратов против новой инфекции.

Такой фон не смог не поспособствовать выявлению существующих проблем в сфере правового регулирования обращения лекарственных средств, потребовал оперативного вмешательства со стороны государственной власти.

В частности, 3 апреля 2020 года Правительством Российской Федерации было приняло Постановление № 441[55], предусматривающее комплекс мер, призванных оптимизировать оборот в сложившейся ситуации и упростить процедуру для поставщиков лекарственных средств.

Фактически, применяемые меры указывают на ряд существующих проблем в стандартной процедуре ввода в оборот лекарственной продукции, которые не позволяют действующей системе работать на более эффективном уровне и обеспечивать потребности общества в условиях кризиса. Рассмотрим подробнее меры, предпринятые Правительством.

1. Появилась возможность подачи заявления на государственную регистрацию лекарственного препарата в форме электронных документов, подписанных электронной подписью. Данная возможность отвечает в целом общей тенденции цифровизации современной экономики и должна оцениваться положительно, как способствующая общей оптимизации процедуры.

2. Упрощается список документов, необходимых для государственной регистрации лекарственных препаратов. В частности, в разделе клинической документации появилась возможность предоставления сводного краткого отчета об имеющихся на момент подачи заявления о государственной регистрации лекарственного препарата результатах изучения эффективности и безопасности лекарственного препарата в рамках клинических исследований. Данный отчет должен отражать все имеющиеся сведения о химических, физических, фармакологических, фармацевтических, фармакокинетических, метаболических, клинических и токсикологических свойствах лекарственного средства. Более того, в период действия постановления возможна государственная регистрация лекарственного средства без предоставления всех документов, указанных в части 7 статьи 18 Федерального закона "Об обращении лекарственных средств"[56].

Для зарегистрированных по такой упрощенной процедуре лекарственных средств предусмотрен посерийный выборочный контроль качества в соответствии с законодательством РФ.

Данное новшество возможно оценивать по-разному. С одной стороны, такое упрощение процедуры может привести к повышению риска регистрации лекарственного препарата не соответствующего всем требованиям к качеству, эффективности и безопасности. С другой стороны, если данная норма проявит себя с положительной стороны, это может свидетельствовать о том, что общая процедура государственной регистрации лекарственных средств является излишне перегруженной и бюрократизированной.

3. Создается рабочая группа при Министерстве здравоохранения РФ, которая обладает возможностью сократить объем требуемых для прохождения государственной регистрации экспертиз либо замены лабораторных экспертиз испытаниями в соответствии со статьей 52.1 Федерального закона "Об обращении лекарственных средств", причем данная возможность распространяется и на лекарственные препараты, заявление на государственную регистрацию которых были поданы до дня вступления в силу Постановления Правительства РФ № 441.

4. Сокращается срок проведения государственной регистрации лекарственных средств. Если ранее максимальный срок проведения процедуры государственной регистрации с момента подачи соответствующего заявления составлял согласно п. 4 ст. 13 ФЗ "Об обращении лекарственных средств" сто шестьдесят рабочих дней, то теперь данный срок сокращен до 20 рабочих дней — в целых восемь раз.

Возможность такого ускорения процедуры снова заставляет поднять вопрос — не является ли сложившийся общий порядок государственной регистрации чрезмерно затянутым, если его можно так сильно сократить. С другой стороны, не повлечет ли такое ускорение рост числа регистраций небезопасных и неэффективных лекарственных препаратов?

5. Теперь Министерство промышленности и торговли Российской Федерации вместе с Федеральной службой по надзору в сфере здравоохранения занимаются выявлением случаев отсутствия в обращении либо дефектуры важнейших лекарственных препаратов в связи с ценообразованием на них, посредством ежеквартального мониторинга ассортимента и цен на жизненно необходимые и важнейшие лекарственные препараты.

Здесь следует отметить, что данные меры являются очевидно недостаточными и неэффективными. На момент написания настоящей статьи наблюдается явный дефицит ряда лекарственных средств. Например, в десяти аптеках в городе Казани, лично посещенных автором настоящей статьи, отсутствует такое лекарственное средство, как Арбидол. Также, наблюдается систематический рост цен на лекарственные препараты.

Доступность и качество медицинской помощи входят в число девяти основных принципов охраны здоровья в соответствии со статьей 4 Федерального закона от 21.11.2011г. № 323-ФЗ "Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации" (далее по тексту- 323-ФЗ) [57]. И одним из ключевых аспектов доступности медицинской помощи для пациентов является доступность лекарственных средств для профилактики и лечения.

В свою очередь важным фактором, определяющем доступность лекарственных препаратов, является их стоимость. Поскольку от ряда лекарственных средств напрямую могут зависеть жизнь и здоровье пациентов, Правительством Российской Федерации определяется перечень жизненно необходимых и важнейших лекарственных препаратов. В настоящее время действует "Перечень жизненно необходимых и важнейших лекарственных препаратов для медицинского применения" (Далее — Перечень ЖНВЛП), утвержденный Распоряжением Правительства РФ от 12.10.2019 N 2406-р[58].

В России при составлении вышеупомянутого перечня руководствуются рядом основных факторов, в число которых входит государственная регистрация предельных отпускных цен производителей лекарственных средств, отличительных особенностях фармакологического действия того или иного лекарственного средства в зависимости от конкретного заболевания, клинической ситуации или синдрома, предоставление сведений о безопасности и эффективности препарата, уровень доказательности эффекта, терапевтическая эквивалентность препарата лекарственным средствам, оказывающими схожее воздействие на организм[59].

Между тем, стабильно отмечается стремительный рост цен на лекарственные препараты, входящие в данный перечень[60], причем в свете событий, связанных с пандемией Covid-19, в отношении данной тенденции никаких изменений не наблюдается.

Однозначный подход к решению данной проблемы выработать пока не удается, более того, некоторые ученые считают, что само по себе регулирование цен на лекарственные средства, призванное ограничивать их рост, в конечном итоге приводит к сокращению предложения лекарства с низкой стоимостью[61].

В настоящее время правовой механизм ценообразования в отношении лекарственных препаратов, входящих в Перечень ЖНВЛП можно описать следующим образом: на уровне Правительства Российской Федерации сформулированы Правила установления органами исполнительной власти субъектов Российской Федерации предельных размеров оптовых надбавок и предельных размеров розничных надбавок к фактическим отпускным ценам, установленным производителями лекарственных препаратов, на лекарственные препараты, включенные в перечень жизненно необходимых и важнейших лекарственных препаратов.

При этом непосредственно предельные размеры указанных надбавок определяются на уровне субъектов РФ, основываясь на принципах возмещения экономически обоснованных затрат распространителей лекарственных препаратов, связанных с их реализацией, хранением, закупкой, учета размера необходимой прибыли распространителей, а также учета налогов и иных обязательных платежей.

При этом не учитываются, например, такие факторы, как среднедушевые доходы населения, что приводит к такой ситуации, когда например, в Республике Татарстан, при среднедушевом доходе за II квартал 2020 г. в размере 31 619 руб./мес. предельный размер надбавки для лекарств стоимостью более 500 рублей составляет 23,4 процента[62], а в соседней с ней Республике Марий Эл, где среднедушевой доход за тот же период составляет 20 312 руб./мес. (почти в полтора раза меньше), такая надбавка составляет 28 процентов[63].

Такую ситуацию, на наш взгляд, нельзя назвать отвечающей интересам потребителей.

Е.В. Зрячих,

студентка 5-го курса юридического факультета

ВГУЮ (РПА Минюста России)

СПОСОБЫ ЗАЩИТЫ ПЕРСОНАЛЬНЫХ ДАННЫХ ВО ВРЕМЯ ПАНДЕМИИ

В современном мире, где информационные технологии плотно проникли в нашу жизнь, а найти человека, который никогда не размещал что-либо в сети Интернет крайне сложно, вопрос о защите персональных данных является достаточно распространенным. Федеральный закон "О персональных данных" от 27.07.2006 № 152-ФЗ определяет персональные данные как любую информацию, относящуюся к прямо или косвенно определенному или определяемому физическому лицу[64]. Немного расширяет понятие Указ Президента РФ от 6 марта 1997 года № 188 "Об утверждении Перечня сведений конфиденциального характера", раскрывая его как сведения о фактах, событиях и обстоятельствах частной жизни гражданина, позволяющие идентифицировать его личность[65]. К примеру, это могут быть «фамилия, имя, отчество субъекта (физического лица), дата рождения, адрес местожительства или регистрации, социальное, имущественное, семейное положение, сведения о доходах, образовании, профессии, данные паспорта и другое»[66] — так детализирует нам персональные данные Федеральная служба по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор) на своем официальном сайте. Именно данный орган является уполномоченным органом по защите прав субъектов персональных данных, он выполняет контрольно-надзорную функцию в этой области.

Теперь, когда мы определили, что относится к персональным данным, следует указать на актуальность выбранной мной темы исследования. Со сбором персональных данных мы сталкиваемся почти каждый день. Делая покупки через Интернет, регистрируясь в соцсетях, приходя в банк, медицинское учреждение, государственный орган, регистрируя бонусную карту, почти на каждом шагу требуются наши персональные данные. Сейчас IT-технологии развиваются очень быстро, а вместе с этим и растет число злоумышленников, которые находят способы использовать наши персональные данные в корыстных целях. Широко распространено создание фейковых аккаунтов в соцсетях, мошеннические операции с подменой данных. Получение финансовых данных пользователя: номеров кредиток, электронных кошельков, аккаунтов платных онлайн-игр ведет к открытию доступа к денежным средствам. Уничтожение личной информации пользователей может заблокировать работу сервиса, а полученная информация может использоваться в преступных целях.

В Федеральном законе «О защите персональных данных» приведены общие меры по обеспечению безопасности персональных данных при их обработке. В статье 19 Закона сказано, что к мерам относится в частности:

1) определение угроз безопасности персональных данных при их обработке в информационных системах персональных данных;

2) применение организационных и технических мер по обеспечению безопасности персональных данных при их обработке в информационных системах персональных данных, применение средств защиты информации;

5) учет машинных носителей персональных данных;

6) обнаружение фактов несанкционированного доступа к персональным данным и принятие мер;

7) восстановление персональных данных, модифицированных или уничтоженных вследствие несанкционированного доступа к ним;

8) установление правил доступа к персональным данным, обрабатываемым в информационной системе персональных данных, а также обеспечение регистрации и учета всех действий, совершаемых с персональными данными в информационной системе персональных данных[67].

Помимо законодательно установленных мер по защите персональных данных существуют иные способы защиты. Например, защитить свою личную информацию возможно способом двойной аутентификации. С помощью двойной защиты логина и пароля, когда после введения пароля в Интернет-сайте на телефон приходит СМС с одноразовым кодом, который необходимо ввести для входа в личный кабинет. Также можно использовать генерацию паролей. С помощью специализированных сервисов можно автоматически создать сложный пароль, и он сохранится на их защищенных серверах. Данную услугу предоставляют приложения Enpass, 1Password, LastPass. Главное при этом не попасть на мошенников. Контроль доступа сервисов к личной информации также является одним из способов защиты своих персональных данных. Так, операционными системами iOS и Android предусмотрена функция разрешения или запрета получения приложением персональных данных. То есть можно проверить к каким конкретно сведениям получает доступ то или иное приложение у вас в телефоне. Также ваши персональные данные может обезопасить использование VPN сервиса при работе с общедоступными точками Wi-Fi, который перенаправляет трафик на собственный ресурс, выдавая «чистый» доступ, недоступный для незаконных манипуляций. Защиту от вирусов и хакерских атак на домашних и рабочих ПК может обеспечить только действующая лицензионная антивирусная программа. Если же ваши персональные данные крайне важны, и их утечка может существенно вам навредить, лучше обратиться к специализированным компаниям, которые предоставляют услуги по защите личной информации. Они помогут подобрать индивидуальную систему безопасности в зависимости от специфики работы заказчика и типовых угроз. В целом, сокращение информации о себе в социальных сетях, внимательное изучение пунктов договора, создание вариативных паролей вместе позволят личным данным не стать публичными.

Помимо общих персональных данных существуют специальные категории персональных данных. В статье 10 Закона «О персональных данных» к ним отнесены данные, касающиеся расовой, национальной принадлежности, политических взглядов, религиозных или философских убеждений, состояния здоровья, интимной жизни[68]. Их обработка не допускается, кроме случаев, предусмотренных законом. Так, важным условием обработки персональных данных является получение согласия субъекта на обработку своих персональных данных, а для специальных категорий персональных данных необходимо получение согласия в письменной форме. В соответствии со статьей 9 данного Закона в письменное согласие на обработку персональных данных должны быть включены:

1) фамилию, имя, отчество, адрес субъекта персональных данных, номер основного документа, удостоверяющего его личность, сведения о дате выдачи указанного документа и выдавшем его органе;

2) фамилию, имя, отчество, адрес представителя субъекта персональных данных, номер основного документа, удостоверяющего его личность, сведения о дате выдачи указанного документа и выдавшем его органе, реквизиты доверенности или иного документа, подтверждающего полномочия этого представителя (при получении согласия от представителя субъекта персональных данных);

3) наименование или фамилию, имя, отчество и адрес оператора, получающего согласие субъекта персональных данных;

4) цель обработки персональных данных;

5) перечень персональных данных, на обработку которых дается согласие субъекта персональных данных;

6) наименование или фамилию, имя, отчество и адрес лица, осуществляющего обработку персональных данных по поручению оператора, если обработка будет поручена такому лицу;

7) перечень действий с персональными данными, на совершение которых дается согласие, общее описание используемых оператором способов обработки персональных данных;

8) срок, в течение которого действует согласие субъекта персональных данных, а также способ его отзыва, если иное не установлено федеральным законом;

9) подпись субъекта персональных данных[69].

При этом обязанность получить данное согласие возлагается на оператора, который собирается обрабатывать ваши персональные данные. Поэтому при оказании каких-либо услуг организации предлагают гражданам подписать согласие на обработку персональных данных. Распространенный пример, если пользователь при регистрации в одной из социальных сетей игнорирует положения договора и принимает условия компании, не прочитав их, то в будущем оператор сможет по собственному усмотрению распоряжаться полученной информации. В судебных разбирательствах по такому поводу правыми зачастую становятся операторы.

В свете сложившейся в мире ситуации пандемия коронавирусной инфекции (COVID-19) потребовала дополнительных мер защиты персональных данных. Большинство услуг перешли в онлайн-режим, многие компании работают удаленно, все больше людей заказывают что-либо через Интернет, а значит оставляют там свои персональные данные. Все это приводит к новым попыткам взлома и росту нарушений в сфере защиты персональных данных. Наша система просто-напросто не была готова к такому объему информации и количеству пользователей. В рамках самоизоляции подскочил Интернет-трафик, только за первую неделю введения ограничительных мер он увеличился на 10-30 %. Огромное количество нагрузки на информационные системы общего пользования приводили к кратковременным сбоям. Происходило зависание и выдавали ошибки некоторые государственные информационные системы общего пользования, например, недоступности kremlin.ru, mos.ru, sobyanin.ru. Из-за перехода на дистанционное обучение участились сбои учебных интернет-порталов, таких как uchi.ru. В связи с этим возникла необходимость ужесточения контроля за соответствием обработки персональных данных требованиям законодательства, усиления существующих и выявления новых мер защиты персональных данных и проработки судебной системы по разрешению споров о защите персональных данных граждан.

Еще одной угрозой, связанной с карантинными мероприятиями, является утечка персональных данных субъектов, находящихся на лечении, карантине или самоизоляции. Сегодня организации здравоохранения и государственные органы используют современные технологии для отслеживания, мониторинга и прогнозирования распространения COVID-19. Разрабатываются специальные приложения, QR-коды для отправки предупреждений, если человек находится в близости к лицам с подтвержденным диагнозом. Мобильные операторы и социальные сети могут использовать ваше местоположение для моделирования прогнозов инфицирования. Казалось бы, мало кто будет возражать против сбора определенных данных для отслеживания инфицированных людей, если это поможет остановить распространение вируса. Однако, кроме очевидной пользы от использования технологий, существуют и риски для цифровой конфиденциальности граждан. Порой кажется, что уже каждый наш шаг известен. В ФЗ «О персональных данных» также указаны случаи, когда согласие гражданина на обработку персональных данных не требуется. И хотя в данный момент существуют различные законодательные акты и методические рекомендации в сфере здравоохранения, которые регламентируют порядок защиты наших персональных данных, к примеру, Методические рекомендации для организации защиты информации при обработке персональных данных в учреждениях здравоохранения, социальной сферы, труда и занятости Министерства здравоохранения и социального развития Российской Федерации от 23 декабря 2009 года, Письмо Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций РФ от 28 августа 2020 г. № ЛБ-С-074-24059 "О методических рекомендациях", все же утечка персональных данных все еще велика. Только за первое полугодие 2020 г. зафиксировано 72 случая утечки информации, относящейся к коронавирусной инфекции (COVID-19), из них 25 случаев в России. В результате утечек скомпрометированы персональные данные 3,43 млн человек в мире и 35,5 тыс. человек в России[70].Среди этого на долю медицинских учреждений в России пришлось более 43% всех утечек по теме COVID-19. А ведь такие утечки персональных данных наносят вред не только правам граждан, но и их моральному и психическому здоровью. Заболевшие граждане и лица с подозрением на коронавирус могут подвергаться излишнему вниманию со стороны соседей и лиц, контактирующих с ними, а также травле и преследованию.

Если все-таки произошел так называемый «слив» персональных данных намеренно или непреднамеренно, существуют и судебные способы защиты. Однако, чтобы взыскать через суд убытки от утечки персональных данных требуется много нервов и здоровья. Судебная практика в данной сфере только начинает формироваться и сейчас достаточно неоднородна. Особую значимость в решение вопросов по защите персональных данных принадлежит Роскомнадзору. Алгоритм разрешения споров можно рассмотреть на примере определения Судебной коллегии по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации № М-1862/2019 от 14 июля 2020 г. Гражданин подал заявление в управление Роскомнадзора Он указал, что в интернете без его разрешения компания с тропических островов распространяла его персональные данные. Ведомство потребовало защитить права гражданина как субъекта персональных данных и ограничить доступ к информации о нем. На что суд первой инстанции отказался принять исковое заявление, сославшись на то, что требования заявителя носят административный характер и не должны рассматриваться в порядке гражданского судопроизводства. С ним согласилась и апелляционная инстанция. Верховный суд своим определением отменил решения нижестоящих судов. Сославшись на п. 5 ч. 3 ст. 23 ФЗ «О персональных данных», ВС указал, что Роскомнадзор имеет право обратиться в суд с иском в защиту субъектов персональных данных. При этом по ч. 6.1 ст. 29 ГПК иски о защите прав субъекта персональных данных, в том числе об убытках или компенсации морального вреда, можно предъявлять в суд по месту жительства истца. То есть иск может быть подан как самим гражданином, субъектом персональных данных, так и Роскомнадзором в защиту субъекта персональных данных. По спорам данной категории не предусмотрено соблюдение обязательного досудебного претензионного порядка. Но часто зачастую граждане стараются вначале потребовать от компании прекратить обработку персональных данных и удалить данные. Если же этого не происходит тогда уже обращаются в суд. Требования, связанные с нарушением прав на обработку персональных данных, рассматриваются в порядке гражданского судопроизводства на основании норм ГПК. Случаи административного производства — это скорее исключение при наличии определенных обстоятельств. Несмотря на довольно специфический предмет требований и зачастую сложную конструкцию состава, в рамках исков о защите персональных данных экспертизы назначаются судом в исключительных случаях. Это означает, что суды самостоятельно оценивают, относится ли та или иная информация к персональным данным, подлежит ли она защите в указанном порядке, а это означает, что именно через призму судебного усмотрения формируется подход к защите персональных данных.

Итак, проработка законодательства, усиление контроля и практического использования способов защиты персональных данных требовалась и ранее. И в период распространения коронавирусной инфекции в целом значительно возросла роль информационной безопасности. А значит мы двигаемся в правильном направлении, и важно продолжать совершенствование мер защиты персональных данных в дальнейшем.

М.Н. Илюшина,

заведующий кафедрой гражданского и

предпринимательского права

ВГУЮ (РПА Минюста России),

доктор юридических наук, профессор

ТРАНСФОРМАЦИЯ ГРАЖДАНСКО-ПРАВОВЫХ ОБЯЗАТЕЛЬСТВЕННЫХ И ДОГОВОРНЫХ МЕХАНИЗМОВ: РОССИЙСКИЙ ОПЫТ

В рамках реформы Гражданского кодекса были осуществлены значительные изменения правового регулирования обязательственных и договорных отношений, складывающихся в современном гражданском обороте.[71] Развитию норм обязательственного права была призвана способствовать Концепция развития гражданского законодательства Российской Федерации[72], одобренная Советом при Президенте РФ по кодификации и совершенствованию гражданского законодательства 7 октября 2009 года. Один из авторов Концепции развития гражданского законодательства Российской Федерации, В.В. Витрянский[73] характеризуя изменения и дополнения в раздел III ГК РФ «Общая часть обязательственного права», критически оценил итоги реформы и назвал их нерадикальными. При этом он объяснял этот результат тем обстоятельством , что таковы были задачи, которые стояли при подготовке данного раздела — это устранение пробелов в правовом регулировании обязательств и договоров, учитывая достижения зарубежных законодательств, особенно результаты реформы германского обязательственного права 2002 года, а также международного частного права.

Вместе с тем, понимая, что может быть указанные новеллы не носили революционного характера, но, оценивая содержание и охват модернизации законодательного массива, можно согласиться, что осуществленные нововведения обязательственного и договорного права открыли новый этап развития. Бесспорно, современный этап развития экономических отношений характеризуется новыми задачами, которые необходимо решать при регулировании обязательственных и договорных отношений. На мой взгляд, первой из них была задача обеспечения стабильности экономического оборота. Для выполнения указанной задачи было необходимо введение и закрепление в законодательстве собственных общих принципов договорного и обязательственного права, обеспечивающих стабильность договорных отношений. Таковым принципами должны были стать и стали– принцип баланса интересов сторон и принцип сотрудничества, особо актуальные для предпринимательских отношений. Данные принципы давно нашли своё закрепление в Принципах европейского права договорного [74] и в Принципах международных коммерческих договоров УНИДРУА 2004 г.[75] , теоретической литературе и в правоприменительной практике. Соответственно, новые положения существенным образом изменили направление и объем правового регулирования отношений, возникающих в связи с заключением, исполнением и расторжением гражданско-правовых договоров. Новеллы договорного и обязательственного права c одной стороны, сделали механизм правового регулирования, закрепленный в ГК РФ, более гибким и открытым к использованию множества ранее принятых в обороте конструкций, а с другой стороны, более эффективно защищающим добросовестность как принцип договорных отношений и слабую сторону договора. Сейчас все указанные области отношений подвергаются прямому законодательному регулированию.

Прежде всего, следует отметить, что в связи с тем, что в предмет регулирования гражданского законодательства введены корпоративные отношения, возникла необходимость осмыслить пределы применения договорных и обязательственных механизмов ко всей группе корпоративных отношений.

При этом, как и прежде, законодатель исходит из презумпции, что ко всем договорам применяются правила об обязательствах, поскольку договорные отношения по своей природе — обязательственные отношения относительного характера. Кроме этого, на обязательственные и договорные правоотношения (как на любые гражданские правоотношения) распространяются общие нормы ГК об осуществлении гражданских прав, исковой давности, правоспособности и др. Законодатель в п. 2 ст.420 ГК сохраняет субсидиарность применения правил об обязательствах к договорным отношениям, специально оговаривая, что нормы об обязательствах применяются к договорным отношениям, если нет специальных правил в гл. 27, регулирующей общие положения о договоре, и правилами об отдельных видах договоров, содержащимися в ГК. Этот же принцип положен и в основу применения общих положений обязательственного права к корпоративным отношениям. Новые правила, закрепленные в п.3 ст. 307.1 ГК РФ, однозначно устанавливают приоритет не только специальных норм, специальных законов и даже специальных норм ГК РФ, но и сущности корпоративных отношений. Таким образом, в ГК складывается определенная иерархия норм, применяемых к договорным и корпоративным отношениям — сначала применяются специальные нормы об отдельных видах договоров, затем, при их отсутствии, правила гл. 27 ГК об общих положениях о договоре, затем правила о сделках, и только затем нормы обязательственного права. В ряде случаев возможность применения общих положений об обязательствах обусловливается природой договора, природой корпоративного правоотношения , характером возникающих обязательств.

 Как известно, длительное время значительная часть договорных отношений, складывающихся в современном гражданском обороте России, не типизировалась в законодательном порядке и, соответственно, регулировалась общими положениями об обязательствах и договорах. Являясь инструментальной частью механизма правового регулирования, институт договора дает возможность субъектам самим организовать собственную деятельность путем установления взаимных прав и обязанностей. Названные способности гражданско-правового договора имеют особое значение в договорных отношениях, представляющих собой нетипичные договорные конструкции. Так, в Концепции развития гражданского законодательства отмечалось, что для обеспечения справедливого экономического баланса интересов необходимо установить диспозитивное правило, согласно которому одна сторона двустороннего обязательства не вправе требовать исполнения, не предоставив причитающегося с нее по обязательству другой стороне; регулирование исполнения обязательства третьим лицом также должно устанавливать справедливый баланс интересов кредитора и должника[76]. Кроме того, ст. 446.1 ГК РФ закрепляет данное начало для оспаривания заключенных договоров.

 Баланс интересов в принятых федеральных законах проявляется, как отмечается в научной литературе, и как правовой принцип и как цель правового регулирования[77]. В его содержании можно выделить следующие подцели регулирования, последовательная реализация которых позволяет, на наш взгляд, достичь баланса интересов сторон во всех относительных правоотношениях: это достижение соразмерности прав и обязанностей сторон, а также последовательная защита слабой стороны правоотношения[78].

Реформа ГК принципиально изменила ситуацию с правовым регулированием обязательственных и договорных отношений. Во-первых, были созданы новые концептуальные основы регулирования договорных отношений. Это выразилось в создании новых концептуальных начал регулирования договорных отношений -законодателем в легальное поле правопримеения введены исходные начала поиска баланса интересов сторон, обеспечение стабильности гражданского оборота путем защиты добросовестной стороны и отказ в этом стороне, действовавшей недобросовестно, в формирования полноценного правового режима договоров с участием предпринимателей, создании механизма защиты слабой стороны : потребителей , присоединившейся стороны и т.д. , типизации договорных отношений, ранее существовавших только как фактические отношения, максимальном учете сложившейся и непротиворечивой судебной практики по договорным спорам, создании новых, более адекватных рыночным условиям хозяйствования договорных и обязательственных механизмов.

Это, в свою очередь, позволило впервые в ГК РФ создать основы договорного регулирования в корпоративных отношений, преддоговорных отношений, начать создание структуированной системы специальных правил договорного регулирования предпринимательских договорных отношений и многосторонних договоров Сделана попытка создать некую общую часть договорного права, которая позволила бы отделить правовое регулирование договоров от обязательств и от сделок, как более общих юридических образований. Это позволило ввести новые положения о недействительности договора и поистине революционное правило о возможности предоставления сторонам оспоримой сделки , признанной в суде недействительной , заключить соглашение о последствиях недействительности такой сделки (п.4 ст.431.1 ГК ).

Во — вторых, впервые произошло обширное заимствование ряда институтов договорного и обязательственного права из континентального и общего права. Введен институт рамочного договора (Статья 429.1 ГК), институт опционных договора, включающий две статьи -. об опционе на заключение договора (ст.429.2 ГК) , вторая — об опционном договоре (ст.429.3 ГК), институт договора с исполнением по требованию (абонентский договор) (ст. 429.4 ГК), институт возмещения договорных потерь, возникших в случае наступления определенных в договоре обстоятельств (ст.406.1ГК), который можно признать аналогом английского indemnity, институт заверений об обстоятельствах (ст. 431.2 ГК), являющийся подобием института заверений (representations) и гарантий (warranties),нашедших свое многочисленное использование в договорах, заключаемых по английскому праву. которые должны внедрить новые, гибкие подходы, учитывающие многие аспекты рыночной экономики в бизнес-практику. Особо следует остановиться на договоре с исполнением по требованию (абонентский договор) (ст. 429.4 ГК). Как отмечается в одном из писем Роспотребнадзора, особое значение легальное закрепление конструкции абонентского договора имеет для договорной практики с участием потребителей. Комментируемая статья имеет непосредственное отношение к правовому регулированию отношений с участием потребителей, как определяющая содержание и правовой смысл договора с исполнением по требованию (абонентского договора), получившего широкое распространение в сфере предоставления различных видов услуг[79]. На основе абонементного обслуживания строятся договоры об оказании медицинских услуг, абонементы в бассейн, услуги фитнеса и т. д. Предусмотренная в п. 1 ст. 429.4 ГК конструкция — это полноценная договорная конструкция абонентского договора, который предполагает внесение платы не за услугу, товар или работы как таковые, а за право их затребовать в необходимом объеме по усмотрению управомоченной стороны, являющемуся по сути секундарным правом. То есть одна из сторон (абонент) получает право в течение срока действия договора требовать от другой стороны исполнения в тот момент, в который ей это будет нужно, и в том объеме, который ей будет нужен. В таких договорах одна сторона обязуется оказывать услуги, выполнять работы или передавать товары в том объеме, который понадобится другой стороне в течение срока действия договора. Стороны могут договориться о предельном объеме такого востребования, могут и не договариваться об этом, а за это другая сторона вносит установленную плату.

Все указанные нововведения в целом следует оценить как сугубо положительное явление в нашем законодательстве.

 В –третьих , новеллы Гражданского кодекса максимально восприняли и закрепили всю положительную судебную практику, которая во многом закрывала пробельность регулирования договорных отношений. К такого рода примерам следует отнести новеллы института предварительного договора, договора присоединения и задатка. Особо следует указать на новые положения о создании новых возможностей применения задатка по основному договору в рамках предварительного договора[80].

 В-четвертых, в целях усиления защиты сторон договорных отношений, которые ранее не учитывались как требующие такой защиты, осуществлено расширение мер такой защиты. Например, публичным договором признается договор, заключенный лицом, осуществляющим не просто предпринимательскую, но и или иную приносящую доход деятельность (п.1 ст. 426 ГК ).

 Впервые ГК закрепил целый ряд новых правил, которые позволяют говорить о создании полноценного механизма правового режима договоров с участием предпринимателей. Новое, более совершенное законодательство об обязательствах и договорах, опосредующее динамику гражданского оборота , было призвано было выступать регулятором в любых ситуациях.

 Новая экономическая ситуация, связанная с последствиями коронавирусной инфекцией позволяет оценить новые механизмы на предмет их пригодности в конкретных жизненных обстоятельствах.

 На практике возник вопрос о применении значительно модернизированного инструмента снижения неустойки, предусмотренного ст.333 ГК РФ, где ответчик выставлял в качестве аргумента для снижения размера договорной неустойки , начисленной в связи с нарушением срока поставки продукции по договору поставки для государственных нужд обстоятельств непреодолимой силы , связанных с действием коронавирусной инфекции. Аргументы ответчика были связаны с тем, что в период исчисления неустойки попадали дни, объявленные Указом Президента РФ как «нерабочие». По мнению ответчика эти дни надо исключить из периода исчисления , поскольку данный период им не контролировался, создавались сложные обстоятельства для контрагентов.

 Статьей 330 ГК Российской Федерации неустойкой признается определенная законом или договором денежная сумма, которую должник обязан уплатить кредитору в случае неисполнения или ненадлежащего исполнения обязательства, в частности в случае просрочки исполнения. Неустойка, являясь способом обеспечения обязательств, одновременно является и мерой ответственности должника, который не исполняет свои обязательства надлежащим образом. Соответственно, неустойка выполняет две функции — как способ обеспечения обязательства, и как форма имущественной ответственности. За прошедшее время в силу востребованности данного института, было принято несколько Постановлений Пленумов, посвященных полностью или в части практике применения неустойки. В качестве таковых следует указать Постановление Пленума ВАС РФ от 22.12.2011 N 81"О некоторых вопросах применения статьи 333 Гражданского кодекса Российской Федерации", Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 24.03.2016 N 7 (ред. от 07.02.2017)"О применении судами некоторых положений Гражданского кодекса Российской Федерации об ответственности за нарушение обязательств"[81]

 Согласно части первой статьи 333 ГК Российской Федерации, если подлежащая уплате неустойка явно несоразмерна последствиям нарушения обязательства, суд вправе уменьшить неустойку. Причем указанный обязательственный механизм- снижение неустойки подвергся значительному изменению. В силу п. 2 ст. 333 ГК РФ уменьшение неустойки, определенной договором и подлежащей уплате лицом, осуществляющим предпринимательскую деятельность, допускается в исключительных случаях, если будет доказано, что взыскание неустойки в предусмотренном договором размере может привести к получению кредитором необоснованной выгоды. Но, как неоднократно подчеркивалось в юридической литературе, определение размера подлежащей взысканию неустойки сопряжено с оценкой обстоятельств дела и представленных участниками спора доказательств. Оно должно основываться на принципах разумности, соразмерности, баланса прав и интересов кредитора и должника[82].

По общему правилу, так как спор возник о взыскании неустойки из договора поставки (спор из предпринимательских отношений ) , неустойка может быть снижена судом на основании статьи 333 Гражданского кодекса только при наличии соответствующего заявления со стороны ответчика. Заявление ответчика о явной несоразмерности неустойки последствиям нарушения обязательства может быть сделано исключительно при рассмотрении дела по правилам суда первой инстанции. При этом, как отмечается в большинстве судебных актов, ответчик должен представить доказательства явной несоразмерности неустойки последствиям нарушения обязательства, в частности, что возможный размер убытков кредитора, которые могли возникнуть вследствие нарушения обязательства, значительно ниже начисленной неустойки[83]. Однако в данном случае речь шла не только о несоразмерности начисленной неустойки последствиям нарушения обязательства , но и о необходимости учета обстоятельств непреодолимой силы, вызванных наступлением периодов «нерабочих дней». Наше внимание может привлечь немногочисленная судебная практика, которая ,все-таки, наметила основные направления применения измененного механизма неустойки для предпринимательских споров в условиях действия последствий коронавирусной инфекции. Суды исходят из того, что тяжелое финансовое положение должника в связи с неблагоприятной эпидемиологической обстановкой само по себе не является обстоятельством, свидетельствующим о явной несоразмерности пеней последствиям нарушенного обязательства. Также, по нашему мнению, не являются таковыми и ссылки на «нерабочие дни», которые создали проблемы в деятельности контрагентов должника, не позволившие ему надлежащим образом в срок исполнить свои обязательства по поставке, и тем самым нарушить сроки поставки.

Постановлением Правительства РФ от 03.04.2020 N 428 "О введении моратория на возбуждение дел о банкротстве по заявлению кредиторов в отношении отдельных должников" (далее — Постановление N 428 (утратил силу в связи с истечением срока действия))[84] введен мораторий на возбуждение дел о банкротстве по заявлению кредиторов в отношении юридических лиц и индивидуальных предпринимателей, код основного вида деятельности которых в соответствии с Общероссийским классификатором видов экономической деятельности указан в списке отдельных сфер деятельности, наиболее пострадавших в условиях ухудшения ситуации в связи с распространением новой коронавирусной инфекции, для оказания первоочередной адресной поддержки, утверждаемом Правительственной комиссией по повышению устойчивости развития российской экономики.

Согласно Обзору по отдельным вопросам судебной практики, связанным с применением законодательства и мер по противодействию распространению на территории Российской Федерации новой коронавирусной инфекции (COVID-19) N 2, утвержденному Президиумом Верховного Суда Российской Федерации 30.04.2020 (вопрос 10), одним из последствий введения моратория является прекращение начисления неустоек (штрафов и пеней) и иных финансовых санкций за неисполнение или ненадлежащее исполнение должником денежных обязательств и обязательных платежей по требованиям, возникшим до введения моратория (подпункт 2 пункта 3 статьи 9.1, абзац десятый пункта 1 статьи 63 Закона о банкротстве)[85]. По смыслу пункта 4 статьи 395 ГК РФ этот же правовой режим распространяется и на проценты, являющиеся мерой гражданско-правовой ответственности.

Постановлением Правительства РФ от 03.04.2020 N 434 утвержден Перечень отраслей российской экономики, в наибольшей степени пострадавших в условиях ухудшения ситуации в результате распространения новой коронавирусной инфекции[86]. Поэтому судами выработана позиция , что если ответчик включен в перечень лиц, на которых распространяется действие моратория (перечень стратегических организаций), требование о взыскании неустойки может быть удовлетворено только за период до дня введения моратория, то есть до 05.04.2020 включительно. Как указывается в одном из судебных актов, исходя из буквального содержания норм подпункта 2 пункта 3 статьи 9.1 и абзаца десятого пункта 1 статьи 63 Закона N 127-ФЗ, включение должника в один из перечней лиц, определенных Постановлением N 428, является достаточным основанием не начисления на период действия моратория начисления неустоек (штрафов и пеней) и иных финансовых санкций за неисполнение или ненадлежащее исполнение им денежных обязательств, возникших до введения моратория[87].

 Таким образом сами по себе «нерабочие дни», введенные в период действия коронавирусной инфекции не создают самостоятельного основания для снижения неустойки и не свидетельствуют о тяжелом финансовом положении ответчика в связи с распространением коронавируса. Но судебные интстанции, справедливо считают что если должнику предоставлена мера поддержки в виде моратория на банкротство, то взыскивать неустойку (с учетом признанной соразмерной ставкой) только за период до дня введения моратория.

 Таким образом, можно констатировать, что в итоге реформы Гражданского кодекса мы получили новую группу правовых механизмов и инструментов которые и по содержанию и по форме закрепляют новый мировоззренческий уровень развития российского правопорядка и является новым этапом развития обязательственных и договорных отношений в России.

А.А. Казаникова

студентка 3-го курса

ВГУЮ (РПА Минюста России)

ЦИВИЛИСТИЧЕСКИЙ АСПЕКТ ПРАВОВОЙ ЗАЩИТЫ ГЕНОМА ЧЕЛОВЕКА

На сегодняшний день тема генома человека крайне актуальна. Генетика и генная инженерия — одни из наиболее передовых направлений в развитии России сегодня. Данный факт иллюстрируется повышенным вниманием к указанным сферам со стороны властей и ученых. Например, Президент В.В. Путин распорядился создать в нашей стране Национальную базу генетической информации[88]. Таким образом, развитие генетической науки порождает необходимость реформирования действующего законодательство (в частности гражданского и семейного).

Высокий темп развития науки привел к появлению феномена генетического тестирования. Распознавание лица по его геному открывает огромные возможности в сфере медицины и криминалистики, однако, подобная практика грозит рядом серьезных противоречий. Спорные вопросы касаются некоторых аспектов правоспособности и правосубъектности, личных неимущественных прав и их защиты, а также защиты персональных данных, установление происхождения детей, права эмбриона и так далее.

Статус информации о генетической структуре человека российским законодательством не определен. Зарубежный опыт (Европа и Америка) в этом вопросе сформулирован следующим образом. Конвенция 1997 года «О правах человека и биомедицине», Директива Европейского Союза гласит, что генетическая информация должна относиться к персональным данным лица[89].

Федеральный закон «О персональных данных» не содержит информации о генетической информации, в законе содержатся положения, касающиеся биологической информации и биометрических данных[90]. Однако здесь встаёт вопрос о толковании. С одной стороны, генетическую информацию можно отнести к такого рода данным, но с другой, на мой взгляд, необходимо разграничение генетической информации с биологической, поскольку генетическая информация включает в себя характеристику не только самого человека, а также его родственников (ближайших, и даже дальних). Эта особенность порождает споры и не позволяет с полной уверенностью признать генетическую информацию персональными данными. Раскрывая генетическую информацию одного лица, мы раскрываем информацию о его родителях, детях. Этот факт подтверждает такие виды исследования как ДНК-скрининг и криминологические анализы ДНК. Наиболее совершенной с точки зрения правовой природы считается позиция Европейского суда по правам человека. Суд считает, что необходимо прежде всего учитывать, что генетическая информация содержит не только элементы персональных данных, но также элемент тайны частной жизни, личную, семейную тайну. То есть является нематериальным благом и должна подвергаться защите, дабы не допустить причинение вреда распространением и использованием в неправомерных целях.

Здесь возникает крайне актуальный вопрос слияния генетической информации и ее цифровизации, так как данная информация содержится в электронных базах данных, которые могут быть взломаны. Особенно если информация касается публичного лица. Таким образом, генетическая информация должна подлежать государственной защите. Этот факт создает перспективы для развития законодательства в сфере информационной безопасности.

Также необходимо отметить о необходимости баланса частного и государственного вмешательства. Приведем пример: известное дело С. Марпер против Великобритании (дело рассматривалось в ЕСПЧ)[91]. Суть спора заключалась в следующем: профили ДНК находились в базе данных государства и были взяты по подозрению в совершении преступления, но потом подозрения не подтвердились. Марпер потребовал уничтожения этих данных, но государство отказало. ЕСПЧ встал на сторону Марпера, так как подозрения не оправдались и хранить генетические данные в базе данных уже не является целесообразным и законным.

В Российской Федерации на сегодняшний день отсутствует запретительная позиция по этому вопросу. Профили ДНК хранятся только в отношении лиц, совершивших тяжкие и особо тяжкие преступления или преступления против половой неприкосновенности.

Развитие науки генетики и биомедицины также ставят вопросы в отношении определения правового режима биоматериалов, правового статуса эмбриона, прав биобанков и иных вопросов по поводу переданных лицом биоматериалов для исследования, анализа и хранения. В нашей стране действует Федеральный Закон от 2016 года «О биомедицинских клеточных продуктах», который рассматривает биоматериал в широком смысле (любые продукты жизнедеятельности человека, клетки, ткани и так далее)[92]. В связи со стремительно развивающейся наукой и появлением новых видов процедур в этой сфере, перед цивилистами возникает ряд вопросов: возможен ли оборот биоматериалов, а также сохраняет ли человек после отделения от его тела тех или иных биоматериалов на анализ или генетическое тестирование право собственности на данную ткань, или право собственности переходит к клинике?

В нашей стране развитие биобанков пока не существенно, однако оно происходит стремительно. За рубежом прецеденты уже есть. Например, в США тематика биобанков крайне развита. Там было достаточно много судебных споров, затрагивающих вопрос о том, кто должен быть собственником биоматериалов, подвергающихся тестированию, исследованию и хранению: клиника или университет, проводящие исследования; биобанк, осуществляющих хранение биоматериалов, или же сам субъект, от которого данные материалы были получены. Существует известнейший пример — дело Мура. Джон Мур, ткани которого послужили для создания клеточной линии, необходимой для лечения и исследования онкологий, потребовал, чтобы его признали собственником и закрепили за ним право на доход, который извлек университет, запатентовав данную клеточную линию. Однако в дальнейшем суд отказал в праве собственности на клеточную линию у Джона Мура, так как посчитал, что оно должно быть у соответствующего университета, ее разработавшего. Тем не менее, по этому вопросу судебная практика полностью не сложилась ни в Европе, ни в США. Ярким доказательством может послужить то, что в другом споре, когда у супружеской пары хранился эмбрион в биобанке и при переезде они заявили требования перевести этот эмбрион в клинику штата, в который они переезжают, им отказали. Суд посчитал, что у них есть имущественный интерес в отношении данного эмбриона, но не признал возникновение права собственности ни у банка, ни у клиники. Таким образом мы видим, что позиция судов гибкая. Это связано со следующими факторами: во-первых, недостаточный уровень развития законодательства в данной сфере. Технологии и медицина развиваются гораздо стремительнее, чем правовое регулирование. Во-вторых, этический аспект, нравственная и философская составляющая, которые не позволяют выработать однозначную судебную практику повсеместно.

Что касается эмбрионов, то Европейский суд по правам человека и иные европейские суды берут «моральную паузу», так как нет единого решения относительно правового статуса эмбриона человека (является ли он субъектом, есть ли у него правоспособность, является ли он объектом со специфическим статусом или это нечто среднее, особенное, которое требует особого правового регулирования и отношения: совокупность клеток, которая может развиться в личность, но на данный момент личностью не является). Данный вопрос ещё и с этической точки зрения составляет сложность. Обратимся к делу Эванс в ЕСПЧ[93]. Она судилась с Великобританией по поводу того, что при разрыве семейных отношений, ее бывший супруг отозвал своё согласие на трансплантацию эмбриона и потребовал его уничтожения. Суд Великобритании признал, что право не быть родителем в данном случае должно быть приоритетным по отношению к праву быть родителем. Были также решения по ряду других дел, которые подразумевали, что эмбрион требует к себе особого уважительного отношения в силу того, что он может развиться в человека.

В нашем законодательстве также есть определенные положения по этому вопросу. Например в статье 1349 статья Гражданского кодекса и в Федеральном законе «О биомедицинских клеточных продуктах» закрепляется, что не допускается создание эмбрионов в производственных целях, в промышленности масштабе (это противоречит принципам морали и нравственности)[94]. Таким образом, очевидно, что необходимо правовое регулирование использования биоматериалов, которые необходимо различать по форме. Мы видим, что существует запрет купли-продажи биоматериалов, однако запрет на безвозмездные сделки с биоматериалами не устанавливается. В этой связи можно говорить о том, что у лица, передававшего биоматериал на хранение, сохраняется вещное право собственности. В этой сфере также необходима конкретизация законодательства.

Не так давно общественности стало известно о разработке и внедрении технологии CRISPR, позволяющей изменять генетическую последовательность человека. Данный научный прорыв не только вызвал опасения общества в силу морально-нравственных соображений, но и поставил в тупик представителей цивилистической науки. Поскольку модификация генома способна не только избавить человека от разнообразных болезней, но может грозить причинением вреда, необходимо задуматься о перспективах предъявления судебных требований к врачу-генетику со стороны лиц, претерпевших такое медицинское вмешательство. Правовые аспекты модификации генома является ещё одним актуальным вопросом, требующим решения законодателя. На мой взгляд, при модификации генома возникает вопрос наследственного изменения человека и мутаций человека, то есть эти признаки не связаны с данным лицом и не находятся только в его генетической структуре, а пойдут дальше по роду, порождая риск воздействия на природу человека. И в этом случае должен ответить законодатель: может ли в дальнейшем человек, на которого осуществлялось воздействие ещё на стадии эмбриона, предъявить требования к врачу или клинике, производившим данные манипуляции о возмещении, например, морального вреда (так как мнение лица по этому вопросу узнать было невозможно) или же вреда здоровью, как последствия модификации генов. Также возникает проблема в отношении охраны личных неимущественный прав (право на здоровье, право на выбор, право на свободу волеизъявления). Этот вопрос требует комплексного подхода как со стороны права, так и со стороны медицины, генной инженерии и многих других смежных отраслей.

Распространение технологий ЭКО, донорство биологических материалов уже сегодня велико в России. Соответственно, регламентация этого вопроса в семейном законодательстве необходима. Как минимум в рамках определения отцовства или материнства. Действующее законодательство (51 статья СК РФ и Постановление Пленума № 16 «О применении законодательства при рассмотрении дел, связанных с установлением происхождения детей»), говорит о том, что родители рождённого дают своё согласие на использование донорских материалов, соответственно донор не имеет возможности требовать установления прав в отношении этого ребёнка[95].

Российское законодательство в этом плане несовершенно, так как оно не исключает возникновение правоотношений между рожденным ребенком и донором. В Постановлении Пленума, упомянутом выше, говорится, что родители не могут обращаться к донору ни с какими требованиями, однако про самого ребёнка нет никаких ограничений, соответственно такая ситуация возможна. Еще одним важным аспектом является то, что генетическое исследование биоматериалов не всегда производят. И вместе с донорским материалом могут быть переданы заболевания. Тут встаёт вопрос о том, сможет ли в дальнейшем ребёнок требовать возмещения ущерба, а также раскрытие информации о доноре в целях лечебных и диагностических. Именно на основе всех перечисленных перспектив сегодня ставится под сомнение положение об анонимности донорства мужских и женских клеток.

Таким образом, анализируя все вышесказанное, можно отметить, что необходим целый комплекс законодательных актов, регулирующих статус эмбриона, установление отцовства и материнства при применении генетических технологий, возникновения наследственных прав эмбриона, находящегося в криозаморозке, могут ли рождённые вследствие технологии ЭКО после смерти родителей считаться наследниками, как защищаются личные неимущественные права вследствие распространения генетической информации, как защищаться от генетической дискриминации. Как показывает практика России и мира в целом данные вопросы остро нуждаются в правовом регулировании.

Р.Г Каймарасов,

студент Северо-Кавказского института (филиала)

ВГУЮ (РПА Минюста России)

К ВОПРОСУ О ЗАЩИТЕ ПРАВ ЧЕЛОВЕКА В СВЕТЕ РАЗВИТИЯ НОВЫХ БИОТЕХНОЛОГИЙ

Предложенная на рассмотрение статья освещает современное развитие медицины, появление новых технологий биологического характера, способных изменить не только всю антропологию, но возможное развитие цивилизации в будущем.

Медицинская наука развивалась в течение тысячелетий. Крупицами накапливался богатейший опыт диагностики и лечения болезней, веками разрабатывались превентивные меры. Совет к совету, рецепт к рецепту, через ошибки и неудачи — все более совершенствовалась и развивалась медицина и ее технологии.[96]

Биотехнологию в научном плане понимают как определенный раздел биологии. Новейшая биотехнология — это наука о генно-инженерных и клеточных методах и технологиях создания и использовании генетически трансформированных биотехнологических объектов для интенсификации производства или получения новых видов продуктов различного назначения.[97]

«Биотехнология дает ответы на все основные вызовы ХХ! века, — заявил в своем докладе директор центра РАН «Биоинженерия», академик РАН и РАСХН Константин Скрябин. — Это изменение парадигмы современной медицины с лечения болезней на сохранение здоровья, обеспечение долгожительства, создание принципиально новых лекарств.[98]

Действительно в последние годы произошел прорыв в области науки и технологий, что позволило нам перейти на качественно иной уровень взаимоотношений. То, что раньше казалось мечтой, на сегодняшний день стало явью. Это и развитие генетики, множественный формы диагностики, типа ПЦР, дающие возможность проникнуть в ДНК человека и животного, вопросы клонирования и многие другие.

На данном этапе развития все мировое сообщество признает тот факт, что использование традиционных норм и механизмов правового регулирования становится недостаточно.

Как отмечают Э. Сгречча и В. Тамбоне, открытия последних лет, «возвестившие о том, что в области генной инженерии появляется страшная по своим последствиям возможность создания биологического оружия и изменения самого статуса различных форм жизни, видов животных и людей, привели к тому, что они получили огромный резонанс и породили идеи и страхи «катастрофического» характера».[99]

Любое новое научное открытие следует понимать, как еще одна возможность спасения людей, но также нельзя забывать, к каждому его применению необходимо и правовое регулирование, так как вопросы морали, этики, нравственности могут во многих ситуациях отойти на второй план, правда в последние годы появилось понятие биоэтика, своеобразная сфера междисциплинарных исследований, разрешающая вопросы нравственного аспекта деятельности человека и сохранения мира в условиях научно-технического прогресса.

Биомедицина часто оказывается коммерчески заинтересованной и пока не будет четких юридических дефиниций и норм по практически каждой форме деятельности, будут возникать множественные проблемы и дискуссии по защите правового статуса человека и гражданина.

Уже сейчас известны случаи потребительского отношения к эмбрионам человека. В Техасе , к примеру, «Abraham Center of Life» (Абрахамский Центр Жизни) уже предлагал эмбрионы для продажи за сумму около 5000 долларов США. Предварительно, перед покупкой эмбриона возможен просмотр подробных информационных листков с генетическими характеристиками доноров яйцеклеток и спермы. В России в апреле 2005 года таможенниками был задержан курьер с замороженными эмбрионами. Как оказалось, "товар" поставлялся из украинских клиник для российских косметологических центров, предлагавших "инъекции молодости" из эмбрионов по 10 000 долл. США за курс.[100]

Мы осознаем, что внедрение новых исследований и технологий в современной медицине невозможна без научных экспериментов и исследований и апробаций.

И любая деятельность в данной сфере должны быть четко определены и сформулированы, например цели и задачи эксперимента или исследования, его план, методы, потенциальные польза и вред, вероятные осложнения. Кроме того, испытатели должны застраховать свою ответственность на случай причинения неумышленного вреда здоровью испытуемых.

Мир медицины давно уже не стоит на месте, каждый год удивляет новыми изобретениями, многие реалии возможного будущего, с которыми нам предстоит столкнуться хорошо отражены в фантазийном фильме «Черное зеркало», многие серии уже даже воплотились в реальность.

Еще в 1968 году Международной конференцией по правам человека в Тегеране было принято положение, в котором отмечалось: "...хотя последние научные открытия и технические достижения открывают широкие перспективы для социально-экономического и культурного прогресса, они могут тем не менее поставить под угрозу осуществление прав и свобод человека и потребуют, в связи с этим постоянного внимания".

Учитывая колоссально быстрый темп развития современной медицины необходим такой же срочный пересмотр базовых ценностей и в законодательстве, где приоритетным пунктом должна быть защита основных прав человека. В нашем государстве необходима серьезная тенденция — трансформация содержания прав человека (юристам еще предстоит ее оценить).

 Если рассмотреть российский уровень отраслевого регулирования биомедицинских исследований, можно отметить, что он не отличается системностью и четкостью предмета. Российские ученые констатируют: "В итоге в России сложилась ситуация, когда ряд законодательных актов лишь частично регулирует деятельность медицинских и исследовательских учреждений по работе с человеческими тканями и клетками, а также применение клеточных технологий, без стандартов получения клеточных линий, что резко ограничивало внедрение этих технологий в клиническую практику".

При подробном анализе российских правовых проектов в области биомедицины, можно прийти к выводу, что здесь преимущественно применяется технологический подход к проблеме, когда происходит лишь описание той или иной медицинской процедуры, вмешательства в организм человека.

Да, конечно, в стране есть законы и проекты, защищающие конституционные права человека. Это в первую очередь Федеральный закон от 21 ноября 2011 г. N 323-ФЗ "Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации". Этот закон регулирует вопросы правового положения гражданина, медицинского работника. Но здесь не рассматриваются новые направления биомедицины и биотехнологий, таких, например, как использование пуповинной крови, стволовых эмбриональных клеток, генотерапию и др.

В 2013 -2014 годах были вынесены на обсуждение некоторые проекты типа, "Об обращении биомедицинских клеточных продуктов", проект нового закона о донорстве органов, частей органов человека и их трансплантации (пересадке), но по результатам обсуждений нет четких рекомендаций и не даются способы правового регулирования.

Вышеописанная проблема является настолько важной и актуальной, что, создание современной правовой базы, которая охватывает все стороны и процедуры биомедицины и биотехнологий является способом избавления от растущего конфликта между обществом и создателями новых технологий.

Приведенные выше примеры показывают, насколько серьезны биомедицинские вызовы современности. Они еще потребуют от российских юристов своего осмысления.

М.Ю. Калинкина,

Адвокат КА «Московская городская коллегия адвокатов»

МГКА Адвокатская контора №4

ВЛИЯНИЕ ЦИФРОВИЗАЦИИ НА ОСУЩЕСТВЛЕНИЕ ГРАЖДАНСКОГО СУДОПРОИЗВОДСТВА

Информатизация судебных систем, безусловно, ведет к повышению уровня доступности правосудия — чего, к сожалению, пока нельзя сказать о его качестве. Если под качеством понимать сокращение сроков рассмотрения дел, а также иные показатели, тесно связанные с «технической» частью судебного процесса, внедрение современных IT-технологий его существенно повысит.

Вместе с тем качество правосудия определяется не только техническими возможностями, но и — в большей мере — человеческим фактором. На мой взгляд, цифровизация формализует судебные процедуры еще сильнее, правосудие станет «шаблонным».

Участие в судебном заседании свидетелей и других участников процесса с использованием систем видео-конференц-связи также вызывает немало вопросов — давать ложные показания по ВКС гораздо проще, как и заставить свидетеля вне зала судебных заседаний сделать то же самое. Полагаю, из-за этого развитые страны не спешат переходить на электронное правосудие, хотя имеют для этого технические возможности.

Относительно критерия доступности — полагаю, что он будет соблюден лишь тогда, когда размер издержек на ведение дела с помощью электронного правосудия значительно уменьшится, — например, упростится процедура получения электронной цифровой подписи. Тезис о снижении издержек на профессионального представителя, на мой взгляд, также спорный, поскольку участие представителя обусловлено не только необходимостью полно и четко документировать факты, относящиеся к делу, но и желанием подготовить «выигрышную» позицию. Появление новых информационных технологий не влияет на функцию представителя и, соответственно, на спрос на его услуги.

По прогнозам, развитие цифрового правосудия в стране может начаться с увеличения количества электронных средств для участников правоотношений (мобильные приложения, интернет-сервисы для подачи документов). В первую очередь важно ускорить процесс рассмотрения дел, например, через их дистанционное разрешение, когда сторонам не обязательно встречаться лично либо ехать в город нахождения суда.

В последнее время во многих странах мира существенно возросла нагрузка на судебные органы. Из-за этого граждане, имея формальную возможность обращения в суд, не могут получить доступ к правосудию, обращают внимание авторы доклада. 

Впрочем, даже при нормальной загруженности судов процесс восстановления нарушенных прав для многих потенциальных заявителей является достаточно дорогим, сложным и забюрократизированным. По оценке World Justice Project, около 1,5 млрд человек не в состоянии добиться такого восстановления в судебном порядке.

Первая технология, которая успешно используется российскими судами не первый год, — это электронный документооборот. Как отмечают авторы доклада, безусловным лидером в его развитии является система арбитражного правосудия. Подать иск и разместить документы в электронном виде в арбитражном процессе можно вне зависимости от типа судопроизводства и инстанции. Такую возможность предоставляет сервис «Мой Арбитр». Более того, с этого года через этот сервис стороны могут дистанционно ознакомиться с материалами дела. Не только с документами, которые изначально были поданы в электронном виде, но и с печатными материалами, отсканированными канцелярией суда, а также с аудиозаписями судебных заседаний, говорится в документе.

Следующим важным результатом информатизации правосудия явилась возможность принимать участие в судебном заседании дистанционно с помощью видео-конференц-связи (ВКС). Подобная система есть не только в России, но и в других странах мира.

Еще одна технология, которая активно используется как российскими, так и зарубежными судами, — это система аудиопротоколирования судебных заседаний. Она, как отмечается в докладе, упрощает работу секретарей судебных заседаний, а также позволяет судьям и сторонам в случае необходимости максимально детально восстановить ход судебных слушаний. 

Аудиопротоколирование — очень важный инструмент гласности судебного разбирательства, констатирует Литвинов. Тем не менее, по его словам, многие судьи до сих пор позволяют себе начинать судебное заседание «не под запись». Он признается, что сталкивался с ситуациями, когда важные части протокола с допросом свидетеля не сохранялись: «Нужно автоматизировать процедуру протоколирования, сделать ее независимой».

На сегодняшний день, в условиях активного научно-технического прогресса все больше внимания уделяется развитию информационных и коммуникационных технологий как на мировом, так и на государственном уровнях. Подтверждением этих слов выступает, подписанный Президентом Российской Федерации В. В. Путиным Указ № 204 «О национальных целях и стратегических задачах развития Российской Федерации на период до 2024 года». Основными положениями данного указа выступают ускорение технологического развития РФ, путем внедрения цифровых технологий в различные сферы общества, а так же создание устойчивой и безопасной информационно-телекоммуникационной инфраструктуры высокоскоростной передачи, обработки и хранения больших объемов данных, доступной для всех организаций. Как видно на данном примере внедрение информационных и коммуникационных технологий направлено на различные сферы общества, такие как экономическая, социальная, а также правовая. В последней активное применение данных технологий осуществляется в процессе судопроизводства, путем создания электронного правосудия. Под электронным правосудием следует понимать способ осуществления правосудия, который основывается на использовании информационных технологий, позволяющих применять в судопроизводстве безбумажный обмен информацией в электронно-цифровом виде между всеми участниками судебного процесса. Необходимо отметить, что в настоящий момент уже в большом количестве судов, как в России, так и за рубежом активно используются такие элементы электронного правосудия, как СМС-информирование участников процесса, видео-конференц-связь, электронная подача документов, мобильный комплекс защиты свидетелей. Предусматривается целый спектр возможностей для пользователей электронного правосудия, а именно: — подача обращения гражданином, а также отправка необходимых документов в суд в электронной форме; — отслеживание движения дела в суде в электронном виде; — получение уведомлений о решении суда с помощью электронных средств связи. Однако, не смотря на то, что в связи с введением в действие электронного правосудия законодателем был принят ряд нормативных документов, посвященных развитию технологий в судебной системе, таких как ФЗ от 23.06.2016 г. N 220-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в части применения электронных документов в деятельности органов судебной власти» или ФЗ от 22.12.2008 г. N 262-ФЗ «Об обеспечении доступа к информации о деятельности судов в Российской Федерации» и т. д., существует ряд проблем в сфере развития информатизации и автоматизации работы судов. Имеющиеся проблемы можно условно разделить на определенные группы, одной из которых выступает группа организационно-технических проблем.

Поскольку электронное правосудие находится в начальной стадии своего развития, действующие сервисы не учитывают ряд аспектов судопроизводства, среди которых следует отметить проблему проверки подлинности и аутентичности электронных документов, представленных гражданином. Вариантом решения данной проблемы видится заимствование опыта зарубежных стран, таких как Италия или Австрия, где подлинность документа подтверждается электронно-цифровой подписью. Следующей проблемой данной группы выступает проблема защиты информации от несанкционированного доступа. Несмотря на большое количество технических программ защиты информации, расположенной на серверах судов, передаваемой по линиям связи между судами, а также между судами и участниками процесса, нельзя гарантировать полную ее изоляцию от внешнего вмешательства. Еще одной группой имеющихся проблем выступает социальная группа, базирующаяся, в отличие от организационно-технической, на воле и сознании людей. Первостепенной проблемой в данной группе выступает проблема информационного неравенства, заключающаяся в ограничении возможностей использования электронного правосудия социальной группой, не имеющей доступа к современным средствам коммуникации.

Решением данной проблемы видится установка в общедоступных метах специализированных автоматизированных устройств, позволяющих в полной мере реализовать возможности электронного правосудия. Однако тут же возникает иная проблема, выражающаяся в технической неграмотности определённого процента населения. Для решения данной проблемы необходимо проведение государственных, региональных программ информатизации, внедрение и развитие определенных образовательных стандартов в данной области. На основании вышеизложенного можно сделать вывод о присутствии множества разнообразных проблем, связанных с использованием возможностей электронного правосудия. Однако их наличие обуславливается зарождением данного института, совершенствование которого законодатель только начинает. Говоря о перспективах дальнейшего развития электронного правосудия, стоит отметить, что в рамках Федеральной целевой программы «Развитие судебной системы России на 2013–2020 годы», планируется обеспечить техническими устройствами интернет-трансляции суды общей юрисдикции в рамках проведения открытых судебных заседаний. Таким образом, развитие электронных технологий является одним из приоритетных направлений российской правовой политики. Совершенствование цифровых технологий нуждается и в улучшении электронного документооборота в судебной системе. Судейским сообществом в России делается немало для развития данной сферы.

 

Е.Н. Карягина,

аспирант 3-го года обучения

кафедры предпринимательского и энергетического права

Юридического факультета ФГАОУ ВО «Казанский (Приволжский) федеральный университет»

ПРИМЕНЕНИЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА В СФЕРЕ ТЕЛЕМЕДИЦИНСКИХ ТЕХНОЛОГИЙ В СВЕТЕ ПАНДЕМИИ COVID-2019: ПРОБЛЕМЫ И  ПЕРСПЕКТИВЫ

1 января 2018 г. вступил в силу Федеральный закон от 29 июля 2017 г. № 242-ФЗ[101] (далее — 242-ФЗ), который разделил рынок телемедицины на периоды «до» и «после» и дал мощный толчок для его развития в России. Данный закон легализовал применение телемедицинских технологий в России: были внесены изменения в Федеральный закон от 21 ноября 2011 г. № 323-ФЗ «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации»[102] (далее — 323-ФЗ), в рамках которого было закреплено понятие «телемедицинские технологии» (п.22 ст.2) и регламентированы особенности медицинской помощи, оказываемой с применением телемедицинских технологий (ст.36.2).

Постепенно начала формироваться медицинская практика применения введённых правовых норм — в клиниках, больницах и иных медицинских организациях. А также стало появляться всё больше научно-правовых исследований, посвященных анализу норм закона (например, среди авторов можно назвать: Багнюк М.Е., Багнюк Д.В., Варюшин М.С., Соколенко Н.Н.).

В ходе научно-правовых исследований стали выявляться некоторые пробелы в новых нормах закона.

Так, например, один из ключевых вопросов, не нашедший должного разъяснения в законе, стал вопрос ответственности консультанта за предоставленные посредством телемедицинских технологий рекомендации в пределах данного им медицинского заключения. 323-ФЗ данный вопрос в принципе не затрагивает, а в Приказе Минздрава России от 30.11.2017 № 965н «Об утверждении порядка организации и оказания медицинской помощи с применением телемедицинских технологий»[103] (далее — Приказ № 965н) он хотя и упоминается, но не находит должного раскрытия.

В частности, остаётся неясным следующее:

1) Какой вид или какие виды ответственности будет нести консультант? В частности, речь идет только лишь о дисциплинарной ответственности перед организацией? Или же он будет также гражданско-правовую ответственность перед пациентом в случае ненадлежащего оказания медицинской помощи с применением телемедицинских технологий (например, предоставления ошибочного медицинского заключения) вопреки правилу ч. 1 ст. 1068 ГК РФ[104]?

2) Будет ли нести гражданско-правовую ответственность перед пациентом медицинская организация, в которой работает консультант?

3) Как должна распределяться ответственность между консультантом и оператором информационных систем, в случае если недостатки медицинского заключения возникли в связи с техническими ошибками связи?

В ходе развития медицинской практики применения законодательства о телемедицинских технологиях также стали возникать проблемы.

Например, одной из проблем стала ограниченность возможностей применения телемедицинских технологий на практике. В частности, согласно действующему законодательству, телемедицина не может применяться для первичной постановки диагноза и соответственно назначения первичного лечения (это следует из ст. 36.2 323-ФЗ и Приказа № 965н). Об этой проблеме упоминается и в научно-правовых исследованиях по вопросам телемедицины (например, в статье Н.Н. Соколенко, М.Е. Багнюка, Д.В. Багнюка[105], статье Варюшина М.С.[106]).

Данный запрет не только существенно накладывает свой отпечаток на оказываемую медицинскую помощь (например, ограничивая возможности использования телемедицины в рамках экстренной медицинской помощи), но и в целом тормозит развитие телемедицины в России.

Говоря о развитии телемедицинских технологий в России в целом, следует отметить, что несмотря на то, что 242-ФЗ задал новый вектор, в 2018-2019 годах телемедицина развивалась недостаточно эффективно. Да, стали появляться новые проекты (например, приложения для мобильных устройств, с помощью которых можно дистанционно записаться на приём к врачу или получить консультацию — без постановки первичного диагноза), однако, инвестиционные вложения в рынок телемедицины после вступления в силу 242-ФЗ в 2018-2019 гг. не сильно увеличились в своих объемах, а пациенты не стали резко чаще обращаться за медицинской помощью с применением телемедицинских технологий. Так, согласно отчёту Счётной палаты РФ, за первые девять месяцев с момента вступления в силу правовых норм о телемедицине (с 1 января 2018 г.) объём медицинских услуг, оказанных с применением телемедицинских технологий в России, составил менее 81 000[107].

Так продолжалось до 2020 г. Пандемия COVID-2019 обусловила резкий рост потребности людей в медицинской помощи, оказываемой с применением телемедицинских технологий. И как следствие, существенно повлияла на дальнейшее ускорение развития телемедицины в России.

В частности, значительно выросло число важных целевых проектов по телемедицине. Более того, российские медицинские организации и телемедицинские платформы стали объявлять о бесплатных телемедицинских консультациях для пациентов[108]. Так, 23 сентября 2020 г. компания «Доктор рядом» сообщила о внедрении медицинских услуг с применением в телемедицинских технологий в систему обязательного медицинского страхования в 6 регионах: в Республике Татарстан, Нижегородской, Ивановской, Ульяновской и Сахалинской областях[109]. При этом, стоит подчеркнуть, что в ряде регионов РФ (например, в Калужской области) консультации с применением телемедицинских технологий стали доступны по полису обязательного медицинского страхования ещё в июле 2020 г.[110].

А 20 октября 2020 года Минздрав России анонсировал предстоящий запуск дистанционных медицинских консультаций на портале госуслуг РФ[111].

Следует отметить, что применение телемедицинских технологий для оказания медицинской помощи по лечению коронавирусной инфекции не потребовало каких-либо изменений в законодательстве. При её оказании главное — соблюдать нормы действующего законодательства (242-ФЗ, 323-ФЗ, Приказ Минздрава № 965н и другие нормативные правовые акты в сфере телемедицины и в целом оказания медицинской помощи).

Однако, это не означает, что такое действующие правовые нормы устраивают медицинское сообщество. Например, по-прежнему остаётся ранее упомянутый запрет на постановку первичного диагноза и назначения лечения в рамках оказания медицинской помощи с применением телемедицинских технологий. Борьба же с коронавирусной инфекцией нередко требует мер оперативного лечения, с связи с чем, рассматриваемая проблема снова дала о себе знать в период пандемии COVID-2019.

Поэтому представители медицинского сообщества снова стали предпринимать попытки решения названного вопроса. В связи с этим, в марте 2020 г. в Госдуму РФ был внесён законопроект, разрешающий проводить дистанционно первичный осмотр и даже ставить диагноз и назначать лечение — в период эпидемий[112]. Фракция «Единой России» заявила об оперативном рассмотрении законопроекта[113].

Однако, к сожалению, в мае 2020 г. после обсуждений в Госдуме РФ данный законопроект был отклонён[114]. Безусловно, это не отменяет важности как его, так и обозначенной проблемы.

И смеем надеяться и верить, что рано или поздно вопрос запрета постановки первичного диагноза и назначения лечения в рамках оказания медицинской помощи с применением телемедицинских технологий получит достойное разрешение на федеральном уровне — в рамках внесения изменений в 323-ФЗ или на уровне приказа Минздрава России, которое будет направлено прежде всего, на благо и в интересах пациентов.

 

Л.С. Кириллова,

доцент кафедры экологического,

трудового права и гражданского процесса

Юридического факультета

Казанского (Приволжского) федерального университета,

кандидат юридических наук

РАЗВИТИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО КАПИТАЛА КАК НОВАЯ ЦЕЛЬ ПРАВОВОГО РЕГУЛИРОВАНИЯ

Одним из проявлений интегрированного подхода в праве является использование терминологии, выработанной иными науками, и иллюстрацией такого заимствования является употребление в нормативных документах экономического понятия «человеческий капитал».

Современная теория человеческого капитала получила развитие во второй половине XX века, и ее формирование связывают с именами американских экономистов и нобелевских лауреатов Теодора Шульца и Гэри Беккера.

В понятии человеческого капитала можно выделить два аспекта[115]:

 1. Человеческий капитал как поток доходов. Т. Шульц, изучая экономику слаборазвитых стран, пришел к выводу, что улучшение жизни людей зависит не от природных ресурсов, а от имеющихся знаний, которые могут быть увеличены вложениями в их развитие. Г. Беккер считал, что увеличение вложений в подготовку будущих специалистов и обучение квалифицированных работников могут приносить в будущем не меньше прибыли, чем расходы на машинную технику. Как видим, изначально человеческий капитал понимался именно как инвестиции — вложения в образование, повышение квалификации, здравоохранение, социальную поддержку и т.п[116].

2. Человеческий капитал как запас. Со временем человеческий капитал начала трактоваться уже как результат инвестиций, «имеющийся у человека запас здоровья, знаний, навыков, способностей, мотиваций, которые содействуют росту его производительности труда и влияют на рост доходов»[117]. Более того, сегодня ведется речь о вложениях в развитие человеческого капитала, инвестировании в повышение его качества, из чего можно сделать вывод, что именно вторая концепция стала доминирующей.

 «Человеческий капитал — это сформированный в результате вложений и накопленный самим человеком определенный запас знаний, здоровья, навыков, способностей, которые целесообразно использовать в процессе трудовой деятельности и которые ведут к росту ее производительности»[118]. Именно в этом контексте мы будем рассматривать человеческий капитал далее.

Внедрение человеческого капитала в правовую действительность стало следствием ориентации на инновационную экономику, где человек, его знания и потенциал становятся ключевыми ресурсами. «В настоящее время лидерами в мире стали страны, которые научились лучше других формировать и использовать знания, умения, компетенции людей, их способности к дальнейшему обучению и сложноорганизованной совместной деятельности»[119]. Человеческий капитал и его эффективное использование являются ключевым фактором развития постиндустриального общества и в России. Как отмечается в Прогнозе социально-экономического развития Российской Федерации на период до 2036 года, «в условиях дальнейшего развития и модернизации экономики высокую актуальность сохраняют создание условий для повышения уровня участия населения в составе рабочей силы, обновление структуры занятости и снижение уровня естественной безработицы. Уровень конкурентоспособности инновационной экономики будет все в большей степени определяться качеством профессиональных кадров»[120].

С учетом того, что основным обладателем человеческого капитала является человек, возникает необходимость вложений в его знания, профессиональный рост, здоровье и социальное благополучие. Развитие человеческого капитала и повышение его качества возможно только при гармоничном развитии всей социальной сферы и обеспечивающих ее институтов, поэтому социальная направленность бюджетных расходов становится приоритетным фактором развития национальных экономик в XXI веке[121].

В Российской Федерации фундаментальную роль в «человекоориентированности» государственной политики сыграли так называемые майские указы Президента РФ 2012 года. Важные с точки зрения развития человеческого капитала показатели были установлены Указом Президента РФ от 07.05.2012 № 597 «О мероприятиях по реализации государственной социальной политики»[122], Указом Президента РФ от 07.05.2012 № 598 «О совершенствовании государственной политики в сфере здравоохранения»[123], Указом Президента РФ от 07.05.2012 № 599 «О мерах по реализации государственной политики в области образования и науки»[124] и др.

Новые целевые показатели были установлены в Указах 2018 года, часть из которых была уточнена в 2020 году в связи с пандемией коронавируса. Ключевую роль для развития человеческого капитала в современных условиях сыграл Указ Президента РФ от 07.05.2018 № 204 «О национальных целях и стратегических задачах развития Российской Федерации на период до 2024 года»[125]. Данным документом утверждены основные направления деятельности Правительства Российской Федерации на период до 2024 года в соответствии с национальными целями развития. Достижение указанных целей обеспечивается в том числе в рамках реализации национальных проектов, разработанными в соответствии с Указом Президента № 204.

Названные документы предусматривают отдельные разделы, посвященные развитию рынка труда, системы социальной защиты и социального обслуживания, модернизации образования и здравоохранения.

Таким образом, совершенствование человеческого капитала требует соответствующего нормативного регулирования. В этой части большое значение имеют программные документы, закрепляющие основные векторы развития и целевые показатели, которые находят свое практическое воплощение через изменения действующего законодательства, разработки новых нормативных правовых актов, а также в деятельности государственных органов, бюджетных и частных организаций.

К ключевым направлениям, нормативное регулирование которых обеспечивает развитие человеческого капитала, можно отнести:

1. Образование, необходимое для формирования и повышения качества человеческого капитала. Развитие системы образования должно, с одной стороны, создать прочный фундамент для происходящих технологических изменений, с другой — помочь сохранить социальную стабильность в условиях неопределенного будущего, позволяя человеку быстрее адаптироваться к изменяющимся условиям. В контексте последнего ключевую роль будет играть система непрерывного образования. Также для повышения качества образовательных услуг необходимы дополнительные инвестиции в человеческий капитал преподавателей.

2. Здравоохранение, развитие которого необходимо в первую очередь для увеличения продолжительности жизни. Безусловно, способствовать этому должны привлечение передовых медицинских технологий и высококвалифицированных кадров.

3. Система социальной поддержки граждан. Сюда можно отнести меры, содействующие повышению рождаемости, повышение сбалансированности пенсионной системы с учетом долгосрочных демографических тенденций, повышение эффективности механизмов в сфере обязательного пенсионного страхования и пенсионного обеспечения населения.

4. Рынок труда и эффективная занятость. Именно это направление является одним из ключевых в контексте эффективного использования человеческого капитала, поэтому остановимся на нем подробнее.

Ведущая роль в правовом регулировании развития и использования человеческого капитала принадлежит трудовому праву, и на данный момент мы можем выделить несколько основных направлений их взаимодействия:

1. Для развития человеческого капитала необходимо в первую очередь гибкое правовое регулирование трудовых отношений, расширение сферы нестандартной занятости, создание условий для трудовой миграции и т.д. «Усиление гибкости трудовых договоров является общей тенденцией для большинства стран, поскольку рассматривается в качестве одной из основных мер, направленных на поддержание инновационной экономики»[126].

2. Переход к инновационной экономике должен сопровождаться усилением защитной функции трудового права. Гибкое правовое регулирование должно сочетаться со стабильностью и основываться на необходимости обеспечения баланса интересов сторон. Дифференциация и индивидуализация правового регулирования трудовых отношений не должны приводить к дискриминации и снижению уровня гарантий трудовых прав работников.

Также интенсивная модель экономического развития может быть чревата автоматизацией человеческого труда, и ведущая роль в решении этой проблемы тоже будет принадлежать трудовому праву и его механизмам.

3. Человеческий капитал выступает одним из конкурентных преимуществ современного бизнеса, и работодатели могут уже сегодня проводить эффективную внутреннюю политику по развитию потенциала и способностей своих работников, в частности, используя инструменты локального и коллективно-договорного регулирования. Трудовое право имеет уникальный предмет регулирования, отличающийся разнообразием входящих в него общественных отношений. Работодатели могут принимать локальные акты не только по вопросам, касающихся непосредственно трудовых отношений, но и по вопросам образования и повышения квалификации работников, медицинского обслуживания, негосударственного пенсионного обеспечения, улучшения жилищных условий и т.п.

Отмечается, что внедрение программ поддержки работников — это осознанные инвестиции в человеческий капитал[127], так как работник, довольный условиями работы и не испытывающий беспокойства по поводу личных проблем, является более продуктивным и эффективнее решает профессиональные задачи. Современные работодатели разрабатывают специальные Wellbeing-программы, цель которых — повысить уровень благополучия работников, удержать и вовлечь персонал. Речь идет о создании условий для физического, психологического, финансового и профессионального комфорта.

4. Важная роль в развитии человеческого капитала отводится социальному партнерству. Государственная социальная политика нуждается в том числе в инвестировании со стороны частного сектора, который, в свою очередь, заинтересован в повышении производительности человеческого капитала. Поэтому инструменты социального партнерства — один из наиболее эффективных механизмов согласования интересов общества, государства и бизнеса в указанной сфере.

5. Человеческий капитал — это ограниченный ресурс, в связи с чем встает вопрос о его рациональном и целевом использовании, в том числе для достижения целей устойчивого развития.

Политика по формированию человеческого капитала и рациональному использованию кадровых ресурсов становится важным фактором конкурентоспособности бизнеса. Например, Банк России в рекомендациях по ответственному инвестированию рекомендует инвесторам при выборе компаний со сходными финансовыми показателями отдавать предпочтение тем, которых отличает в том числе ответственная политика в области развития человеческого капитала[128].

Представляется, что именно трудовое право должно в первую очередь решить обозначенную проблему за счет разработки правовых принципов рационального использования кадровых ресурсов и создания защитных механизмов, стимулов и ограничений, обеспечивающих сохранность человеческого капитала.

Е.Б. Козлова,

профессор кафедры гражданского

и предпринимательского права

ВГУЮ (РПА Минюста России),

доктор юридических наук, доцент

ВОЗДЕЙСТВИЕ ПАНДЕМИИ COVID-19 НА РАЗВИТИЕ БИЗНЕС-СРЕДЫ

«Определяйте значение слов, и вы избавите человечество от половины заблуждений» — призывал известный французский философ Рене Декарт.

Следуя данному, более чем справедливому призыву, необходимо отметить, что легальная дефиниция бизнес-среды отсутствует.

Стратегия развития малого и среднего предпринимательства в Российской Федерации на период до 2030 г., утв. распоряжением Правительства РФ от 02.06.2016 г. № 1083-р[129] употребляет термин «бизнес» в качестве синонима понятию «предпринимательская деятельность», которая определяется ст. 2 ГК РФ как самостоятельная, осуществляемая на свой риск деятельность, направленная на систематическое получение прибыли от пользования имуществом, выполнения работ или оказания услуг лицами, зарегистрированными в этом качестве в установленном законом порядке.

Такой же подход, отражающий именно «деятельностный», а не «объектный» аспект понятия «бизнес» превалирует и в современной специальной юридической литературе[130].

Широко в правовых актах, а также в ряде локальных актов и в юридической литературе применительно к бизнесу употребляются термины, подразумевающие ведение предпринимательской деятельности в конкретной сфере.

В частности, можно отметить:

- «банковский бизнес» (Стратегия развития банковского сектора российской Федерации на период до 2015 года, приложение к заявлению Правительства РФ № 1472п-П13, Банка России № 01-001/1280 от 05.04.2011 г.[131])

- «биотехнологический бизнес» (Комплексная программа развития биотехнологий в Российской Федерации на период до 2020 года, утв. Правительством РФ 24.04.2012 г. № 185п-П8[132]);

- «транспортный бизнес» (Транспортная стратегия Российской Федерации на период до 2030 года, утв. распоряжением Правительства РФ от 22.11.2008 г. № 1734-р[133]);

- «венчурный бизнес» (Энергетическая стратегия России на период до 2035 года, утв. распоряжением Правительства РФ от 09.06.2020 г. № 1523-р[134]);

- «экологический бизнес» (Концепция долгосрочного социально-экономического развития российской Федерации на период до 2020 года, утв. распоряжением Правительства РФ от 17.11.2008 г. № 1662-р[135]).

Положение о Координационном совете Торгово-промышленной палаты Российской Федерации по вопросам развития социального бизнеса и предпринимательства, утв. Приказом ТПП РФ от 28.05.2012 г. № 44[136] даже вводит весьма спорный термин «социальный бизнес», подразумевая под ним безубыточную организацию, осуществляющую предпринимательскую деятельность, в которой не начисляются и не выплачиваются дивиденды, созданную для решения социальных задач. Совершенно справедливо было отмечено учеными, что под данное определение подпадает скорее социально ориентированная некоммерческая организация, но с заменой термина «предпринимательская деятельность» на термин «приносящая доход деятельность»[137].

Наконец, необходимо отметить и ст. 364 НК РФ, вводящую понятие «игорный бизнес» и определяющую его как предпринимательскую деятельность по организации и проведению азартных игр, связанную с извлечением организациями доходов в виду выигрыша и (или) платы за проведение азартных игр.

Судебными инстанциями широко употребляется только такое понятие как «игорный бизнес[138]. Можно отметить единичные употребления в материалах судебной практики терминов «транспортный бизнес[139], «угольный бизнес»[140] и «гостиничный бизнес»[141].

Однако, несмотря на то, что, как уже отмечалось в работах автора[142], представление понятия бизнеса в качестве синонимичного понятию предпринимательской деятельности является необоснованно упрощенным, рассматривая термин «бизнес-среда» в целях настоящего исследования предлагается использовать его в качестве синонима термина «предпринимательская среда».

В законодательстве термины «предпринимательская среда» либо «среда развития предпринимательства» также используются, но без своего раскрытия[143].

Однако в экономике предпринимательская среда подвергается серьезному исследованию и в этой отрасли наук представлены различные варианты его определения в частности, как:

– общественной экономической ситуации, включающей в себя степень экономической свободы, наличие (или возможность появления) предпринимательского корпуса, доминирование рыночного типа экономических связей, возможность формирования предпринимательского капитала и использования необходимых ресурсов[144];

- совокупности объективных и субъективных факторов, формирующих благоприятную социальную, экономическую и политическую ситуацию в стране, которая способна обеспечивать экономическую свободу населению для создания и развития предпринимательских структур[145];

- совокупности разносторонних внешних и внутренних факторов, имеющих место на конкретном этапе развития общества, которые способствуют становлению, дальнейшему функционированию и сбалансированному развитию предпринимательской деятельности на локальном, региональном, национальном и международном уровнях и оказывают на нее прямое и косвенное воздействие на всех стадиях ее осуществления[146];

- совокупности объективных и субъективных факторов, оказывающих влияние на создание и функционирование субъектов предпринимательской деятельности и определяющих условия их существования и развития на основе предпринимательской инициативы и т.п.[147]

Экономическая теория изучает предпринимательскую среду с применением системного подхода научного познания, предлагая зачастую такую схему ее построения, в которой выделяется:

- микросреда предпринимательства, охватывающая исключительно субъектный состав предпринимательской деятельности;

- мезосреда предпринимательства, включающая в себя взаимодействие субъектов предпринимательства с потребителями, иными хозяйствующими субъектами (как контрагентами, так и конкурентами), публичными субъектам, а также инфраструктуру предпринимательства (финансовые инструменты, бизнес-инкубаторы и т.д.;

- макросреда предпринимательства, представляющую собой совокупность факторов, влияющих на развитие предпринимательской среды: экономических, политических,: правовых, научно-технических, экологических, социально-культурных, природно-географических.

При восприятии предпринимательской среды в виде указанной системы[148], очевидно, что речь идет об одной из сложных систем, к отличительным особенностям которых по общему правилу относятся многочисленные и разные по типу связи между отдельно существующими элементами системы и наличие у системы функции (назначения), которой нет у составляющих ее частей. Связи (взаимодействия) между элементами сложной системы характеризуются определенным порядком, внутренними свойствами, направленностью на выполнение функций всей системы[149] , а связь, целостность и обусловленная ими устойчивая структура — отличительные признаки любой системы[150].

Далее необходимо установить, влияет ли, и каким образом влияет пандемия новой коронавирусной инфекции на предпринимательскую среду (бизнес-среду) России.

Очевидно, что самое большое влияние COVID-пандемия оказала на экономические и социально-культурные факторы функционирования системы предпринимательской среды России, что подтверждает значительное количество принятых правовых актов только федерального значения, принятие которых формирует также и особую правовую среду развития предпринимательства.

В сфере поддержки предпринимательства в отдельных областях экономической деятельности можно, в частности, назвать:

- постановление Правительства РФ от 27.02.2021 № 279 «Об утверждении Правил предоставления субсидий из федерального бюджета российским кредитным организациям на возмещение недополученных ими доходов по кредитам, выданным в 2021 году юридическим лицам и индивидуальным предпринимателям на восстановление предпринимательской деятельности»;

- постановление Правительства РФ от 04.02.2021 № 109 «О внесении изменений в постановление Правительства Российской Федерации от 3 апреля 2020 № 440» об автоматическом продлении лицензий в 2021 году;

- постановление Правительства РФ от 14.12.2020 № 2084 о компенсации расходов негосударственным организациям и индивидуальным предпринимателям на содержание животных в частных цирках, зоопарках, дельфинариях и океанариумах в апреле-августе 2020 г.;

- постановление Правительства РФ от 09.12.2020 № 2048 о внесении изменений в правила предоставления в 2020 году из федерального бюджета субсидий российским аэропортам на частичную компенсацию расходов в связи с пандемией;

- постановление Правительства РФ от 02.09.2020 № 1340 о льготном лизинге оборудования для легкой промышленности;

- постановление Правительства РФ от 16.07.2020 № 1065 о поддержке предприятий электронной промышленности;

- постановление Правительства РФ от 10.07.2020 № 1013 о субсидиях судоходным компаниям;

- распоряжение Правительства РФ от 07.04.2020 № 909-р о выделении средств на возмещение затрат туороператоров, связанных с невозвратными тарифами по авиаперевозкам и др.

Конечно, необходимо помнить и о постановлении Правительства РФ от 02.04.2020 № 409 «О мерах по обеспечению устойчивого развития экономики».

Если рассматривать научно-технические факторы развития предпринимательской среды, то следует указать, в частности, на

- распоряжение Правительства РФ от 22.01.2021 г. № 103-р о выделении бюджетных ассигнований Роспотребнадзору на предоставление субсидии ФБУН «Государственный научный центр вирусологии и биотехнологии «Вектор» в целях обеспечения производства вакцины «ЭпиВакКорона»;

- ПП РФ от 03.12.2020 № 2020 «Об утверждении правил предоставления в 2020 году предоставления субсидии из федерального бюджета на возмещение затрат, направленных на создание лабораторно-испытательного комплекса в целях разработки кандидатной вакцины против новой коронавирусной инфекции COVID-19» и др;

В области поддержки предпринимательства в целом:

- постановление Правительства РФ от 03.04.2020 № 428 о введении моратория на возбуждении дел о банкротстве по заявлению кредиторов в отношении отдельных должников;

- постановление Правительства от 03.04.2020 № 440 о продлении действия разрешений и иных особенностях в отношении разрешительной деятельности в 2020 г.[151] и др.

  Пандемия дала толчок и ускоренной цифровизации экономики, в частности, в сфере здравоохранения. Было принято постановление Правительства РФ от 24.11.2020 № 1906 об ускоренной регистрации цифровых платформ в сфере здравоохранения».

Таким образом, очевидно, что в период пандемии происходят качественные системные изменения макросреды предпринимательства (как минимум социальных, экономических, правовых, социально-культурных, научно-технических факторов ее развития), носящие как временный, так и постоянный характер.

Соответственно, изменения в макросреде предпринимательства влекут за собой и системные изменения на уровне микросреды и мезосреды предпринимательства.

 

К.М. Летфуллина,

студентка 3-го курса юридического факультета

Казанского (Приволжского) Федерального университета

 «СКРИНШОТ» В КАЧЕСТВЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВА В СУДЕ

Цифровые технологии с каждым днём занимают всё больше места в общественной жизни. Всё больше изменений проникает и в правовую сферу, которые затрагивают не только материальный, но и процессуальный аспект, речь о котором пойдёт ниже.

Действующий Арбитражный процессуальный кодекс Российской Федерации (далее — АПК РФ) предусматривает возможность электронной подачи исковых заявлений, жалоб, а также отзывов на исковое заявление[152]. В электронной форме могут быть представлены и документы, прилагаемые к исковому заявлению[153]. Следует отметить также возможность участвовать в судебном заседании посредством видеоконференцсвязи (ч. 1 ст. 136, ст. 153.1 АПК РФ), что является особо актуальным в период карантина или пандемии.

Отечественный законодатель не ограничивает перечень допустимых доказательств, на основании которых суд решает, имело место нарушение права или нет. Это говорит о том, что суд вправе принять любые доказательства, предусмотренные процессуальным законодательством, в том числе полученные с помощью сети «Интернет». Как показывает практика, судебные органы постоянно сталкиваются с новыми видами «цифровизованных» доказательств. Возникает вопрос, как они должны быть оценены? В каких случаях такие доказательства будут достаточными, относимыми, допустимыми?

Заметим, что Пленум Верховного Суда РФ в своем Постановлении «О применении части четвертой Гражданского кодекса Российской Федерации»[154] использовал термин «скриншот», под которым подразумеваются распечатки материалов, размещенных в информационно-телекоммуникационной сети с указанием адреса Интернет страницы, с которой сделана распечатка, а также точного времени ее получения. Подобного рода распечатки, как указал суд, при рассмотрении дела подлежат оценке наравне с прочими доказательствами.

Факт возможности предъявления скриншота в качестве доказательства был подтвержден еще в 2016 году. Так, в письме ФНС от 31.03.2016 г. № СА-4-7/5589[155] было сказано, что несмотря на отсутствие в законодательстве определения и порядка использования скриншота, на него распространяются все требования, предъявляемые к доказательствам, в том числе допустимость.

Необходимыми элементами, которые должен содержать скриншот, являются: 1) обстоятельства, на которые ссылается сторона; 2) адрес интернет-страницы, с которой сделана распечатка; 3) точное время создания скрина.

На практике возникают вопросы: какие именно данные можно «скриншотить»? Как необходимо делать снимок экрана? Ответа на эти вопросы действующее российское законодательство не содержит.

Так, информация с официальных сайтов публичных органов в сети Интернет принимается судом для подтверждения определенных фактов. Часто в качестве доказательств предоставляют надлежащим образом оформленные распечатанные материалы с сайта информации из реестров ФНС РФ, с сайтов Росреестра, ЕФРСБ. Примером может выступать скриншот карточки должника, принятый в качестве доказательства в рассмотренном Арбитражным судом Санкт-Петербурга и Ленинградской области деле № А56-6781/2020[156].

Ещё Президиум Высшего Арбитражного Суда РФ в своем постановлении[157] указывал, что электронная переписка, информация с жестких дисков и иных носителей не является нарушением «требований закона при доказывании неправомерных действий», несмотря на отсутствие в ней электронной подписи и на то, что она не является электронным документом.

Заслуживают отдельного внимания электронные сообщения между лицами. В соответствии со ст. 2 Федерального закона «Об информации, информационных технологиях и о защите информации»[158] под электронным сообщением понимается информация, которая была передана или получена пользователем информационно-телекоммуникационной сети. Обращаясь к нормам международного права, в частности, к Правилам Инкотермс-2000, заметим, что в п. 7 и 8 говорится о том, что транспортные документы в электронном и бумажном виде имеют равную юридическую силу. Такие электронные документы все чаще представляют в качестве снимка экрана, что является допустимым, ведь материального документа фактически не существует, он может быть лишь на электронном носителе.

Для доказательства принадлежности почтового адреса ответчику в настоящее время достаточно предоставить скриншот сайта, где будут полностью видны соответствующие данные, позволяющие точно их установить. Так, скриншотом Реестра НП АУ «ОРИОН» с официального сайта НП АУ «ОРИОН»» в рассмотренном Арбитражным судом Костромской области деле № А31-16964/2019[159] установлено, что указанный в иных доказательствах электронный адрес принадлежит ответчику в связи с тем, что он указан на его официальном сайте.

Следует уделить внимание праву сторон закрепить в договоре, что любые документы, переданные средствами факсимильной или электронной связи, обладают силой оригинала. Фактически это замена документа электронной перепиской, и в таком случае суды принимают такую электронную переписку в качестве доказательства[160]. В то же время на практике встречаются решения, в которых суды не принимают в качестве доказательств электронную переписку без соответствующей электронной подписи[161].

Скриншот должен содержаться все данные, позволяющие установить факт, на который ссылается сторона. В деле № А72-15275/2019[162] Арбитражный суд Ульяновкой области указал, что если скриншот по исполнительному производству не имеет ссылку на номер исполнительного производства, наименование должника, то он не будет иметь никакой юридической силы.

С помощью скриншота можно доказать факт нарушения работоспособности системы, в частности, на торговых площадках и иных ресурсах. Так, снимки экрана из автоматизированной системы учета заявок являются надлежащим доказательством нарушения. Такая позиция нашла отражение в Решении Арбитражного суда Краснодарского края по делу № А32-10356/2018[163].

Для доказательства наличия или отсутствия определенных обязательств может быть представлен скриншот личного кабинета того или иного сайта. Так, в деле № А82-505/2020[164] в обоснование доказательств неисполненных обязательств заявитель представил копии кредитных договоров и скриншоты со страницы личного кабинета на сайте МКК и МФК, что суд посчитал надлежащим доказательством.

Фактические расходы на представителя могут быть подтверждены снимком экрана электронного ящика, содержащего информацию о согласовании цены за услуги представителя. Так, Третий апелляционный арбитражный суд признал достаточным доказательством скрин электронной почты в совокупности с копией доверенности для подтверждения факта и размера понесенных фактических расходов[165].

Каким же должно быть оформление скриншота? Требуется ли нотариальное удостоверение?

Несколько лет назад предполагалось верным, что отсутствие заверительной подписи, не может рассматриваться в качестве надлежащего доказательства ни в суде, ни в налоговых органах[166].

 соответствии с ч. 1 ст. 75 АПК РФ письменными доказательствами являются сведения об обстоятельствах, имеющих значение для дела, договоры, акты, справки, деловая корреспонденция, иные документы, выполненные в форме цифровой, графической записи или иным способом, позволяющим установить достоверность документа. Анализ ч. 3 ст. 75 АПК РФ приводит к выводу, что документы, полученные посредством факсимильной, электронной или иной связи, в том числе с использованием информационно-телекоммуникационной сети Интернет, допускаются в качестве письменных доказательств.

Что касается нотариального удостоверения, то в соответствии со ст. 103 Основ законодательства РФ о нотариате[167] обязательная нотариальная форма скриншота для придания ему доказательственной силы не предусмотрена. Аналогичная позиция отражена в Постановлении Восьмого апелляционного арбитражного суда г. по делу № А81-7660/2019[168].

С помощью скриншота может быть подтвержден факт снятия с регистрационного учета. Так, Третий апелляционный арбитражный суд в постановлении № А33-14561/2019[169] принял в качестве доказательства скрин с сайта «Спринт».

Новшеством является и возможность предоставления в суд видеозаписи осмотра страницы сайта. Так, Арбитражный суд Нижегородской области суд принял в качестве доказательства нарушения авторских прав фиксацию экрана посредством видео[170]. Возможна и запись экрана.

Скриншотом телефонных звонков также можно подтвердить обстоятельства, на которых ссылается сторона, отстаивая свою позицию по делу. Такой вывод можно сделать, в частности, на основании Постановления Одиннадцатого апелляционного арбитражного суда по делу № А49-13230/2019[171].

Несмотря на отсутствие необходимости нотариального удостоверения скриншота, есть некоторые правила по его созданию, без учета которых суд не примет его в качестве доказательства. Так, необходимо, чтобы в скриншоте было видно, какое приложение сделано в письме по электронной переписке. В частности, важно иметь «скриншот» о том, что сервер назначения прислал уведомление о том, что письмо доставлено. Такой вывод можно сделать на основании Решения Арбитражного суда Красноярского края по делу № А33-40852/2019[172]. В противном случае не будет доказан факт получения сообщения адресатом.

Снимком экрана можно подтвердить факт сообщения о результатах проведения собрания кредиторов, а также факт размещения объявления о торгах[173].

Цифровизация процессуального права — явление уже обычное. Судебная практика ярко отражает данный факт. Для обеспечения ее единообразия, выработки единого подхода необходимо законодательное закрепление соответствующих норм, чтобы как исключить разночтения в решениях разных судов, так и для упрощения процесса оценки таких доказательств.

 

Е.В. Лунева,

доцент кафедры экологического,

трудового права и гражданского процесса,

ведущий научный сотрудник

научно-образовательного центра прав человека,

международного права и проблем интеграции

юридического факультета

Казанского (Приволжского) федерального университета,

кандидат юридических наук, доцент

 

ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ГЕОИНФОРМАЦИОННЫХ СИСТЕМ В ЗАЩИТЕ ПРАВ НА ЗЕМЕЛЬНЫЕ УЧАСТКИ И ИНОЕ НЕДВИЖИМОЕ ИМУЩЕСТВО В УСЛОВИЯХ ПАНДЕМИИ COVID-2019

При пандемии COVID-2019 существенно снижены реальные контакты между людьми, обязательным становится социальное дистанцирование. В сложившихся условиях повышенную востребованность в сфере защиты прав на земельные участки и иное недвижимое имущество приобретают сведения об указанных объектах, получаемые с использованием геоинформационных систем (далее ГИС).

В самом общем виде ГИС следует подразделить на общедоступные и лицензионные. Наиболее известными среди общедоступных ГИС являются Google Earth Pro, «SAS.Планета», «Яндекс.Карты», Google Maps, «ДубльГИС» и др[174]. Среди лицензионных ГИС выделяются MapInfo (Pitney Bowes Software, США), ArcGis/ArcView (исследовательский центр Environment System Research Institute (ESRI), США), Панорама (АО «Конструкторское бюро «Панорама»», Россия), GeoDraw/GeoGraph (Центр геоинформационных исследований Института географии Российской академии наук, Россия)[175] и др.

ГИС дают возможность бесконтактно и оперативно получить сведения, позволяющие установить обстоятельства по делу и грамотно выстраивать тактику доказывания. Как элемент доказательственной базы новые сведения, полученные с помощью обозначенных ГИС, имеют некоторые особенности, пока не отраженные в законодательстве и разъяснениях Верховного Суда Российской Федерации.

В области защиты прав на земельные участки и иное недвижимое имущество сформировалась обширная судебная практика по использованию такого общедоступного картографического сервиса, как Google Earth Pro. В названной программе геоинформация представлена как историческими, так и актуальными фотореалистичными изображениями с указанием географических координат и даты их съёмки. Примером использования исторических снимков из Google Earth Pro в качестве самостоятельных доказательств в споре по недвижимому имуществу является дело № А17-1295/2016 о признании недействительными договоров купли-продажи земельных участков с объектами незавершённого строительства[176], в рамках которого ГИС позволила выявить фактические состояния дома в 2010-2014 гг. (от строительства фундамента дома до подведения его под крышу и возведения сопутствующих построек).

В другом деле в мотивировочной части решения по спору о признании незаконным предписания Россельхознадзора об устранении нарушений требований земельного законодательства суд ссылается на спутниковые снимки из Google Earth Pro[177]. Сопоставление спутниковых снимков Google Earth Pro разного времени позволили доказать факт образования траншеи за границами земельных участков уже после их оформления в собственность юридического лица.

Судом апелляционной инстанции были приобщены спутниковые снимки Google Earth Pro за 2003 г. к материалам дела о взыскании долга по договору аренды земельного участка, его расторжении, передаче по акту приема-передачи земельного участка в надлежащем санитарном состоянии и об обязании провести рекультивацию. Указанные спутниковые снимки подтвердили тождественность городской свалки и спорного земельного участка[178].

К дополнительным критериям относимости снимков из общедоступных ГИС следует относить: (1) наличие географических координат или самостоятельная их географическая привязка с помощью уже используемой или иной программы при сопоставлении с другими снимками или цифровыми картами; (2) указание на дату съемки; (3) качество (четкость, высокое разрешение, отсутствие облачности, туманов и иных визуальных «препятствий»), позволяющее информационно «читать» спутниковый снимок, часть цифровой карты. К дополнительному критерию достоверности снимков из общедоступных ГИС следует относить возможность их «двойной» проверки (судья по координатам и дате, зайдя в Google Earth Pro, может самостоятельно оценить достоверность снимка, предоставленного стороной по делу)[179].

Новым геопространственным сведениям, получаемым с помощью лицензионных ГИС, свойственны свои «доказательственные» характеристики, отличные от снимков из общедоступных ГИС. Заключение специалиста, содержащее выводы, полученные с использованием лицензионных ГИС, признается достаточным доказательством, поэтому проведение экспертизы может не потребоваться[180]. Дополнительным условием «доказательственной» допустимости новой геопространственной информации, полученной с помощью лицензионной ГИС, является предоставление сведений об исходных данных, использованных при работе в ГИС, позволяющие установить точное местоположение объектов[181]. К дополнительному условию достоверности доказательств, полученных с использованием лицензионных ГИС при совмещении сведений разных цифровых карт, относится использование одной системы координат[182].

В судебной практике также встречаются случаи выявления серьезных расхождений фактических данных и результатов, полученных при использовании инструментов лицензионной ГИС Mapinfo, например, для определения расстояний между объектами. В такой ситуации сведения, полученные с помощью ГИС Mapinfo, судом не учитываются. К примеру, выполненный муниципалитетом расчет с применением инструмента «линейка» ГИС Mapinfo показал протяженность маршрута между планируемым к строительству домом и въездом на автостоянку 850 м, а согласно заключению МУП города «Городской архитектурно-инженерный центр» пешеходная доступность между указанными объектами составляла менее 800 м[183]. Поскольку расчет расстояния, осуществленный с использованием ГИС Mapinfo, был признан неверным, суд удовлетворил требование о признании незаконным отказа в выдаче разрешения на строительство многоквартирного жилого дома и обязал принять решение о его выдаче. Рассмотренный случай отклонения судом сведений, полученных с помощью ГИС Mapinfo, полностью соответствует общим законодательным положениям о достоверности доказательств с учетом их оценки в совокупности.

Часто лицензионные ГИС используют для определения площади, впоследствии подтверждаемую контрольными замерами на месте. Например, в апелляционной жалобе юридическое лицо обращало внимание на недоказанность нахождения загрязнённого нефтепродуктами земельного участка в пределах горного отвода ранее действовавшего нефтяного месторождения, поскольку географические координаты по координатам в лицензионной ГИС «Панорама» была определена фактическая площадь участка, рассчитанная и подтвержденная контрольными замерами в натуре. В результате было доказано, что фактическая площадь земельного участка на 196 кв. м превысила площадь земельного участка, содержащуюся в правоустанавливающем документе[184].

Таким образом, с позиции института доказывания общедоступные и лицензионные ГИС обладают разными правовыми характеристиками. Дополнительные критерии допустимости, достоверности и достаточности использования соответствующих информационных технологий в качестве доказательств обязательно должны исследоваться при рассмотрении конкретного спора о правах на земельные участки и иные объекты недвижимости. При таких обстоятельствах ГИС будут набирать всё большую популярность в процессе исследования обстоятельств по соответствующей категории дел, особенно в условиях ограничительных мер, вводимых при пандемиях.

 

О.А. Макарова,

студентка 3-го курса юридического факультета

Ростовского института(филиала)

ВГУЮ (РПА Минюста России)

ПРОБЛЕМА КИБЕРБУЛЛИНГА В СОВРЕМЕННОЙ СЕТИ ИНТЕРНЕТ И СПОСОБЫ БОРЬБЫ С НИМ

В век быстрого развития информационных технологий и всемирной паутины нам доступны многие привилегии: получить новые знания, используя любую информация, для саморазвития, самореализации, выбрав для этого различные обучающие приложения, платформы, сайты, социальные сети. Все это дает возможность проявить себя. Интернет дает возможность максимально эффективно распределять свое время, получать доступ к ценным информационным ресурсам и устанавливать контакты с людьми. Все эти нововведения, безусловно, имеют положительные стороны. Но наряду с преимуществами существуют и недостатки, а иногда появляются и значительные проблемы. Одной из таких проблем является кибербуллинг.

Термин «кибербуллинг» был впервые введен в научный оборот канадским педагогом Биллом Белсеем, определяющим его как преднамеренное, повторяющиеся враждебное поведение отдельных лиц или групп, намеревающихся нанести вред другим, используя информационные и коммуникационные технологии[185]. Также данный термин можно трактовать и по-другому: кибербуллинг — это такой вид травли в котором применяются интернет-технологии, включая угрозы, клевету, оскорбления, компромат с использованием личных сообщений или общественного канала.

В отличие от обычного буллинга (от англ. Bullying — травля, издевательство) кибербуллинг отличает следующее: большинство действий совершается с использованием различных интернет-сообществах, группах в социальных сетях и как сейчас принято называть «пабликах», а также посредством опубликования в общественную сеть видеоматериалов или фото, содержащих губительную для репутации жертвы информацию.

В российской науке процесс кибербуллинга начали изучать сравнительно недавно, хотя проблема является крайне острой. По утверждениям психологов, в России кибербуллингу подвергается каждый третий ребенок. О масштабе явления также можно судить по материалам новостей, где освещаются инциденты, связанные с тяжелой формой кибербуллинга, то есть моральным насилием[186].

Одной из основных черт кибербуллинга является более уязвимая позиция жертвы в сети, нежели в реальной жизни. С одной стороны, агрессора можно заблокировать, добавить в черный список, однако это не дает гарантии, что оппонент не станет использовать другой аккаунт или другую сеть для связи с жертвой травли. Травля в интернете точно также, как и в реальной жизни наносит вред психическому состоянию человека и влечет за собой не менее опасные последствия. Немаловажным фактом является то, что такой травле подвержен абсолютно любой пользователь Интернета независимо от его пола и возраста, социального положения и статуса.

Еще одна из особенностей, которая делает кибербуллинг более мощным оружием, чем нападки в реальной жизни — это скорость распространение информации в сети. В интернете информация распространяется очень быстро, поэтому переписка или какое-либо компрометирующее видео, фото может быть просмотрено всеми общими знакомыми и сотней посторонних людей в течение десяти минут после опубликования. Все файлы хранятся в сети и могут быть вновь подняты даже после того, как первая волна уже утихла. К сожалению, удалить полностью информациюв сети практически невозможно, это требует больших затрат, как времени, так и сил.

Кибербуллинг получил массовое распространение, прежде всего, в силу своей мнимой безнаказанности, необдуманности, анонимности, вседозволенности. Можно выделить следующие несколько видом кибербуллинга:

1. Текстовый. Выражается в том, что агрессор всеми способами пытается привлечь к себе внимание и задеть человека в социальных сетях. Это выражается в написании оскорбительных комментарий, гневных сообщений и т. д.Прежде чем писать такие сообщения или угрозы в соцсетях и мессенджерах стоит задуматься, что для кого это может быть шуткой, а для кто-то болезненной ситуацией с летальным исходом.

2. Вторжение в личное пространство. Чтобы избежать подобной ситуации следует бытьвнимательным при входе и выходе из странички всоциальной сети, а также желательно менять пароль и логин каждые 3 месяца.

3. Анонимность и угрозы. Самая сложная задача в решении проблемы кибербуллинга — анонимность. Инициаторы травли пытаются самоутвердиться и показать свое превосходство за счет унижения других людей. Некоторые пользователи из чувства стыда создают анонимные электронные ящики и аккаунты, совершая различные действия под их прикрытием, и тогда очень сложно найти данного пользователя и наказать его по заслугам[187].

Причины такого поведения различны. Кто-то становится жертвой из-за того, что высказал своё личное мнение, которое в дальнейшем может быть неправильно воспринято. Кого-то травят из-за национальной принадлежности, несоответствия стандартам красоты и сексуальной ориентации, внешнего вида, интересов и так далее. Интернет позволяет экспериментировать с моделями поведения, дает возможность ощутить главенство над другими за счет оскорблений в адрес своей жертвы. К сожалению, такое поведение становится причиной серьезных психологических травм, приводит к снижению самооценки и даже к появлению суицидальных мыслей у объекта травли. Для предотвращения подобных ситуаций социальные сети принимают специальные правила о блокировании аккаунта агрессора.

К примеру, платформа Youtube при поддержке Регионального общественного центра интернет-технологий (РОЦИТ) запустила специальную программу по борьбе с кибербуллингом, их поддержали многие знаменитые блогеры. Также социальная сеть «ВКонтакте» борется с буллингом в комментариях. В случае выявления оскорблений автор получает совет отказаться от обидного фрагмента и не тратить время на агрессию. Instagram, в свою очередь, предложил следующие действия: когда пользователь попытается задеть кого-то в комментариях, искусственный интеллект распознает это и предлагает пользователю подумать ещё раз перед отправкой сообщения. На экране появится вопрос: «Вы действительно хотите опубликовать это?». Подразумевается, что это поможет людям задуматься о последствиях своих слов[188].

В настоящее время в российском законодательстве не предусмотрено наказание за подобные действия. Однако страницы с данными, содержащими признаки травли и оскорблений блокирует Роскомнадзор. В частности, удалено уже более восьми тысяч таких записей.

В России уже задумались ужесточить наказание за кибербуллинг. В начале 2020 года соответствующую инициативу уже направили в Госдуму и Совет Федерации. Согласно документу, за угрозу убийством и причинением тяжкого вреда здоровью предлагается предусмотреть до семи лет принудительных работ, а за клевету наказывать штрафом до шести миллионов рублей. При этом в Совете Федерации подчеркнули важность инициативы[189].

В Государственной Думе в свою очередь отметили необходимость четкого определения травли в интернете. Так, депутат Александр Ющенко, обратил внимание на то, что некоторыми гражданами может быть воспринята как травля достоверная информация. Под большим риском находятся дети. По данным авторов обращения, с кибербуллингом в школе сталкивается около 70 % российских школьников.

В феврале 2020 года Общероссийский профсоюз педагогов предложил штрафовать за оскорбление учителей. В профсоюзе разработали законопроект, призванный ввести ответственность за неуважительное отношение к педагогам. Для этого предлагается внести поправки в Федеральный закон «Об образовании» и Кодекс об административных правонарушениях. Родители непослушных детей могут заплатить от 500 до трех тысяч рублей, а в случае нападения на педагога — до пяти тысяч рублей.

Как уже было сказано ранее, в связи с тем, что в России пока не предусмотрено наказание за травлю в сети Интернет, то для привлечения буллеров к ответственности применяют статьи, связанные с оскорблениями и унижениями, которые уже есть в российском законодательстве. Так, например, Уголовный Кодекс Российской Федерации предусматривает наказание за клевету (статья 128.1 УК РФ)[190], шантаж и вымогательство (статья 163 УК РФ), доведение до самоубийства (статья 110 УК РФ). Административный кодекс также предусматривает ответственность за оскорбление (5.61 КоАп)[191]. Однако эти статьи не позволяют предотвратить кибербуллинг в сети. И нередко правоохранительные органы вмешиваются, когда человек из-за травли уже получил психологическую травму или был доведен до самоубийства.

Защититься от кибербуллинга самостоятельно нелегко, но все же возможно.

Во-первых, не оставайтесь наедине с этим ощущением, нужно искать поддержку в семье, друзьях, близких, там, где человека ценят в реальной жизни, а не в виртуальной.

Во-вторых, стараться не давать свою личную информацию на сомнительных сайтах.

В-третьих, игнорировать негативные комментарии. Стоит отметить, что каждый по-своему готов воспринимать объективную критику, но иногда даже это кому-то сложно дается.

В-четвертых, если угрожают, обязательно нужно сохранить улики. При различных фактах преследования, угроз, шантажа и прочего, необходимо сохранять страницу с данными сообщениями или материалами — лучше всего сделать скриншот или распечатать, чтобы остались доказательства, поскольку агрессор затем может все данные удалить.

В-пятых, стоит меньше опубликовывать информацию в интернет, тогдаможно остаться менее уязвимым.

Таким образом, можно сделать вывод о том, что проблема кибербуллинга остается актуальной и на сегодняшний день. В современном информационном мире людям сложно представить себя без телефона, ноутбука и виртуального общения. Процентные показатели травли в интернете заставляет задуматься о создании на государственном уровне комплексного подхода к решению данной проблемы и созданию закона, направленного на осуществление мер по борьбе с агрессией в интернете, и что еще важнее, по ее предотвращению. Также необходимо просвещать молодое поколение относительно интернет-грамотности и правил этичного поведения в интернете и социальных сетях.

 

 

Р.К. Митин,

студент 5-го курса юридического факультета

Калужского института (филиала)

ВГУЮ (РПА Минюста России)

ГРАЖДАНСКО-ПРАВОВОЕ РЕГУЛИРОВАНИЕ НАСЛЕДОВАНИЯ ЦИФРОВЫХ АКТИВОВ

Цифровыми финансовыми активами признаются цифровые права, включающие денежные требования, возможность осуществления прав по эмиссионным ценным бумагам, права участия в капитале непубличного акционерного общества, право требовать передачи эмиссионных ценных бумаг, которые предусмотрены решением о выпуске цифровых финансовых активов в порядке, установленном Федеральным законом «О цифровых финансовых активах, цифровой валюте и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации» № 259-ФЗ, выпуск, учет и обращение которых возможны только путем внесения (изменения) записей в информационную систему на основе распределенного реестра, а также в иные информационные системы.[192]

Решающим фактором при принятии цифровых финансовых активов (далее — ЦФА) в качестве наследства будет являться именно фактическая передача доступа к криптовалютному кошельку, на котором хранятся активы. А юридически это будет соответствовать обычной процедуре наследования.

С учетом действующего законодательства, токены и криптовалюты в виде активов на блокчейне, письма и сообщения в мессенджерах, социальных сетях, в электронных почтовых сервисах следует рассматривать в качестве охраняемых объектов авторского права, которые относятся также к сведениям, содержащим личные персональные данные.

Несмотря на основное свойство ЦФА быть мультиплатформенными, сегодня их существование вне цифровых платформ, для которых они создавались, не представляется возможным. Пользовательские соглашения, которые наши граждане подписывают, в большинстве своем содержат пункт о том, что передача прав пользователя третьим лицам невозможна. Наследование цифровых активов в силу закона упирается в наличие информации о входных данных. Если наследодатель не сообщил своим наследникам логина и пароля, унаследовать права на страницу в соцсети или ценного игрока сетевой игры вряд ли получится. Владелец, конечно, может упомянуть о своих цифровых активах в завещании, но для того, чтобы его наследники получили к ним доступ, нужно найти возможность сообщить им входные данные.

Для передачи любого имущества, в том числе и криптоимущества, необходимо наличие признаков, позволяющих идентифицировать его. Это означает, что нотариус должен обладать определенным уровнем знаний и компетенций, которые в настоящий момент еще не определены. Как и в случае с банковским счетом, организация-оператор информационной системы в случае смерти клиента и до появления наследников банк, реестродержатель и биржа будут обязаны заблокировать счет от любых операций и осуществлять технический надзор за исполнением законодательства в сфере такого имущества.

В то же время, на данный момент не существует ни одного нормативно-правового акта, инструкций или разъяснительных писем о том, каким образом нотариус сможет надлежащим образом обеспечить прекращение доступа лиц к пользованию частным ключом (цифровым кошельком). Другой сложностью будет являться различие токенов, указанных в завещании и существующих в наследственной массе на момент смерти наследодателя.

Важным шагом при реализации права на наследство ЦФА является декларирование полученных доходов в Федеральной налоговой службе. Как отмечает руководитель Российского центра компетенций и анализа стандартов ОЭСР РАНХиГС Антонина Левашенко, наследнику будет необходимо доказать, что криптовалюта была получена законным путем, что подразумевает предоставление сведений о ее происхождении. [193]

Существует различная международная практика принятия цифровых активов в качестве наследства. Право на доступ и управление учетными записями наследодателя в том или ином объеме предоставляются наследникам на территории 19 штатов Америки. Наследование цифровых активов в США выглядит следующим образом. Например, в штате Коннектикут, в котором впервые появился закон о наследовании цифровых активов, возможно предоставление доступа к учетным записям электронной почты умершего. Для сравнения: закон штата Индиана расширяет перечень наследуемых объектов цифровых активов, относя к ним также доступ к аккаунтам социальных сетей, учетным записям блогов, микроблогов и службы коротких текстовых сообщений. [194]

Вместе с тем перед государствами стоит проблема, связанная с тем, как вовлечь нематериальные активы в деловой оборот. Что же касается криптовалют, то действия с ними совершаются анонимно. Наследники могут и не знать, что у умершего был электронный кошелек с биткоинами.

В этой связи возникают две проблемы. Первая — как найти, вторая — как получить. Для этого надо вмешаться в систему, что противоречит принципам блокчейна. В Германии, например, вопрос решается просто: если наличие криптовалюты не указано в завещании, значит, ее нет.

Кроме того, может возникнуть ситуация, когда, например, у наследников нет электронных кошельков и они не могут их завести. В подобных случаях можно было бы создать электронный кошелек суда, куда поступит сумма наследства, и после вынесения решения она будет распределяться с этого кошелька (ведущий сотрудник Института права и развития ВШЭ-Сколково, магистр частного права (РШЧП) Максим Башкатов).[195]

Другим вариантом наследства в виде цифровых активов является доля в непубличном акционерном обществе, существующая в виде цифрового значения или сертификата. По общему правилу, после открытия наследства, заинтересованные лица обращаются к нотариусу. Специалист должен определить величину наследственной массы, для чего составляется официальный запрос эмитенту. Обращение содержит требование предоставить информацию, на каком счету и какое количество акций принадлежит наследодателю. Здесь возникает первая сложность, связанная с цифровизацией: уставом общества, а также лицензионным соглашением между обществом, пользователем и организацией, которая хранит данные, должна быть установлена возможность предоставления сведений о таких активах нотариусу (третьим лицам, что противоречит закону). До перехода наследственной массы новому владельцу на банковские счета наследодателя продолжают перечисляться дивиденды, количество акций изменяется согласно уставу НеПАО.[196]

В последствии, после получения официального ответа от НеПАО, заинтересованные лица обращаются к регистратору со свидетельством о праве на наследство. Свидетельство, выданное нотариусом, должно отображать долю нового владельца или указывать на конкретное имущество, в данном случае, акции. На основании распоряжений наследников, им открываются счета, на которые заносятся акции. В данном случае возникает вторая сложность — неизвестен способ обозначения такого имущества в свидетельстве о наследстве. Здесь наиболее благоприятным вариантом видится указание сведений о наличии цифровых финансовых активов у организации-хранителя реестра сведений о них.[197]

В отсутствии наследников, собственность умершего акционера становится выморочной, то есть переходит государству. Это означает, что в состав учредителей может войти государственный представитель.

Таким образом, основной проблемой наследования имущества в виде цифровых активов на данный момент является отсутствие инструкций, а также существующие лицензионные соглашения между пользователями сервисов и организациями, хранящими данные о цифровых правах граждан на то или иное имущество. При этом выделение наследования цифровых активов в отдельную главу Гражданского кодекса РФ видится нецелесообразным в связи с возможным усложнением принятия общей наследственной массы, а также общностью иных прав и имущества, относящихся к наследству.

Также одним из возможных вариантов простого наследования ЦФА является хранение сведений о наличии ценных бумаг у профессиональных участников рынка ценных бумаг — кастодианов, которые ведут учет финансов и совершают операции с ценными бумагами своих клиентов, согласно законодательными актами. Сложностью здесь будет являться отсутствие порядка учета таких активов у кастодианов и цена сделки — зачастую подобными услугами пользуются лишь крупные организации, которые могут позволить себе застраховать действия со своими ценными бумагами, в связи с чем цена на услуги указанных лиц достаточно высока.

С целью упорядочения отношений пользователей и владельцев сайтов с услугами по хранению, передаче и распространению данных о цифровых активах (в том числе данных аккаунтов, криптовалюты или же прав на долю в непубличном акционерном обществе) необходимо разработать унифицированную формулировку законодательства, подлежащую применению в случае деления имущества на три блока: материальное имущество, права граждан на него и цифровые активы.

В дальнейшем разработка порядка наследования будет благоприятно способствовать облегчению процедуры вступления в наследство, а также уменьшит количество судебных споров.

 

Д.В. Никитин,

аспирант 3-го года обучения

кафедры предпринимательского и энергетического права

Юридического факультета К(П)ФУ

ДИНАМИКА ПРЕДСТАВЛЕНИЙ О ПРАВОВОЙ ПРИРОДЕ КРИПТОВАЛЮТ В РОССИИ В ПЕРИОД ПАНДЕМИИ COVID-2019

В период действия «противокороновирусных мер», 20 июля 2020 года возобновилась публичная часть законодательной работы по обсуждению и принятию проекта закона, призванного окончательно установить правовую природу криптовалюты на законодательном уровне. После более чем двухлетнего перерыва в открытом доступе появился текст проекта федерального закона №419059-7 «О цифровых финансовых активах, цифровой валюте и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации» (второе чтение)[198] (далее — «законопроект ко второму чтению).

Законопроект ко второму чтению, относительно первоначального проекта закона[199], был значительно дополнен и переработан таким образом, что устанавливаемая данными законопроектами правовая природа цифровых финансовых активов (далее — ЦФА) и правовая природа криптовалюты претерпели сущностные изменения.

Каким же образом изменились правовые представления о криптовалюте в период пандемии новой короновирусной инфекции на официальном уровне? Ответить на этот вопрос поможет сравнительно-правовое исследование правовой природы криптовалюты в первоначальном проекте закона и в законопроекте ко второму чтению, а также правовой анализ разного рода официально опубликованных документов как на стадии законотворческого процесса, так и на стадии имплементации норм принятого закона.

Изначально, ЦФА и криптовалюта соотносились друг с другом как часть и целое: подразумевалось, что криптовалюта это разновидность ЦФА, а другой разновидностью ЦФА являлся токен. Но законопроект ко второму чтению (который был принят в качестве федерального закона без каких-либо существенных изменений) кардинально изменил эту конфигурацию. Теперь, криптовалюта («цифровая валюта») это отдельное правовое явление с неоднозначной правовой природой и сложноопределяемым правовым режимом.

Прогрессивное развитие правовых представлений о правовой природе криптовалюты на законодательном уровне обнаружит себя, если мы полностью «развернём» дефиницию «криптовалюты» в первоначальном законопроекте и сравним её дефиницией в принятом законе.

Итак, по первоначальному законопроекту криптовалюта определялась как имущество в электронной форме, создаваемое и учитываемое лицами (осуществляющими действия или последовательность действий по созданию, выпуску и обращению этой криптовалюты) в формируемой на определённый момент времени систематизированной базе действий или последовательности действий по созданию, выпуску и обращению этой криптовалюты (которые [имеется в виду действия] хранятся, одновременно создаются и обновляются на всех носителях у всех лиц, осуществляющих эти действия или последовательность действий, на основе заданных алгоритмов, обеспечивающих её тождественность у всех пользователей этой базы данных), при этом создание и учёт такого имущества осуществляется в соответствии с правилами ведения данной систематизированной базы информации об этой криптовалюте.

Даже при полном раскрытии всех терминов, используемых в определении «криптовалюты», само это определение не становится более понятным, а наоборот, обнаруживают себя многочисленные нарушения правил юридической техники (когда сам термин определяется через этого же термин), противоречивые юридические конструкции («систематизированная база действий», «систематизированная база информации о криптовалюте»). Но самым важным недостатком такой дефиниции является весьма противоречивое указание правовой природы криптовалюты как «имущества в электронной форме». Такая норма нарушила бы всю существующую классификацию объектов гражданских прав. К схожему выводу пришло Правительство РФ в своём Официальном отзыве на первоначальный законопроект[200].

Правовая природа «цифровой валюты» в соответствии с законопроектом ко второму чтению характеризуется путём указания следующих признаков: это цифровой код или обозначение, которые могут быть приняты в качестве средства платежа и (или) в качестве инвестиций и в отношении которых отсутствует обязанное лицо.

Термин «токен» в законопроекте ко второму чтению вообще не используется и по существу, заменён на термин «цифровой финансовый актив». Но и в отношении ЦФА имеется неопределённость правовой природы.

Законопроект ко второму чтению множество раз ЦФА использует в качестве способа фиксации (удостоверения) возможности осуществления права участия в капитале непубличного акционерного общества, прав по эмиссионным ценным бумагам и права требовать передачи эмиссионных ценных бумаг. Вместе с этим, в самом определении ЦФА называются цифровыми правами, которые включают в том числе возможность осуществления вышеуказанных прав, предусмотренных решением о выпуске ЦФА.

Таким образом, обнаруживается противоречивый с логической точки зрения вывод о том, что ЦФА является и доказательством наличия права, и самим правом одновременно. Такой вывод поддерживается и Правительством РФ в повторном официальном отзыве на законопроект ко второму чтению[201].

Возвращаясь к сравнительно-правовому исследованию правовой природы криптовалюты на нынешнем этапе, отметит, что первоначально оборот криптовалюты не имел каких-либо существенных ограничений.

Но на стадии второго чтения уже был введён запрет принимать криптовалюту в качестве платы за товары, работы и услуги. Помимо того, что введение этого запрета не было как-либо обосновано законодателем, такой запрет по существу противоречит правовой природе криптовалюты и дефиниции «цифровой валюты» как «средства платежа», которая была введена самим законодателем.

Остаётся неясным, какие вообще могут совершаться сделки, встречным предоставлением по которым может являться криптовалюта, при том условии, что с точки зрения налогового законодательства по сути любая сделка может быть расценена как услуга.

Вместе с этим запретом, законом установлена позитивная обязанность по «информированию», которая по сути сводится к обязательному декларированию владельцами цифровой валюты о факте обладания и о совершении сделок или операций с цифровой валютой. В качестве санкции за невыполнение этой обязанности предусмотрен отказ в судебной защите этим лицам.

Кроме того, Министерство финансов опубликовало официальную информацию[202] о том, что готовится законопроект в соответствии с которым предлагаются следующие законодательные новеллы:

1) введение обязательного информирования Росфинмониторинга об операциях с цифровой валютой;

2) введение обязательного декларирования о совершении операций с цифровой валютой свыше определённой суммы;

3) и введение административной и уголовной ответственности за невыполнение обязанности по вышеуказанному декларированию.

Другими словами, в случае принятия предлагаемого Минфином законопроекта правовой режим криптовалюты в России обретёт лишь некоторые дополнительные грани, но не будет окончательно установлен на законодательном уровне. И это несмотря на то, что уже на стадии принятия закона о ЦФА было высказано множество официальных позиций (Правового управления Аппарата Государственной Думы[203], Комитет Совета Федерации по бюджету и финансовым рынкам[204], Правовое управление Аппарата Совета Федерации[205]), смысл которых сводился к тому, что после принятия закона о ЦФА необходимо принять следующий закон — о выпуске и обращении цифровой валюты.

Таким образом, правовая природа криптовалюты в период пандемии COVID-2019 действительно подверглась существенной трансформации от «денежного суррогата»[206] до «средства платежа». Но при этом уже сейчас имеются существенные ограничения оборотоспособности этого «средства платежа» и, вероятно, следует ожидать ещё новых ограничений обращения криптовалюты с принятием профильного закона. Такое положение дел, разумеется, приведёт лишь к «выталкиванию» этой группы отношений из сферы действия правового поля в теневой сектор экономики.

Представляется, что одним из факторов возникновения всех вышеуказанных проблем в сфере правового регулирования криптовалютных отношений можно назвать в том числе пандемию COVID-2019, а точнее, направленные на борьбу с ней меры. Такое предположение не является голословным, так как основывается на том, что от момента начала рассмотрения законопроекта во втором чтении до его подписания Президентом РФ и официального опубликования прошло всего 11 дней, а также на том, что публичное обсуждение этого законопроекта Государственной Думой во втором и третьем чтении суммарно составляло всего лишь 4 минуты в которые уложились лишь доклад и голосование (при этом, публичное обсуждение на этапе первого чтения затянулось на 18 минут с многочисленными вопросами и ответами на них).

 

А.Д. Никитина,

доцент кафедры гражданского права и процесса

Российского государственного социального университета,

доктор исторических наук

ВОПРОСЫ РЕАЛИЗАЦИИ НЕКОТОРЫХ ПРИНЦИПОВ И КОНСТРУКЦИЙ ДРЕВНЕВОСТОЧНОГО ПРАВА В СОВРЕМЕННОМ РОССИЙСКОМ ПРАВЕ (НА ПРИМЕРЕ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ТОВАРИЩЕСТВ СОБСТВЕННИКОВ НЕДВИЖИМОСТИ)

В современном российском частном праве существенное значение имеют основные начала гражданского законодательства — принципы гражданского (и частного, в целом) права. Исследуя всё многообразие таких принципов, в своей статье мы предполагаем более подробно рассмотреть применение принципа восстановления нарушенных прав некоторыми из субъектов гражданского права и исследовать отдельные проблемы, возникающие в рамах применения указанного принципа.

Обратившись к нормативной базе можно указать на п. 1 ст.1 и ст. 15 ГК РФ, а также ст. 35 ч. 3 Конституции РФ, где закреплено, что субъект права может быть лишен собственности только по решению суда, а принудительное отчуждение возможно только при предоставлении равноценного за неё возмещения.

С.С. Алексеев, соглашаясь с мнением А.М. Васильева, указывает на необходимость в рамках применения данного принципа обеспечения стабильности отношений собственности, являющихся правовой базой имущественного оборота[207]. Практическая реализация указанного принципа влечет за собой возникновение большого количества правовых коллизий, с которыми вынуждены сталкиваться современные юристы-практики.

В данной статье мы хотели бы обратить внимание исследователей на сложные вопросы, возникающие в рамках деятельности некоммерческих организаций (НКО), и непосредственно связанные с регламентацией и реализацией ряда исследуемых нами принципов российского гражданского права, и предложить пути их решения, обратившись к историческому опыту правоприменительной и судебной практики древнего Востока.

Согласно российскому законодательству (ст. 50 п. 3 ГК РФ) к НКО относятся: потребительские кооперативы, общественные организации, ассоциации и союзы, товарищества собственников недвижимости, фонды, религиозные и автономные некоммерческие организации.

Деятельность НКО начала оформляться в рамках правового поля с конца 90-х гг. прошлого века, когда был принят Федеральный закон № 7 (ФЗ) от 12. 01. 1996 г. (в последней редакции 01.01 2019 г.), а также часть 2 ГК РФ (ФЗ № 14 от 26.01. 1996 г.), который был окончательно составлен и принят 01.01 2008 г. Одним из последних среди исследуемых нами нормативных актов является ФЗ № 217 от 29 07. 2017 г. «О ведении гражданами садоводства и огородничества для собственных нужд и о внесении изменения в отдельные законодательные акты РФ», вступившего в силу 01. 01 2019 г. (заменивший и частично дополнивший № 66-ФЗ от 15 04. 1998 г. (в ред. от 03 07. 2016 г.)).

Если мы обратимся к доктрине, то обнаружим, что, кроме общих работ по правовой и экономической деятельности НКО[208], наибольшее внимание исследователей в интересующем нас контексте привлекли два вопроса: партнерство и общественное участие в правовой деятельности НКО и правовые рамки вовлеченности НКО в предпринимательскую деятельность.

При этом, в последнее десятилетие правоведы и юристы-практики подвергают анализу в том числе и деятельность товариществ собственников жилья[209]. Мы же, в рамках данной статьи, хотели бы изучить вопросы функционирования товариществ собственников недвижимости (ТСН) в правоприменительной практике садовых товариществ, которые привлекли внимание исследователей именно в последние годы[210].

 Обратив внимание на правовой статус частных НКО, мы обнаружим, что в большинстве из них имущество юридического лица формируется в рамках долевых паев или ежемесячных (ежеквартальных или ежегодных) выплат его членов (ст. 123.13, п. 2, 3 и 123.14 п. 1 ГК РФ). Каждый член НКО, таким образом, участвуя в деятельности последней становиться долевым собственником.

Однако, если обратиться к судебной и правоприменительной практике хозяйственной деятельности НКО, то значительное количество сложных правовых казусов возникает в рамках функционирования ТСН.

Если мы обратимся к ранее рассматриваемому ФЗ №7 от 12. 01. 1996 г. (в последней редакции 01. 01 2019 г.), то обнаружим в гл. 4 ст. 27, представлены т.н. конфликты интересов. В п. 3 указанной ст. 27 отмечается, что для избегания подобных конфликтов интересов между членами некоммерческой организации, необходимо четко следовать целям создания последней.

В п. 4 отмечено, что любая сделка должна быть оформлена с согласия органа управления некоммерческой организации, а незаконность такой сделки может быть рассмотрена в судебном порядке.

Однако, судебная и правоприменительная практика показывает, что именно после избрания исполнительного органа часто возникает указанный выше конфликт интересов. У председателя появляется значительно больше полномочий для реализации отдельных целей, которые не всегда являются общими для данной организации. В качестве примера можно указать на решение по делу, которое было рассмотрено в городском суде города Одинцово[211].

Из материалов дела мы узнаем, что за время своего руководства ТСН «Резиденция «Лесной городок»» (11 месяцев) председатель правления ТСН, ревизор и члены счетной комиссии для подсчетов результатов голосования, проводившегося на указанном собрании санкционировали строительство к территории ТСН подъездного пути, который также мог использоваться ими для транспортировки строительных материалов (песка) с соседнего карьера. Таким образом, собственники-члены ТСН оплатили из своих средств дорогу, которая дала возможность, в том числе, обогатиться истцам, нарушив, по нашему мнению, права первых.

Обратившись к ФЗ № 217 от 29 07. 2017 г. мы обнаружим, что все члены ТСН имеют равные права на использование дополнительных конструкций и инженерных коммуникаций, окружающих территорию ТСН (согласно п. 2 и 3 ст. 22, ст. 24). При этом, остается неясным, каким образом квалифицировать действия руководства ТСН: как законные или незаконные? Недовольные члены ТСН пожелали отстранить от власти указанных лиц. Однако, согласно п. 2 ст. 123.14 ГК РФ, прекращение деятельности руководящих органов ТСН возможно только при наличии серьёзных оснований и грубого нарушения своих обязанностей.

Суд справедливо определил незаконность проведения собрания, которое наделило руководителей ТСН дополнительными полномочиями (там не было кворума). Но можем ли мы квалифицировать как незаконное действие, связанное со строительством дороги, которая была нужна другим членам ТСН для подъезда, но за счет которой также получали прибыль конкретные четыре его члена, бывшие на тот момент представителями правления ТСН?

Таким образом, мы продемонстрировали только один правовой казус, возникающий в процессе функционирования ТСН, а таких, как мы знаем, огромное количество. Как указано в обзоре судебной практики по вопросам регулирования правоотношений внутри некоммерческих организаций за 2013-2017 гг., представленной Верховным судом РФ (утверждённой 12.07 2018 г.), только по Московской области за указанный период было рассмотрено более 8 тысяч судебных дел, открытых по искам ТСН к своим членам[212].

 Каким же образом мы можем уменьшить число правовых казусов в интересующей нас сфере правоприменения? Попробуем обратиться к древневосточному опыту.

В качестве примера, демонстрирующего нам особенности правоотношений на древнем Востоке во II тыс. до н.э., мы используем правовые документы из города-государства Ашшур, расположенного на севере Месопотамии.

Если мы обратимся к т.н. Среднеассирийским законам, то обнаружим, что в ст. 6 таблички В+О переход собственности от одного общинника к другому происходит после тщательной проверки всех представленных документов, проводимой в течение месяца тремя наиболее уважаемыми представителями совета общины и старостой (председателем)[213].

Правоприменительная и судебная практика демонстрирует нам еще одного представителя совета общины — rābiṣ ālim (судебного представителя общины), который представляет и защищает права общинников за пределами территории общины и разъясняет общинникам их права при обращении в судебные инстанции (для примера, в табличке CCT 49)[214].

Таким образом мы можем законодателю предложить внести дополнение в ст. 20 исследованного нами ФЗ № 217 от 29 07. 2017 г., вступившего в силу 01.01 2019 г. Указанную статью мы рекомендуем дополнить п. 6 об обязательном включении в состав комиссии по контролю за действиями руководства ТСН, привлеченного на средства членов ТСН независимого юриста.


 

Я.И. Пономарева,

студентка 4-го курса

ВГУЮ (РПА Минюста России)

Э.Ю. Стонякина,

студентка 4-го курса

ВГУЮ (РПА Минюста России)

ОТДЕЛЬНЫЕ АСПЕКТЫ РАЗВИТИЯ ПРАВА В УСЛОВИЯХ ЦИФРОВИЗАЦИИ ЭКОНОМИКИ

Переход современного российского  общества к цифровой модели развития исполняется соответстви со Стратегией развития информационного общества в Российской Федерации на 2017-2030 годы, которая обозначил цели задачи и меры по реализации внутренней и внешней политике нашей страны в сфере использования информационных и коммуникационных технологий, нацеленные на развитие информационного общества, формирование государственной цифровой экономики, обеспечение государственных интересов и реализацию стратегических государственных ценностей[215].

Это значительно воздействует на саму парадигму управления государством, провоцируя модификацию его содержания, активизирует инноваторские процессы, которые требуют осмысления. Удивительно, но именно государство стало основоположником процессов цифровой модификации общества, что означает создание информационных систем и такого информационного места, в котором свободно могла бы распространяться информация.

Данная проблематика не является новой. В 1993 году Указом Президента РФ была принята Концепция правовой информатизации России[216], двумя годами позднее принята президентская программа «Правовая информатизация органов государственной̆ власти Российской Федерации»[217]. Как раз таки в ней говорится о том, что «в качестве основных средств тиражирования и распространения эталонных баз правовой информации должны использоваться высокоскоростные каналы и системы цифровой передачи данных, обеспечивающие конфиденциальность, безопасность, надежность и своевременность передачи информации»[218].

В начале XXI века была принята Федеральная целевая программа «Электронная Россия (2002– 2010)»[219], а после ее окончания — государственная программа «Информационное общество»[220], которые предусматривали внедрение в экономику государства широкого диапазона сетевых технологий, создание разделов «Электронное правительство» и «Электронные услуги» на официальных сайтах правительств в субъектах Российской Федерации.

В 2006 году был издан Федеральный закон «Об информации, информационных технологиях и о защите информации»[221], который учитывает свободу поиска, получения, передачи, изготовления и распространения информации любимым легитимным способом, а так же довольно давно реализуются Федеральные законы «Об обеспечении доступа к информации о деятельности государственных органов и органов местного само­управления»[222] и «Об организации предоставления государственных и муниципальных услуг»[223], что является следствием довольно прочного нормативного-правового каркаса для регулирования информатизации со стороны государства на федеральном и региональном уровнях.

Увы, нет весомых доводов и причин для придания подробно разрекламированному парадоксу цифровизации права статуса панацеи от всех бед русской юридической реальности и большинства общественных проблем. Цифровизация идет по стопам, поэтому ее следует рассматривать только как один из дополнительных способов оптимизации правового регулирования при поддержке цифровых технологий и не показывать в ее отношении неоправданный фетишизм. Вместе с тем, по нашему мнению, общество пока не понимает всех масштабов неопределённости, которую несет расширение неконтролируемого цифрового пространства.

Абсолютно популистскими нам представляются сентенции председателя правления Сбербанка Г. Грефа о том, что «нейронная сетка» делает исковые заявления намного лучше, чем любой правовед в области юриспруденции, и 450 адвокатов, работавших в фирме и готовивших исковые заявления, были уволены. В самом деле, с поддержкой интеллектуальной платформы возможно подготовить шаблонные заявления для заполнения потребителями каких-то предложений, в прочем в большинстве случаев юристы имеют дело с персонифицированными обстоятельствами, большим объемом всевозможных персональных данных и событий, разобраться в существе которых и расценить их подходящим образом роботу вряд ли будет под силу.

Д.А. Пашенцев верно отмечает, что «внедрение цифровых технологий в юридическую практику разрешает автоматизировать ряд процессов, которые прежде имели возможность реализоваться только при прямом участии субъекта права»[224]. Впрочем в качестве примера он приводит «внедрение электронного правосудия, при котором заключение по обычным делам имеет возможность брать на себя бот, а не живой судья»[225].

На наш взгляд, с этим невозможно согласиться. Сложно даже и предположить, что, например, так называемые типичные дела начнет рассматривать судья-автомат или же робот-полицейский. Полагаем, что членов этих процессов, особенно подсудимых и пострадавших, ждет удручающая судьба.

Нельзя забывать, что одну из главных ролей в судебном процессе играет судебное усмотрение, т.е. мыслительная работа определенного арбитра по определенному делу, которая в качестве итога дает абсолютно конкретное заключение, принятое на базе анализа других разновидностей, предлагаемых законодательством. Электронный судья-робот при всем своем безупречном приборе к мыслительной работе не способен, в связи с чем осуществление такового обязательного атрибута судопроизводства, как судебное усмотрение, ставится под сомнение.

Неудивительно, но устройство, наделенное искусственным происхождения разума, способно воплотить в жизнь классификацию и предварительную подготовку документов, важных правоприменителю для анализа спорных ситуаций, исполнять типовые стандартизированные процедуры. Полагается, что «умная машина» будет выполнять такие задачи лучше чем какой-либо человек. Со слов В.Д. Зорькина, «цифровые технологии имеют все шансы значительно увеличить качество правоприменения в органах исполнительной власти»[226].

Цифровизация так же нашла свое отражение в договорном праве. Ярким примером этого служит федеральный закон о краудфандинге известный так же как закон о привлечении инвестиций с использованием инвестиционных платформ. Данный закон направлен на «регулирование отношений, возникающих в связи с инвестированием и привлечением инвестиций с использованием инвестиционных платформ, он определяет правовые основы деятельности операторов инвестиционных платформ, регулирует возникновение и обращение утилитарных цифровых прав, предусмотренных федеральным законом, а также выдачу и обращение ценных бумаг, удостоверяющих утилитарные цифровые права»[227]. Иными словами, краудфандинг можно интерпретировать как способ коллективного привлечения инвестиций для претворения в жизнь какой — либо задачи из любой сферы.

На наш взгляд, краудфандиг можно рассматривать в аспекте договора, так как исходя из сути определения краудфандинга, данному понятию принадлежит функция регулировки отношений по привлечению тех или иных инвестиций. Если рассмотреть данную позицию, то договор краудфандинга, а иными словами деятельность по организации привлечении инвестиций основывается на договорах об оказании услуг по привлечению инвестиций, а также на договоре об оказании услуг по содействию в инвестировании. Привлечение инвестиций в современных условиях является основой почти для любого бизнеса, ведь для того, чтобы реализовать все поставленные задачи необходима финансовая основа. Роль цифровизации в становлении данного закона, или как мы определили — договора, мы рассматриваем как положительную, поскольку благодаря этому явлению осуществление правоотношений, связанных с инвестированием стало весьма практичным. Приводя примеры благоприятного отражения цифровизации на краундфандинге, стоит обратить внимание на следующие аспекты. Первое — это так называемое цифровое свидетельство, подразумевающее под собой «неэмиссионная бездокументарная ценная бумага, не имеющая номинальной стоимости, удостоверяющая принадлежность ее владельцу утилитарного цифрового права, распоряжаться которым имеет возможность депозитарий, и закрепляющая право ее владельца требовать от этого депозитария оказания услуг по осуществлению утилитарного цифрового права и (или) распоряжения им определенным образом»[228]. Такое свидетельство не требует государственной регистрации, а удостоверяется лишь своим определённым обозначением, что значительно облегчает распоряжение правом на это свидетельство. Стоит так же обратить внимание на то, что закон о краудфандинге предусматривает так называемые цифровые права. Иными словами, традиционные право требования вещи, право требования передачи исключительных прав на результаты интеллектуальной, а так же право требовать выполнения работы или услуги предоставляется в цифровом варианте. То есть данные действия помимо традиционного метода, можно осуществлять с использованием коммуникационных сетей, компьютеров или иных электронных устройств, что значительно облегчает реализацию тех или иных видов правоотношений.

Следует рассмотреть проявление цифровизации и в не так давно ставшими популярными смарт-контрактах. Фактически, смарт-контракт можно определить как компьютерный алгоритм, созданный для того, чтобы обеспечить выполнение прозрачной сделки при соблюдении и выполнении всех условий контракта. Ввиду этого, были внесены соответствующие изменения в законодательство. Так, в Гражданский кодекс Российской Федерации , а именно ст. 160 добавили следующее положение: «Письменная форма сделки считается соблюденной также в случае совершения лицом сделки с помощью электронных либо иных технических средств, позволяющих воспроизвести на материальном носителе в неизменном виде содержание сделки, при этом требование о наличии подписи считается выполненным, если использован любой способ, позволяющий достоверно определить лицо, выразившее волю. Законом, иными правовыми актами и соглашением сторон может быть предусмотрен специальный способ достоверного определения лица, выразившего волю»[229].

Изменения в пользу цифровизации договорного права коснулись так же ст. 434 ГК РФ, где говорится: «Договор в письменной форме может быть заключен путем составления одного документа (в том числе электронного), подписанного сторонами, или обмена письмами, телеграммами, электронными документами либо иными данными в соответствии с правилами абз.2 п.1 ст. 160 настоящего Кодекса»[230]. Законодатель подчеркивает возможность электронного составления договора, так же отсылает нас к вышеупомянутой ст. 160, отображающей использование электронных технологий в договорном праве.

Многие теоретики отмечают, что цифровизация негативно сказывается как на праве в целом, так и на различных его подотрослях. Большинство склоняется к тому, что данное явление все-таки так или иначе деградирует профессию юриста. Однако, на наш взгляд, цифровизация как и в общем ее виде, так и в отдельных аспектах является веянием времени, значительно ускоряющим развитие как договорного права, так и права в целом.

М.М. Прошина,

студентка 2-го курса, юридического факультета

ВГУЮ (РПА Минюста России)

ЗАЩИТА ПРАВ ИНОСТРАННЫХ ИНВЕСТОРОВ В РФ:
ПРОБЛЕМЫ И ПРОТИВОРЕЧИЯ

На современном этапе развития межнациональных отношений все сильнее ощущается глобализация мировой экономики и слияние финансовых рынков. Страны стали активнее и свободнее обмениваться капиталами, в том числе возросли роль и влияние иностранных инвестиций — они стали основным источником финансирования развивающихся стран. Но несмотря на необходимость привлечения иностранных инвесторов, необходимость создания благоприятного инвестиционного климата, правовое регулирование инвестиций в нашей стране имеет ряд существенных недостатков.

Целью данной работы является исследование правового аспекта международных финансов, в частности, анализ правовой базы, регулирующей положение, права иностранных инвесторов в России, провести анализ нарушения прав иностранных инвесторов в РФ и выявить последствия этих нарушений на развитие российского права и российской экономики. А также предложить варианты разрешения данной проблемы.

Для начала стоит разобрать, что мы будем понимать под понятием «инвестиции». Ведь от понимания и трактовки данного термина будут зависеть содержание законодательных актов и решения третейских судов.

Говоря об инвестициях с иностранным элементом, необходимо прибегнуть к международным источникам. Вашингтонская конвенция 1965 г. об урегулировании инвестиционных споров между государствами и лицами других государств (далее — «Вашингтонская конвенция») не содержит определения понятия «инвестиция» и характеристик, по каким признакам оно может быть раскрыто. Еще участники Вашингтонской конференции заявили, что отсутствие единого определения позволяет сторонам при возникновении спора прибегнуть собственному толкованию: «Не было предпринято ни одной попытки по определению термина «инвестиции», принимая во внимание основополагающее требование о согласии между сторонами и механизм, посредством которого Договаривающиеся Государства могут известить, если они этого пожелают, тип споров, подлежащих или не подлежащих передаче Центру [МЦУИС]»[231].

С момента написания данной конвенции в мировом сообществе не было предпринято попыток узаконить или каким-либо другим образом привести в единый образец понимание об инвестициях как предмете правовых отношений. Таким образом перед инвесторами и перед судьями стоит задача самостоятельного определения содержания понятия «инвестиции». Арбитры третейских судов в таких случаях предпочитают применять так называемый концептуалистский подход, в основе которого лежит тест Салини (Salini test)[232]. Данный тест впервые был применен третейским судом в деле Salini v. Morocco[233]. В следствие чего третейский суд решил обратиться к доктрине и выделил следующие признаки инвестиции: вклад; определенный период исполнения договора; участие в рисках, возникающих из сделки, и (в качестве дополнительного признака) вклад в экономическое развитие принимающего государства[234]. Несмотря на то, что данная классификация в последствие и подвергалась критике[235], но она свидетельствует о введение автономных, не зависящих от какой-либо национальной системы, критериев понятия «инвестиции».

Российское законодательство более строго отнеслось к данному вопросу, и в 1999 году понятие «инвестиции» было закреплено в Федеральном законе «Об иностранных инвестициях в РФ» от 09.07.1999 г. № 160-ФЗ (далее — «Закон об иностранных инвестициях»), являющийся базовым документом, регулирующим в России отношения в области иностранных инвестиций: «иностранная инвестиция — вложение иностранного капитала, осуществляемое иностранным инвестором непосредственно и самостоятельно, в объект предпринимательской деятельности на территории Российской Федерации в виде объектов гражданских прав, принадлежащих иностранному инвестору,…»[236]. Как мы видим, определение, данное российским законодателем, во многом соответствует критериям приведенным третейским судом в деле Salini v. Morocco. Основная идея данного закона — формирование и регулирование отношений, связанных с государственным регулированием и государственными гарантиями прав и обязанностей иностранных инвесторов на территории России при осуществлении ими действий, описанных в данном законе. Государственный контроль за соблюдением иностранными инвесторами требований российского законодательства осуществляется посредством их аккредитации.

Говоря о правовой природе иностранных инвестиций в России, мы не можем не рассмотреть Федеральный закон «Об инвестиционной деятельности в Российской Федерации, осуществляемой в форме капитальных вложений» от 25.02.1999 № 39-Ф3 (далее — «Закон об инвестиционной деятельности»), в котором под инвестициями понимается имущество и имущественные права, которые инвестор вкладывает в дело с целью получения прибыли[237].

Также действия иностранных инвесторов регулируются Федеральным законом от 26.07.2006 № 135-ФЗ «О защите конкуренции» (далее — «Закон о защите конкуренции»)[238], который предусматривает обязательный порядок предоставления информации о наличии или отсутствии лицензии у лица, являющегося объектом экономической сферы на осуществление видов деятельности, упомянутых в Федеральном законе от 29.04.2008 № 57-ФЗ «О порядке осуществления иностранных инвестиций в хозяйственные общества, имеющие стратегическое значение для обеспечения обороны страны и безопасности государства» (далее — «Закон о стратегических инвестициях»)[239], либо заявление в письменной форме о том, что заявитель данными сведениями не располагает. Основная идея этого закона в отношении иностранных инвесторов — осуществление косвенного контроля за иностранными инвестициями со стороны государства. Но данный закон, к сожалению, больше рассчитан на защиту прав не сколько участников коммерческих отношения, а сколько самого государства.

Продолжая анализировать закрепление прав и обязанностей иностранных инвесторов в РФ следует отметить действующий в РФ специальный механизм заключения инвестиционных контрактов (далее — «СпИК»). Углубляясь в историю, СпИК был введен Постановлением Правительства РФ № 708 (Постановление Правительства РФ от 16.07.2015 № 708 «О специальных инвестиционных контрактах для отдельных отраслей промышленности» в редакции от 27.12.2016)[240] в 2015 году (далее — «СпИК 1.0») как форма государственно-частного партнерства между государством и частным инвестором, имеющая целью стимулирование местного производства на территории России. Но данный механизм имел ряд существенных недостатков, в следствие чего был издан следующий закон: Федеральный закон от 02.08.2019 N 290-ФЗ «О внесении изменений в Федеральный закон «О промышленной политике в Российской Федерации» в части регулирования специальных инвестиционных контрактов» (далее — «СпИК 2.0»)[241]. Данный проект значительно улучшает положение иностранных инвесторов: во-первых, СпИК 2.0 не устанавливает минимальный объем инвестиций, во-вторых, увеличивается срок заключения контракта (до15-20 лет); в-третьих, в программу будут приниматься инвесторы на основе конкурсного отбора, то есть наиболее выдающиеся проекты получат больше шансов для своей реализации. Также СпИК 2.0 предоставляет гарантии неизменности условий для ведения бизнеса и освобождение инвесторов от ряда налогов. 21 октября 2019 состоялось 33-е заседание Консультативного совета по иностранным инвестициям в России. На заседании обсуждались реализуемые инвестиционные проекты и вопросы совершенствования налогового и таможенного законодательства и администрирования, а также развитие торговли, потребительского рынка и технического регулирования[242]. Также на этом заседании Д. Медведев отметил, что в России продолжается работа по совершенствованию инвестиционного законодательства, одним результатов которого стал вышеупомянутый институт СпИК 2.0.

В правовом регулировании прямых иностранных инвестиций есть существенное отличие, которое усложняет данный правовой процесс — они (инвестиции) являются одновременно объектом как международного, так и внутригосударственного права, где могут не совпадать подходы к вопросам политики в области управления иностранными инвестициями. В следствие данного факта сложилась ситуация, при которой темпы роста прямых иностранных инвестиций опережают международно-правовое регулирование инвестиционной деятельности. И поэтому предприниматели, занимающиеся международным инвестированием, предпочитаю при защите своих прав ссылаться на международные договоры в сфере инвестиционной деятельности, среди которых доминирующими являются двусторонние инвестиционные договоры[243].

Тем не менее, несмотря на активное стремление России привлекать на свою территорию иностранных инвесторов, эта группа остается одной из самых слабозащищенных субъектов права в России. Репик А. Е., представитель (общественного омбудсмена) Уполномоченного при Президенте РФ по защите прав предпринимателей в Книге жалоб и предложений российского бизнеса 2018 было выделено около 13 проблем, с которыми сталкиваются иностранные инвесторы в России[244].

Главная проблема обнаруживается уже в Законе об инвестиционной деятельности, который de jure обязуется обеспечивать стабильность прав субъектов инвестиционной деятельности. Например, п. 2 ст. 8 Закона говорит о том, что «условия договоров и (или) государственных контрактов, заключенных между субъектами инвестиционной деятельности, сохраняют свою силу на весь срок их действия, за исключением случаев, предусмотренных данным законом и другими федеральными законами». Но de facto иностранные инвесторы не могут получить стабильных условий. Данная проблема может найти свое решение во внесении изменений в акты, регламентирующие порядок разработки и внесении проектов в Правительство РФ, а также размещения их для общественного обсуждения, предусмотрев обязательность внесения проектов законов совместно с комплектом проектов подзаконных актов. В частности, могут быть разработаны меры, направленные на реализацию принципов, заложенных в Федеральном Законе об инвестиционной деятельности, предусматривающие стабильность прав субъектов инвестиционной деятельности, обязательность транспарентного отраслевого обсуждения проектируемых инициатив.

Также иностранных инвесторов не удовлетворяет правовое обеспечение налогообложения. Это связано с тем, что вследствие того, что российское налоговое законодательство не гармонизировано с общепринятыми мировыми налоговыми практиками, международные компании сталкиваются с проблемой непризнания для целей налога на прибыль расходов, понесенных головной организацией группы компаний и распределенных между компаниями группы. Например, в странах Европейского союза (далее — «ЕС») данная проблема решается путем признания концепции «cost allocation», но при условии применения правил трансфертного ценообразования. Решение данной достаточно запущенной проблемы А. Е. Репик видит в дополнении п. 1 ст. 252 Налогового кодекса РФ (далее — «НК РФ») положениями о признании расходов, распределенных головной организацией, при условии их экономической обоснованности и документальном подтверждении, дополнении нормы соответствующей ссылкой на эти перераспределяемые расходы в ст. 264 НК РФ (прочие расходы, связанные с производством и реализацией). На мой взгляд, также необходимо во избежание злоупотреблений по перераспределению расходов сформулировать и включить специальные правила в главу НК РФ про трансфертное ценообразование.

Несмотря на существенные недостатки в законодательной базе РФ в сфере регулирования прав иностранных инвесторов, 2019 год оказался удачным для российской экономики. В докладе Конференции ООН по торговле и развитию (UNCTAD) говорится., что «В 2019 году приток иностранных инвестиций в Российскую Федерацию более чем удвоился и составил 33 миллиарда долларов»[245]. Но до лидера притока иностранных инвестиций (КНР) российскому законодателю еще есть к чему стремиться. Что, касается 2020 г. ученые строят только прогнозы. Учитывая сохраняющуюся неопределенность из-за сложившейся экономической ситуации в следствии пандемии COVID-19, UNCTAD ожидает снижения мировой торговли, примерно, на 20% в 2020 году (докладе UNCTAD). UNCTAD отмечает, что ее прогноз находится в рамках прогноза Всемирной торговой организации (далее — «ВТО»), которая ожидает, что спад мировой торговли составит 13-32% в 2020 году. Федеральная служба государственной статистики (далее — «Росстат») выдвигает прогноз, что снижение мировой торговли существенно отразится на внутренней экономической ситуации в России, в частности по прогнозам на второй квартал 2020 г. приток иностранных инвестиций по сравнению с первым кварталом 2020 г. снизился почти на 20%, что оставляет отрицательный эффект на бюджете РФ 2020 г.

Проведя анализ национального законодательства в сфере международного инвестирования и сравнение его с международным правом, можно прийти к выводу, что бюджет и экономика в целом Российской Федерации во многом зависят от иностранных инвестиционных вкладов. Но в данной сфере деятельности мы можем убедиться в колоссальном влиянии права на социальную и экономическую сферы жизнедеятельности общественности. Ведь от уверенности иностранных инвесторов в своем будущем, соей правовой защищенности зависит с каким государством они захотят сотрудничать. И чтоб привлечь в нашу экономику капиталы иностранных инвесторов российскому законодателю необходимо тщательнее готовить почву, чтоб иностранный инвестор был уверен, что в нашей стране его права будут защищены.

И.М. Саакян,

студентка 2-го курса юридического факультета
ВГУЮ (РПА Минюста России)

РАСПРОСТРАНЕНИЕ COVID — 19 КАК ОБСТОЯТЕЛЬСТВО НЕПРЕОДОЛИМОЙ СИЛЫ

Как нам известно, COVID — 19 представляет собой опасное заболевание, глобально распространившееся в 2020 году. Однако кроме распространения болезни и организации карантина есть и более глубокие последствия этого явления. Пандемия коронавирусной инфекции привела к закрытию большого количества организаций, резкому возрастанию спроса на продукты повседневного использования, спекуляциям на рынке определённых товаров, например, таких как, медикаменты, средства индивидуальной защиты, дезинфицирующие средства. Появились частые случаи невыполнения условий договоров, что вызвало спорные моменты: рассмотрим, является ли COVID — 19 обстоятельством непреодолимой силы.

 Под непреодолимой силой в гражданском кодексе понимается появление неотвратимых и чрезвычайных обстоятельств, вследствие которых не были исполнены условия договора, чем одна из сторон не по своей воле причинила убытки другой стороне.[246] Верховный Суд Российской Федерации дал толкование применения пункта 3 статьи 401 ГК РФ и указал на то, чтобы признать обстоятельство непреодолимой силой необходимо, чтобы оно носило чрезвычайный и непредотвратимый характер при данных условиях. Чрезвычайность подразумевает исключительность обстоятельства, возникновение которого не является обычным в конкретных условиях. А непредотвратимым обстоятельство признаётся, когда участник гражданского оборота, осуществляющий аналогичную деятельность с должником, не смог бы избежать наступления этого обстоятельства или его последствий, если иное не предусмотрено законом.[247]

Распространение коронавирусной инфекции совпадает с критериями определения непреодолимой силы. Чрезвычайность выражается в распространении болезни, представляющей опасность для окружающих, которая повлекла за собой человеческие жертвы, ущерб здоровью людей, значительные материальные потери и нарушение условий жизнедеятельности людей. Непредотвратимый характер же этого явления выражается в независимости воли сторон и третьих лиц в появлении и распространении коронавирусной инфекции и последствий, которые она повлекла

В связи с опасностью распространения новой коронавирусной инфекции в субъектах РФ был введен режим повышенной готовности.[248] В некоторых регионах такая ситуация была признана обстоятельством непреодолимой силы. Например, в Москве режим повышенной готовности был введён 5 марта 2020 года указом мэра, который является основанием для признания форс-мажорного обстоятельства.[249]

Верховный Суд РФ произвел обзор по отдельным вопросам, связанным с распространением новой коронавирусной инфекции, и указал, что обстоятельство непреодолимой силы не может быть универсальным для всех категорий должников.[250] Необходимо учитывать вид деятельности, регион осуществления, обстоятельства конкретного дела (включая срок выполнения обязательства, разумность и добросовестность действий должника и т.п.), что вызывает трудности при определении обстоятельства непреодолимой силы. В соответствии с этим существование обстоятельства непреодолимой силы устанавливается с учетом обстоятельств конкретного дела.

Обстоятельства, которые вызваны угрозой распространения COVID-19, а также меры по предотвращению его распространения (введение обязательных правил поведения при режиме повышенной готовности, установление режима самоизоляции граждан и т.п.), могут быть определены как обстоятельство непреодолимой силы в следующих случаях:

·         если будет подтверждено их соответствие перечисленным критериям и причинная связь между этими обстоятельствами и невыполнением обязательства;

·         при решении вопроса об освобождении от ответственности при наличии обстоятельств непреодолимой силы могут учитываться документы (заключения, свидетельства), выданные уполномоченными органами или организациями, доказывающие наличие обстоятельств непреодолимой силы;

·         в том случае, когда добросовестный субъект гражданского оборота, осуществляя с должником деятельность, не мог бы уклониться от обусловленных ограничительными мерами неблагоприятных финансовых последствий. Например, в случае существенного уменьшения размера прибыли вследствие вынужденного закрытия организаций общественного питания.

Согласно разъяснениям Верховного Суда обязательство должника не прекращается при появлении обстоятельств непреодолимой силы в том случае, если выполнение остается возможным после того, как эти обстоятельства стали неактуальными. Если такие обстоятельства носят временный характер, соответственно сторона может быть освобождена от ответственности на определенный период.[251]

Рассмотрим дело от 1 сентября 2020 года: Арбитражный суд Липецкой области вынес решение, признав коронавирус обстоятельством непреодолимой силы. Покупатель обратился в суд в связи с тем, что продавец обязался поставить товар из Москвы на склад покупателя в Липецкую область не позднее 1 апреля 2020 года, однако поставил одну из партий частично 29 и 30 апреля. При требовании покупателя уплатить договорную неустойку продавец отказался, ссылаясь на обстоятельство непреодолимой силы.

Суд установил, что товар поставлялся из Москвы. В ней, как и в Липецкой области, распространение коронавируса признано обстоятельством непреодолимой силы. Суд применил позицию ВС РФ о том, что распространение коронавирусной инфекции не является универсальным обстоятельством непреодолимой силы. В данном случае суд пришел к выводу, что с учетом ограничений (режима самоизоляции, карантинных мероприятий, дистанционной работы и пр.) просрочка вызвана чрезвычайными обстоятельствами, не влияющих от воли продавца. При этом он действовал добросовестно и все же поставил товар 29 и 30 апреля, т.е. в максимально короткие сроки. Таким образом, суд неустойку не взыскал.

Был и обратный случай, когда АС города Санкт-Петербурга и Ленинградской области 12 октября 2020 года не удовлетворил иск компании и обязал заплатить штраф контрагенту. Компания заключила контракт на оказание транспортных услуг с установлением сроков оборота цистерн, а за их несоблюдение предусмотрела штраф. Компания нарушила сроки. В суде она ссылалась на ограничения в связи с COVID-19, однако не сообщила, как именно они способствовали затягиванию сроков. К тому же компания не доказала, что принимала меры для минимизации рисков нарушения. Кроме этого, суд учел, что по условиям контракта дано 3 дня на то, чтобы уведомить контрагента о форс-мажоре. Иначе считается, что обстоятельства непреодолимой силы отсутствуют. Компания в этот срок не уложилась. В итоге суд удовлетворил только иск о взыскании штрафа.

В результате возникновения пандемии значительную роль играют правильное определение условий для заключаемых договоров, а не только последствия исполнения уже заключенных договоров. Субъектам гражданского оборота желательно указывать в договорах условия, связанные с возможными рисками, которые могут возникнуть в результате сложившегося периода и определить в договоре размер возмещения таких потерь или порядок его определения в соответствии со статьей 406 ГК РФ.

Так, в Брянской области Арбитражный суд отклонил ссылку экс-арендатора на форс-мажор, так как договор заключен в период ограничений. 1 апреля 2020 года компания и индивидуальный предприниматель заключили договор аренды нежилого помещения. Через некоторое время ИП обратился в суд, чтобы расторгнуть договор и вернуть обеспечительный платеж. Истец ссылался на непредвиденные неблагоприятные последствия пандемии коронавируса. Суд счел исковые требования необоснованными. Кроме того, он отметил, что ИП еще до суда заявил компании об одностороннем отказе от договора. По поводу ссылки на непредвиденные неблагоприятные последствия пандемии суд отметил, что договор заключен в период ограничений. Стороны знали их основания, обстоятельства и последствия. При заключении договора ИП должен был учитывать ситуацию в стране и конкретном регионе.

Продолжительность COVID-19 на данный момент не определена ввиду его нестабильного распространения, соответственно юридические лица должны учитывать этот фактор при принятии определенных решений, а государство должно устанавливать необходимое правовое регулирование для ситуаций. Таким образом, даже в условиях неопределенности будущего положения при заключении договора каждая из сторон будет знать какие риски и какой объем этих рисков она на себя принимает.

   


 

И.Р. Салиев,

доцент кафедры гражданского права

Казанского филиала ВГУЮ (РПА Минюста России),

кандидат юридических наук

ЭЛЕКТРОННЫЕ ДЕНЬГИ КАК ВИД РАСЧЕТА В ЭЛЕКТРОННОЙ КОММЕРЦИИ

В сфере осуществления электронной торговли, как одной из сфер проявления гражданского оборота, в условиях цифровизации экономики приобретают важное значение электронные деньги как вид расчета в электронной коммерции. Например, по данным отчета « Интернет-торговля в России 2019»[252] в России размер рынка электронной торговли составил 30,6 млрд. долларов. Как свидетельствует результат исследования «Яндекс.Маркета» и агентства GfK Rus доля россиян, заказывающих товары онлайн, превысила 42% [253]. Как показывает анализ законодательства отношения в сфере использования электронных денег урегулированы недостаточно полно.

В действующем законе "О национальной платежной системе"[254] дано определение электронных денежных средств. В соответствии со ст.3 указанного закона под электронными денежными средствами понимаются денежные средства, которые предварительно предоставлены одним лицом (лицом, предоставившим денежные средства) другому лицу, учитывающему информацию о размере предоставленных денежных средств без открытия банковского счета (обязанному лицу), для исполнения денежных обязательств лица, предоставившего денежные средства, перед третьими лицами и в отношении которых лицо, предоставившее денежные средства, имеет право передавать распоряжения исключительно с использованием электронных средств платежа. Положения нового Федерального закона от 31.07.2020 N 259-ФЗ "О цифровых финансовых активах, цифровой валюте и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации"[255] не распространяются на обращение безналичных денежных средств, электронных денежных средств, а также на выпуск, учет и обращение бездокументарных ценных бумаг.

В силу положений ст. 862 ГК РФ целесообразно было бы определить формы безналичных расчетов, осуществляемых с использованием информационно-телекоммуникационных средств, в ГК РФ и в специальном законе «Об электронных платежах». Принятие закона «Об электронных платежах» необходимо в целях четкого правового регулирования на уровне закона всех видов безналичных расчетов, проводимых в форме электронных платежей; определения участников электронных платежей; установления порядка проведения электронных платежей, прав и обязанностей участников. Особое внимание следует уделить ответственности участников электронных платежей, так как осуществление платежных операций с помощью электронных средств коммуникаций, являясь быстрым и эффективным способом, связано с определенным риском использования, в частности, информационно-коммуникационных сетей, в том числе сети «Интернет».

При этом целесообразно учесть сложившиеся подходы в правовом регулировании таких отношений в зарубежном законодательстве.

Понятие "электронные деньги" в середине 90-х гг. двадцатого века получило широкое распространение в Европейском сообществе и США. В современном мире под этим понятием подразумевают самые различные платежные системы, функционирующие в индустриально развитых и развивающихся странах. Экономисты еще не пришли к единому мнению, распространяется ли это понятие на системы оплаты посредством банковских карт, а также на системы, использующие предоплаченные карты, выпускаемые торговыми, транспортными и сервисными организациями (телефонные карты, карты оплаты метрополитенов и т.д.). Однако Банк международных расчетов в разработанных им Условиях, рекомендуемых центральным банкам для развития обращения электронных денег, уже установил, что вышеназванные предоплаченные карты не следует относить к "электронным деньгам", так как они предназначены только для проведения расчетов с предприятием, их выпустившим. Назначением же "электронных денег" являются расчеты по сделкам, к которым эмитент этого продукта не имеет прямого отношения[256].

Закон Дании от 31 мая 2000 г. «О некоторых платежных инструментах»[257], например, содержит целый ряд норм, устанавливающих правила об ответственности участников электронных платежей. В Правовом руководстве ЮНСИТРАЛ по электронному переводу средств 1987 г.[258] была предпринята попытка найти общие элементы в правовой и банковской практике перевода средств с тем, чтобы облегчить процесс адаптации законодательств, регулирующих перевод средств с применением бумажных документов, в соответствии с требованиями электронных методов перевода средств.

На наш взгляд, важным в данном документе является то, что в нем поднят вопрос о защите прав потребителей в связи с тем, что подавляющее количество карт с магнитной полосой используется для инициирования потребительских переводов, а использование таких карт в качестве устройств доступа порождает серьезные технические проблемы обеспечения надлежащего уровня безопасности против мошенничества.

В Европейском Союзе принята Директива 2015/2366/ЕС — вторая директива об оказании платёжных услуг (она заменила первую директиву 2007/64/EC), направленная на расширение конкуренции на рынке платёжных услуг и гармонизацию законодательства о защите прав потребителей и о правах и обязанностях лиц, предоставляющих платёжные услуги и их пользователей[259].

В юридической литературе предлагается квалифицировать электронные денежные средства в качестве самостоятельного объекта гражданских прав и осуществлять их учет на специальных счетах[260].

Полагаем, что недостаточность правовой регламентации отношений в сфере использования электронных платежных инструментов в российском законодательстве требует принятия специального закона «Об электронных платежах» в целях осуществления законодательного регулирования всех видов безналичных расчетов, проводимых в форме электронных платежей; определения участников электронных платежей; установления порядка проведения электронных платежей. Особое внимание следует уделить ответственности участников электронных платежей.

И.Р. Салиев,

доцент кафедры гражданского права

Казанского филиала ВГУЮ (РПА Минюста России),

кандидат юридических наук

Р.Н. Салиева,

профессор кафедры гражданского права

Казанского филиала ВГУЮ (РПА Минюста России),

доктор юридических наук, профессор

ПРАВОВОЕ РЕГУЛИРОВАНИЕ ГРАЖДАНСКОГО ОБОРОТА С ИСПОЛЬЗОВАНИЕМ ЦИФРОВЫХ ТЕХНОЛОГИЙ

В послании Федеральному Собранию Российской Федерации от 1 декабря 2016 года Президентом Российской Федерации была подчеркнута необходимость развития цифровой экономики, основанной на цифровых, и других сквозных технологиях[261].

Данное предложение стало отправной точкой активного развития в России цифровой экономики. Очевидно, что для развития цифровой экономики требуется соответствующее правовое обеспечение. В настоящее время приняты программные и стратегические документы, определяющие цели и задачи развития экономики на базе цифровых технологий[262]; определены основные направления деятельности Правительства РФ на период до 2024 года, обеспечивающие реализацию положений Указа Президента Российской Федерации от 7 мая 2018 г.[263]; определены задачи профильного министерства на период 2019 — 2024 годов, включая задачи обеспечения внедрения гражданского оборота на базе цифровых технологий[264]; внесены изменения в гражданское законодательство[265].

Очевидно, что внесенные изменения в ГК РФ являются основой для дальнейшего развития законодательства, обеспечивающего гражданский оборот в условиях цифровизации. Так, приняты законы о цифровых финансовых активах[266]; "Об экспериментальных правовых режимах в сфере цифровых инноваций в Российской Федерации" (начало действия документа — 28.01.2021)[267], который должен создать правовые условия развития общественных отношений с использованием таких цифровых технологий, как искусственный интеллект, распределенный реестр, нейротехнологии, квантовые технологии и др.

В проекте по нормативному регулированию цифровой среды[268] предусмотрено создание системного правового регулирования в условиях цифровизации экономики, в т.ч. внедрение гражданского оборота на базе цифровых технологий. В настоящее время часть программных положений реализована, внесены, в частности, дополнения и изменения в гражданское законодательство.

Как показывает анализ законодательства необходимо дальнейшее развитие как теоретических представлений о гражданском обороте на базе цифровых технологий, так и обоснование предложений по совершенствованию законодательной основы такого оборота.

В отношении термина «граждаснкий оборот» в теории гражданского права до настоящего времени не сложилось единообразное представление [269]. По общему правилу под гражданским оборотом понимается совокупность сделок и иных действий, предметом которых являются объекты гражданских прав.

Необходимо отметить, что в условиях цифровизации экономики в России расширяются сферы применения информационных и коммуникационных технологий[270]. В условиях цифровизации экономики проявляются особенности развития гражданского оборота, которые должны быть учтены, в частности, при создании соответствующей правовой основы. Наиболее ярко эти особенности проявляются, на наш взгляд, в сфере осуществления электронной торговли, как одной из сфер проявления гражданского оборота. Например, по данным отчета « Интернет-торговля в России 2019»[271] в России размер рынка электронной торговли составил 30,6 млрд. долларов. Как свидетельствует результат исследования «Яндекс.Маркета» и агентства GfK Rus доля россиян, заказывающих товары онлайн, превысила 42% [272].

В связи с развитием электронного торгового оборота отдельные направления совершенствования правовой основы обозначены в Проекте Стратегии развития электронной торговли в Российской Федерации на период до 2025года[273]. В частности, предусмотрено обеспечение эффективного нормативно-правового регулирования электронных сделок, включая расчеты, а также обеспечение защиты прав участников (продавцов, покупателей, третьих лиц) и кибербезопасности. Выделяют несколько видов электронной торговли, например, в Типовом законе ЮНСИТРАЛ об электронной торговле[274]. Данный перечень сделок не исчерпывающий.

 В юридической литературе отмечается ряд проблем законодательного обеспечения гражданского оборота в условиях цифровизации экономики. Так, Быков А.Ю. полагает, что необходима административно-правовая «дорожная карта» цифровизации экономики[275]. Рузакова О.А. в проведенном исследовании отмечает особенности использования баз типовых договоров, а также механизма блокчейн, смарт-контрактов, электронной подписи и др.[276]. А.И. Савельев обосновывает необходимость совершенствования граждаснкого законодательства, установления единых терминов и понятий[277]. А.М. Черных полагает, что распределённая структура данных и возможность обрабатывать многомерные данные (числовые, текстовые, графические, координатные и т.д.) с высокой степенью защищенности информации на длительном временном отрезке обеспечивает снижение коррупционной составляющей в системе контроля и учета правовых действий с объектами недвижимости и земельными ресурсами[278]. Е.В.Гончаров, Т.В.Шатковская предлагают разработать и принять специальный Федеральный закон «Об электронном документообороте в Российской Федерации»[279].

Приведенный обзор законодательства и мнений авторов о правовом регулировании отношений на базе цифровых технологий позволяет утверждать, что в целях совершенствования правового регулирования в сфере гражданского оборота на базе информационных технологий целесообразно как формирование и развитие цифрового права, регламентирующего в целом общественные отношения, возникающие на базе использования цифровых технологий, а также дальнейшее развитие гражданского законодательства. Видимо, целесообразно отразить в гражданском законодательстве общие характерные признаки сделок, совершаемых с использованием информационных технологий. При этом представляется целесообразным определить ключевые понятия, раскрыть содержание термина «гражданский оборот на базе цифровых технологий» и понятия «сделки, совершаемые на базе цифровых технологий». В частности, под такими сделками, целесообразно понимать сделки, заключенные с помощью средств электронного обмена данными и других средств передачи данных (цифровых технологий). Целесообразно определить виды таких сделок, провести их классификацию; установить принципы правового регулирования отношений по обеспечению безопасности и конфиденциальности в сфере совершения сделок на базе цифровых технологий; определить особенности прав и обязанностей участников гражданского оборота на базе цифровых технологий, а также особенности ответственности участников, которая связана с использованием цифровых технологий и с участием информационного посредника (провайдера), и соответственно специфику урегулирования споров

Г.Е. Слепко,

доцент кафедры гражданского права и процесса

ОЧУ ВО «Международный юридический институт»,

кандидат филологических наук, доцент

С.А. Тюрин,

аспирант лаборатории № 80 «Киберфизических систем»,

Институт проблем управления им. В. А. Трапезникова

Российской академии наук

К ВОПРОСУ О ВОЗМОЖНОСТИ КОМПЛЕКСНОЙ ИДЕНТИФИКАЦИИ ПРАВОВОГО ПОЛОЖЕНИЯ ЦИФРОВОГО ДВОЙНИКА В ВИРТУАЛЬНОЙ РЕАЛЬНОСТИ, ГЕОСОЦИАЛЬНЫХ И ПРОФЕССИОНАЛЬНЫХ СЕТЯХ

Время цифровых технологий предъявляет к правовой науке свои требования. Как когда-то потребовалась создание массива правовых норм о химере субъектного состава правоотношений — юридическом лице, так и теперь перед нами возникла новая правовая химера — цифровой двойник как функция искусственного интеллекта. И если изучению места последнего в правовом поле внимание уделяется[280], то цифровой двойник остаётся вне поля зрения правоведов. Причём цифровой двойник может быть отражением и участником общественных отношений как физического, так и юридического лица. Но здесь проблемным и актуальным видится также вопрос о том, является ли цифровой двойник субъектом правоотношений или же он их объект? И какие права на него принадлежат действительно субъекту — его создателю, как участнику правоотношения?

Рассмотренная химеризация субъекта права требует не только систематизировать подходы к определению понятия и сущности цифрового двойника как инновационного элемента виртуальной реальности в части геосоциальных и профессиональных сетей и их влияния на понимание такового в качестве субъекта и (или) объекта прав, но и закрепления его правового положения в соответствующих правовых актах, как в императивных, так и диспозитивных нормах с целью достижения оптимального эффекта в построении инновативных моделей установления и достижения социальных связей.

Виртуальный двойник как инновационное средство установления социальных и профессиональных связей, не ограниченных пространством, имеет двойственную правовую природу: во-первых, как артефакт он является объектом права (а существенным правовым явлением реального мира выступает правосубъектность людей, т.е. индивидуальных субъектов правоотношения как прообразов виртуального двойника); во-вторых, виртуальный двойник, хоть и является некоторым отражением человека, его личностных и индивидуально определённых свойств, выступает результатом деятельности этого конкретного человека, однако не может рассматриваться в отрыве от своего прообраза и, следовательно, самостоятельным субъектом правоотношений.

Здесь же проявляется и другая проблема. Юридическое лицо как организация, имеющая в собственности, в оперативном управлении либо в хозяйственном ведении обособленное имущество и отвечающая этим имуществом по своим обязательствам, способная приобретать от своего лица права имущественного и неимущественного характера и осуществлять их, нести обязанности, быть истцом и ответчиком в суде (ст. 48 ГК РФ), является креатурой человека — физического лица.

Сами же конструкции юридического лица не могут быть оторваны от той социально-экономической реальности, в которой эти самые юридические лица функционируют, что отражается и в теориях сущности и цели существования юридического лица. Так, Ф.К. фон Савиньи и Б. Виндштейн (один из авторов Германского гражданского уложения) полагали, что конкретное физическое лицо существует реально и только поэтому признается субъектом права, т.е. лицом, обладающим правоспособностью, а понятие «лицо» может испытывать двоякую модификацию — ограничительную и распространительную: правоспособность лица может быть ограничена в силу закона и переносима на нечто такое, что не есть отдельный человек. Таким образом, искусственным образом создаётся субъект права — юридическое лицо, которое физически не существует, а поэтому рассматривается в качестве такового исключительно в силу воли государства[281].

В то же время Г.Ф. Шершеневич уточнял, что базисом существования юридического лица выступают «не фиктивные, а настоящие, реальные потребности живых людей, но субъекты, которым даются права для охраны таких интересов, существа не реальные. Это искусственно созданные самой жизнью или законодателем субъекты»[282].

Виртуальный двойник так же, как и юридическое лицо, обслуживает потребности и интересы реальных субъектов права — граждан, во исполнение социально и экономически обусловленной воли которых они оба создаются. Таким образом, и к виртуальному двойнику применимы положения теории фикции юридического лица, в том числе и в части множественности отражаемых реальных субъектов права, как и юридическое лицо, созданное двумя и более учредителями.

По своему существу к теории фикции близка и концепция немецкого юриста Р. фон Иеринга XIX в. — теория интереса, которая вытекает из позиции, рассматривающей право вообще как в субъективном, так и в объективном смысле. В качестве субъективного права указывался защищенный юридически интерес, который состоит в пользовании определенными благами; а объективного — обеспечение жизненных условий общества. При этом для понятия субъективного права не требуется способность воли, важно — кто пользуется правом: субъектами права могут быть только люди (пользователи), интересы которых защищаются законом. У юридического лица нет и не может быть своих собственных интересов, оно есть результат своеобразный прием юридической техники, с помощью которой возможно удовлетворение интересов стоящих за юридическим лицом подлинных дестинаторов (пользователей) его субъективных прав[283]. Указанный подход может быть применим и в отношении виртуального двойника: у него не существует своего интереса, данный интерес имеется только у того субъекта, который действует через двойника; именно субъект проявляет через двойника свои волю и волеизъявление; только он является носителем прав и обязанностей, а цифровой двойник выступает лишь средством их реализации в виртуальной реальности. Сам интерес может быть как профессионально-экономического, так и личностно-социального характера и может реализовываться в соответствующих сетях, типа Профи.ру, вКонтакте, Одноклассники и пр. Так, в вКонтакте в месяц в среднем размещается около 550 млн сообщений, в среднемесячная аудитория — около 52 млн участников. При этом большинство сетей даёт возможность выступать не только от собственного имени, но и анонимно. И в этом случае имеет место проблема идентификации субъекта как выразителя воли и источника волеизъявления, что важно как в материальном, так и процессуальном праве, в том числе и с точки зрения процессуального распределения обязанности сторон по доказыванию (ч. 1 ст. 56 ГПК РФ, ч. 1 ст. 65 АПК РФ и др.).

Сущностные признаки юридического лица, излагаемые в этих теориях, наиболее чётко проявляются в юридическом лице, учредителем которого выступает один гражданин, т.е. субъект права является одновременно объектом прав другого субъекта. И в этом случае виртуальный двойник юридического лица опосредованно является двойником гражданина-учредителя. Данный вопрос в настоящий момент также не находит изучения в правовой науке, что влечёт и отсутствие адекватного правового регулирования.

С учетом вышесказанного при проведении анализа и формирования правовых положений, которые были бы призваны регулировать отношения по поводу цифрового двойника, должны применяться дисперсионный анализ как средство оценки влияния действующих на указанные связи факторов; системный диалектический подход к изучению сущности виртуального двойника как реально внедряемой в экономическую и социальную среду сущности; компаративный диахронический и синхронический анализ подходов к определению его понятия с правовой точки зрения и возможностей его регулирования, сравнительно-правовой анализ его правового положения в современных правовых системах. Именно их системное применение при разработке теории и правового базиса для цифрового двойника???

Выработка правового понятия виртуального двойника, построение парадигмы подходов к пониманию его сущности в зависимости от его эффективного применения в общественной, в т.ч. хозяйственно-экономической, жизни и отраслевой принадлежности его элементов и их правовых свойств, а также определение возможности и тенденций его правового регулирования и предварительная отраслевая характеристика как субъекта / объекта в геосоциальных и профессиональных инновативных, в т.ч. когнитивных, сетях должно содействовать развитию экономических и социальных связей, а также формированию надлежащей системы правовых норм, регулирующих общественные отношения по поводу и с участием виртуального двойника.

Таким образом, виртуальный двойник как исключительно проекция действующего субъекта общественного отношения в социальные и профессиональные сети должен рассматриваться как единый комплексный элемент инновативного социального и экономического пространства и именно в таком качестве выступать в правовом пространстве, получив особое правовое положение и регулирование.

М.С. Слесарева,

студентка 2-го курса

Ижевского института (филиала)

ВГУЮ (РПА Минюста России)

СОВРЕМЕННОЕ СОСТОЯНИЕ ЗАЩИТЫ ПРАВ ГРАЖДАН НА НЕПРИКОСНОВЕННОСТЬ ЧАСТНОЙ ЖИЗНИ В ПЕРИОД ПАНДЕМИИ (ИССЛЕДОВАНИЕ ПО ДАННЫМ КАЗАНИ, ИЖЕВСКА И МОСКВЫ)

В последнее время отмечается повышение политической и гражданской активности населения. Вызвано это в значительной степени вспышкой коронавируса COVID-19, обострившей обстановку в мире. И в свете проблем, возникших в связи с ухудшением ситуации, органы государственной власти Российской Федерации стали вводить ряд законодательных, экономических, политических и иных мер, которые неоднозначно оценены со стороны представителей общественности.

Актуальность данной темы обусловлена вспышкой коронавирусной инфекции, впервые зарегистрированной в китайском городе Ухань в декабре 2019 г. Брюс Эйлворд — помощник главы ВОЗ и глава совместной группы экспертов международной организации и Китая отметил, что многие государства не среагировали оперативно на вспышку заражений: «Страны оказались просто не готовы (к распространению коронавируса — ИФ)»[284].

Вышедший из-под контроля темп распространения новой коронавирусной инфекции, ненадлежащий уровень борьбы с ней и несвоевременное принятие мер по снижению темпов заражения показали:

- недостатки в оказании качественной медицинской помощи;

- пробелы, проявившиеся в системе здравоохранения;

- недочеты в правовом обеспечении регулирования возникших процессов.

И в свете проблем, возникших в связи с ухудшением ситуации в мире, органы государственной власти Российской Федерации стали вводить ряд законодательных, экономических, политических и иных мер, которые были восприняты частью общества неоднозначно.

Так, стали иметь место факты организации несанкционированных митингов среди населения, а также массовые нарушения гражданами определенных ограничений, влекущие привлечение к мерам юридической ответственности, увеличение количества обращений к Уполномоченному по правам человека в Российской Федерации и иные правозащитные структуры. В целом граждане оценивают текущую ситуацию в мире как чрезвычайно тревожную, а непосредственно в стране — как напряженную.

Цель данной работы видится в выявлении нарушений в сфере неприкосновенности частной жизни граждан в период пандемии коронавируса, в том числе на основе данных, полученных в ходе эмпирического социологического исследования.

Эмпирическую базу исследования составили данные, полученные в ходе интервьюирования жителей таких городов как Казань, Ижевск и Москва.

В результате нами осуществлен качественный и количественный анализ общей ситуации; выявлены случаи, нарушающие неприкосновенность частной жизни граждан со стороны органов государственной власти.

Для начала считаем необходимым дать определение понятию «неприкосновенность частной жизни», обозначить что в него входит и какие действия могут негативно на нем отразиться. Для этого обратимся к Определению Конституционного Суда РФ (далее — КС РФ) от 9 июня 2005 г. №248-O[285], который указал, что «право на неприкосновенность частной жизни означает возможность контролировать информацию о самом себе и препятствовать разглашению сведений личного, интимного характера». Также суд обращает внимание на то, что человек сам определяет какие сведения его частной жизни должны оставаться неприкосновенными, тайными[286].

В ходе исследования состояния защиты прав граждан на неприкосновенность частной жизни в период пандемии также возник вопрос юридической составляющей в связи с распространением COVID-19. Идея приоритета прав и свобод человека находит свое выражение в ст. 2 Конституции РФ[287], но в ч. 3 ст.55 этого же нормативного правового акта предусмотрено их ограничение «в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства».

Весной 2020 г. общественностью активно обсуждался вопрос ограничения права свободного передвижения, которое закреплено в ст. 8 Закона РФ от 25 июня 1993 г. № 5242-1 «О праве граждан Российской Федерации на свободу передвижения, выбор места пребывания и жительства в пределах Российской Федерации»[288]. В указанной статье закреплено, что право граждан на свободу передвижения может быть ограничено не только на территориях, где введено чрезвычайное положение, но и на отдельных территориях, и в населенных пунктах, где в случае опасности распространения инфекционных и массовых неинфекционных заболеваний и отравлений людей введены особые условия и режимы проживания населения и хозяйственной деятельности.

В связи с этим, с 10 марта 2020 года в отношении жителей Москвы, побывавших в странах с зафиксированными случаями заражения COVID-19, были приняты ограничительные меры свободы передвижения, так называемые «карантинные меры». Данное понятие предполагает принятие ограничительных мероприятий и перехода на особый режим хозяйственной или иной деятельности. В целом карантин должен длиться 14 дней со дня возвращения совместно проживающих лиц из стран с неблагополучной ситуацией по заболеваниям.

Также, с целью недопущения быстрого распространения коронавирусной инфекции в Москве, согласно указу мэра г. Москвы от 29 марта 2020 года № 34-УМ «О внесении изменений в указ мэра Москвы от 5 марта 2020 г. № 12-УМ»[289], c 29 марта 2020 г. вводился обязательный режим самоизоляции. Покидать квартиру стало возможным только при наличии прямой угрозы жизни и здоровью, а также для:

- обращения за неотложной медицинской помощью;

- совершения покупок в ближайшем магазине или аптеке;

- выноса мусора;

- выгула домашних животных (на расстоянии до 100 м от места жительства);

- поездок на работу.

Данная мера крайне негативно была принята жителями столицы. Также в условиях режима самоизоляции мэр Москвы С. Собянин в апреле 2020 г. сообщил о введении в столице пропускного режима. В рамках данного мероприятия было запущено приложение «Социальный мониторинг», которое позволяет отслеживать не только местоположение граждан, но и получать доступ фактически ко всей информации на телефоне (GPS, камера, возможность звонить, неограниченный доступ к сети «Интернет» и т.д.). Собранная информация при этом передается на серверы в открытом виде, что делает их уязвимыми и создает риск возможного неправомерного доступа к ним. Недовольные «вторжением» в частную жизнь москвичи обрушили рейтинг этого приложения на платформе GooglePlay [290].

Известный адвокат Максим Пашков по этому поводу считает, что в нормальных условиях подобные нововведения обсуждаются и внедряются годами. Он акцентирует внимание на том, что коды не регламентированы на данный момент никакими нормативными актами, в законодательстве нет такого понятия, как «QR-код»[291]. Но такие меры имеют свои последствия для каждого человека. После завершения пандемии личные данные, оставленные гражданами, могут передаваться из одного ведомства в другое и применяться уже совершенно для других целей, например, для оперативно-розыскной деятельности. Кроме того, нет уверенности в том, что данные в программе будут достаточно защищены и не попадут в руки злоумышленников, — рассуждает юрист Александр Пиховкин[292]. Таким образом, вводя систему контроля за передвижением граждан с помощью it-технологий, камер, и регулируя выход из самоизоляции по справкам и QR-кодам[293], власти ограничили конституционные права на неприкосновенность частной жизни. В результате, предпринятые государством меры безопасности в период пандемии были восприняты в столице как попытка вторжения в их частную жизнь.

Как показывают результаты исследования, в г. Казани были предприняты аналогичные меры в период пандемии коронавирусной инфекции. Согласно Постановлению Правительства Татарстана, на территории республики с 1 апреля 2020 г. начала действовать система СМС-пропусков[294]. Для получения разрешения гражданину необходимо зарегистрироваться на специализированном сервисе covid19.tatarstan.ru. и отправить СМС-сообщение с указанием цели передвижения путем выбора одного из следующих случаев:

1) посещение суда;

2) сопровождение несовершеннолетних в образовательную организацию (из образовательной организации);

3) посещение медицинской или ветеринарной организации;

4) участие в похоронах;

5) получение / восстановление паспорта;

6) выезд на дачу (загородный дом) / возвращение с дачи (из загородного дома);

7) посещение кредитных организаций и почтовых отделений;

8) доставка лекарств, продуктов питания и предметов первой необходимости нетрудоспособным родственникам, оказание им помощи;

9) изменение места жительства (места пребывания);

10) посещение МФЦ.

Впоследствии властям пришлось ограничить количество разрешаемых посещений и время, выделенное на них, так как выяснилось, что многие граждане злоупотребляли возможностью дополнительного выхода из дома. Так, около 200 жителей Татарстана для получения СМС-пропуска ежедневно указывали в качестве цели замену паспорта.

Одновременно с тем, что граждане негативно относятся к жесткому контролю их передвижения, считая подобные действия нарушающими неприкосновенность их частной жизни, известны случаи, когда сотрудники правоохранительных органов, привлекая граждан к административной ответственности за нарушение режима самоизоляции, сами нарушают права и законные интересы граждан.

Так, 3 апреля 2020 г. житель г. Казани Кирилл Бабичев был задержан сотрудниками полиции при попытке отвезти родителям необходимые продукты питания, не имея при этом соответствующего пропуска[295]. «Никакой презумпции невиновности, соблюдения конституционных прав и свобод… задержанных свозят в отделения полиции, где они часами все вместе ждут своей участи в общих камерах, дышат одним воздухом, не соблюдают дистанцию в полтора метра... И если раньше я не представлял никакой угрозы в распространении инфекции — послушно сидел дома, не был за границей, перемещался только на своём автомобиле, то сейчас уже ни в чем не уверен», — такие впечатления остались у Кирилла Бабичева. Этот пример ставит под сомнения правомерность действий представителей власти, особенно когда не соблюдаются установленные государством нормы и создается угроза для здоровья граждан в такой опасный период.

Для объективной оценки общественного мнения, мы предложили также жителям г. Ижевска ответить на ряд вопросов, связанных с оценкой эффективности противоэпидемических мер в России, в результате которых были получены интересные ответы.

76,5 % респондентов ответили, что выходят из дома только в случаях необходимости: за продуктами, в аптеку, для выноса мусора, что свидетельствует о том, что граждане в принципе соблюдают режим добровольной изоляции. Но в ходе исследования выяснилось, что граждане в целом не понимают, что обозначает соблюдение режима изоляции и к какой категории граждан он относится вообще. Подобное непонимание связано с тем, что в нормативных правовых актах не содержится определение понятия «самоизоляция» или «изоляция». Именно поэтому возникают правомерные вопросы у граждан по поводу оснований для их задержания и привлечения к мерам ответственности за нарушение данного режима.

Подводя итоги, отметим, что неожиданная вспышка новой коронавирусной инфекции обусловила необходимость качественного изучения как самого вируса, его симптомов и лечения, так и состояния общественной обстановки, поведения граждан и их мотивации. Результаты данного исследования в целом показали высокий уровень гражданского правосознания, заинтересованности в соблюдении и защите своих прав.

В целях обеспечения безопасности граждан, защиты их жизни и здоровья органами государственной власти введены довольно жесткие требования, установлен ряд ограничений в период пандемии COVID-19, тем самым, объективно не все граждане оказались готовы к их соблюдению, порождая тем самым множество споров о соблюдении (нарушении) прав граждан.

Санитарно-эпидемиологическая обстановка в субъектах Российской Федерации остается на сегодняшний день напряженной, делаются неутешительные прогнозы о «второй волне» коронавируса, тем самым у большинства населения возникает чувство неопределенности и паники.

В качестве рациональных предложений хотелось бы рекомендовать органам законодательной власти в нормативно-правовом порядке урегулировать режим изоляции и самоизоляции, установив понятные для всех ограничения, запреты, возложив на граждан дополнительные обязанности, предусмотрев защиту их основных конституционных прав. Такая необходимость возникает в силу того, что, по нашему мнению, данные ограничения будут действовать еще долгое время.

М.В. Слугина,

студентка 4-го курса

Средне-Волжского института (филиала)

ВГУЮ (РПА Минюста России)
М.Д. Журавлева,

Средне-Волжский институт (филиал)

ВГУЮ (РПА Минюста России),
кандидат исторических наук, доцент

ЭЛЕМЕНТЫ ЭЛЕКТРОННОГО ПРАВОСУДИЯ В ГРАЖДАНСКОМ СУДОПРОИЗВОДСТВЕ В ПЕРИОД РАСПРОСТРАНЕНИЯ КОРОНАВИРУСНОЙ ИНФЕКЦИИ В РОССИИ

Развитие России в рамках правового государства, демократии, требует подотчетности судебной власти перед обществом, а работа судебных органов должна быть доступна широкой общественности. При этом обеспечение прозрачности, открытости правосудия, повышения доверия общества к правосудию предполагается достичь, в том числе благодаря развитию информационных технологий. В большинстве развитых государств функционирование судебной системы непосредственно связывают именно с созданием электронного правосудия, которое призвано обеспечить максимальную открытость и прозрачность правосудия[296].

Известный ученый В. В. Сас под информатизацией судов понимает использование в деятельности судов компьютерных технологий. При этом автор отдельно отмечает, что информационные технологии стоит рассматривать как средства, но не как процессуальную систему инструментов, при которой правосудие осуществляется с использованием коммуникационных технологий[297]. В. А. Пономаренко определяет электронное правосудие как судебно-юрисдикционный порядок рассмотрения гражданских дел, который всецело опосредуется электронной формой выражения (закрепления) процессуальной информации и взаимодействия участников гражданского судопроизводства[298].

Изучив данные точки зрения ученых, можно прийти к выводу, что информатизация судебной системы — это непосредственное техническое обеспечение судебной системы современными информационно-коммуникационными технологиями. В свою очередь, под электронным правосудием следует понимать совершение определенных процессуальных действий в рамках осуществления правосудия с использованием названных технологий, главной целью которого является повышение эффективности качества правосудия[299].

Развитие системы электронного обеспечения правосудия предусмотрено в качестве одного из инструментов достижения целей, поставленных Федеральной целевой программой «Развитие судебной системы России на 2013-2020 гг.», направленной на формирование самостоятельной и независимой судебной власти как одной из ветвей государственной власти в Российской Федерации[300]. Вместе с тем, учитывая современный уровень развития техники, можно говорить и об «электронных началах» гражданского процесса. Кроме того, в последние годы следует отметить значительное повышение интереса к различным аспектам рассматриваемого явления в отечественном праве.

Необходимо отметить, что отдельные элементы электронного правосудия уже давно используются в деятельности судебных органов, как в России, так и в зарубежных странах. В Российской Федерации развитие электронного правосудия является приоритетной задачей. Уже в настоящее время сторонам судебного процесса доступны следующие технические возможности: исковое заявление и иные документы можно подать в суд в электронном виде, ознакомиться с материалами некоторых категорий дел стало возможно также в онлайн режиме, решения суда могут быть изготовлены в форме электронного документа, который подписывается судьей усиленной цифровой подписью, кроме того, активно работают сайты судов и многое другое.

В настоящее время в связи с широким распространением коронавирусной инфекции COVID-19 возникает множество вопросов относительно влияния данного неприятного явления на гражданско-правовые отношения и рассмотрения дел судами. 11 марта 2020 года Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ, World Health Organization) официально объявила коронавирусную инфекцию пандемией (эпидемия — это инфекционное заболевание группы людей на определенной территории, превышающее обычные аналогичные ситуации; пандемия — это эпидемия, вышедшая за рамки определенной территории или государства)[301]. 

В условиях пандемии суды были вынуждены искать новые возможности осуществления правосудия. Введенные ограничения не позволяли сохранить действующий порядок проведения судебных заседаний. Так в соответствии с п. 5 постановления Президиума Верховного Суда РФ и Президиума Совета судей РФ от 08.04.2020 № 821 во многих судах была реализована возможность проведения судебного онлайн-заседания)[302]. Следует учитывать, что в таких заседаниях могли принять участие только пользователи с учетной записью, подтвержденной в единой системе идентификации и аутентификации.

Для участия в онлайн заседании следовало подать ходатайство, посредством электронной формы, к которому необходимо приложить копию паспорта, документы, подтверждающие наличие высшего юридического образования, а также доверенность для представителей. В случае удовлетворения такого ходатайства сторона получала на адрес электронной почты уведомление о дате и времени соответствующего заседания. В соответствующей карточке дела на сайте отображалась информация о проведении судебного заседания в онлайн формате. Кроме того, карточка дела также содержала подробную инструкцию настройки онлайн заседания.

Безусловно, современные технологии предоставляют новые возможности, в том числе и при осуществлении правосудия. Ситуация, связанная с пандемией коронавируса, показала нам необходимость активного внедрения и использования цифровых технологий во всех сферах нашего общества, в том числе и в судебной. На наш взгляд, развитие новейших технологий требует создания эффективной системы связанных с ними отношений.

Верховный суд РФ с 19 марта 2020 г. по 10 апреля 2020 г. принял меры по исключению личных контактов граждан в судебном процессе. В этот период граждане не имели возможности лично присутствовать в суде. Между тем, работа судов продолжалась, по-прежнему рассматривались дела, не терпящие отлагательств (в основном это уголовные дела, где решался вопрос о мере пресечения). Также рассматривались гражданские дела в порядке приказного и упрощенного производства. Дела, которые уже находились в производстве судом продолжали рассматриваться, но судебные заседания по ним были перенесены. Между тем, это не означает, что не происходило никаких процессуальных действий, напротив, стороны продолжали подавать апелляционные, кассационный жалобы, иски, возражения поскольку течение процессуальных сроков не было приостановлено[303].

В связи с этим, следует закономерный вопрос, как возможно было подать документы в суд в условиях коронавируса?

Законодательство не предусматривает обязательное личное присутствие гражданина при подаче искового заявления, поэтому исковое заявление можно подписать и отправить по почте. Подача документов через Почту России — это самый простой и привычный способ подачи документов в суд. Срок доставки письма, отправленного внутри одного города от 1 до 3 дней. После поступления документов в суд, судья в течение 5 дней принимает решение принять иск либо возвратить. Для того, чтобы исковое заявление было принято судом к производству необходимо соблюсти формальные требования процессуального законодательства. Все перечисленные документы рекомендуется направлять почтовым отправлением с объявленной ценностью, описью вложения и уведомлением о вручении. Этот механизм отправки документов предусмотрен пп. «Б» п. 10 «Правил оказания услуг почтовой связи», утвержденных Приказом Минкомсвязи России от 31.07.2014 № 234[304]. Такой способ позволил подавать документы в суд в период действий коронавируса и введенных на территории России ограничений.

С 2017 г. стало возможно подавать документы в суд через систему ГАС «Правосудие». Этот способ позволяет направить документы в суд общей юрисдикции, не выходя из дома. Технологическая цепочка движения и обработки электронных документов в судах в общем виде включает несколько этапов. Поступающие в суд документы подлежат обязательной регистрации и вносятся в регистрационно-учетную карточку подсистемы «Судебное делопроизводство и статистика» ГАС «Правосудие» и сохраняются в базе данных. Обращения в суд на бумажных носителях в данное время утрачивают своё актуальное значение. Внедрение в работу судебной системы ГАС «Правосудие» повлекло внесение в нормы процессуального права серьезных изменений. Для подачи документов в суд необходимо иметь личный кабинет пользователя на портале ГАС «Правосудие».

Описанные выше варианты являются ответом на вопрос, как возможно было подать документы в суд в период коронавируса и карантина. Указанные способы направления документов в суд, являются следствием судебной реформы об электронном правосудии в связи с увеличивающимся интересом граждан к судебной системе РФ. Посланием от 01.03.2018 г. Верховный суд РФ высказался по этому поводу: «В мире сейчас накапливается большой потенциал, благодаря которому становится возможно совершить рывок в повышении условий жизни населения с помощью возможностей цифрового мира»[305].

Кроме того, вынужденное массовое внедрение онлайн-процессов сейчас из-за коронавируса может дать необходимый опыт, как о количестве технологических сбоев, так и возможных махинаций при этом. «Это может дать нам понимание, как следует идти дальше, уже после победы над COVID-19», — считает кандидат юридических наук А. В. Кашанин. Он отметил, что сейчас существует два подхода: первый связан с максимальной защитой, созданием специальных приложений, шифрованием данных и т. д., его придерживается ряд госструктур и силовых ведомств; второй же предусматривает, наоборот, максимальное упрощение процедур[306].

Правовое регулирование электронного правосудия представляется в настоящее время недоработанным, на законодательном уровне закреплены лишь упоминания о возможности реализации прав в электронном формате без описания процессуального механизма. Таким образом, правовое регулирование электронного правосудия можно назвать актуальной проблемой. Кроме того, говоря о создании и функционировании электронного правосудия не стоит забывать об основных принципах судебной системы, закрепленных в Конституции Российской Федерации [307]. В настоящее время, в условиях цифрового неравенства, реализация принципа доступности судопроизводства как гарантии реализации права на судебную защиту, осуществляемого с использованием информационно-коммуникационных технологий невозможно. В условиях отсутствия доступности новых цифровых технологий всем гражданам России, нельзя утверждать об обеспечении возможности равного доступа для всех к электронному правосудию и его отдельным элементам.

В связи с этим актуальным представляется на основе уже имеющегося опыта работы судопроизводства в «онлайн-режиме» внести соответствующие изменения в Концепцию информационной политики судебной системы на 2020-2030 годы[308]. Пандемия также может подхлестнуть развитие виртуального судопроизводства и те решения, которые выработаны сейчас, имеет смысл использовать и позднее.

11 апреля в рамках Петербургского международного юридического форума «Законы коронавируса» прошла сессия «Судебная защита в пандемии», где было отмечено, что необходимость разрешения споров в виртуальных каналах говорит о том, что нужно адаптироваться к электронной системе судопроизводства: «Мы видим, что электронные сервисы работают даже в таких условиях — это позволяет удешевить и ускорить проведение соответствующих процедур в условиях стрессовой ситуации. Текущий кризис на самом деле является стресс-тестом для многих наших инструментов, для использования многих видов таких технологий и виртуальных средств. Если они работают во время кризиса, значит, будут работать и после него. Наверное, методы нашей работы будут изменены, и система уже имеет средства для того, чтобы осуществить внутри себя такую цифровую революцию»[309].

А. А. Соколова,

студентка 2-го курса

ВГУЮ (РПА Минюста России)

            К ВОПРОСУ О МОМЕНТЕ ВОЗНИКНОВЕНИЯ ГРАЖДАНСКОЙ ПРАВОСУБЪЕКТНОСТИ ФИЗИЧЕСКОГО ЛИЦА

Проблематика юридической науки в первую очередь связана с правоотношениями, поскольку исследования в этой сфере с одной стороны выходят на уровень правопонимания, а с другой стороны — имеют практическое значение.

Говоря о вопросе возникновения правосубъектности, следует затронуть теоретические основы исследования вопросов гражданского оборота, а именно теорию субъектов гражданского права. Как мы уже знаем, субъекты гражданских правоотношений — это лица, выступающие в качестве участников имущественных и личных неимущественных отношений, регулируемых этой отраслью права. Физические лица, которые включают в себя граждан РФ, иностранных граждан, а также апатридов, юридические лица и публично-правовые образования (РФ, субъекты РФ, муниципальные образования) являются субъектами гражданских правоотношений (абз. 2 ст. 2 ГК РФ)[310]. Каждый субъект права должен обладать правосубъектностью.

В рамках рассматриваемой темы хотелось бы обсудить правоспособность именно физического лица. В современном гражданском праве правоспособность возникает только с момента рождения (ч. 2 ст. 17 ГК РФ)[311]. Правоспособность неотделима от факта существования индивида. Это такая предпосылка и основание для того, чтобы у человека была некая способность обладать правами и обязанностями. Однако помимо правоспособности субъекты имеют уровни дееспособности, то есть уровни, которые определяют способность действиями приобретать и осуществлять гражданские права, создавать для себя гражданские обязанности и исполнять их. Эти два понятия тесно связаны между собой, но если обратиться к философским основаниям возникновения определений, то можно оправдать разграничение дееспособности на уровни, а вот момент возникновения правоспособности имеет дискуссионную точку зрения.

Гражданская дееспособность в полном размере возникает по достижению совершеннолетия (18 лет; ч. 1 ст. 21 ГК РФ)[312]. Это обусловлено тем, что уровень правосознания по мнению законодателя и общих философских обоснований с точностью формируется приблизительно к данному возрасту. Конечно же, мы знаем и особые случаи полной дееспособности, связанные с ее приобретением до совершеннолетия. Также логично, что дееспособность ребенка до шести лет полностью отсутствует, так как этот в этом возрасте индивид неспособен в определенной мере распоряжаться своими правами и обязанностями.

Но хотелось бы понять тот факт, почему 17-я статья Гражданского кодекса РФ говорит нам о том, что правоспособность субъекта возникает именно в момент его рождения, а не в момент, например, его зачатия или в момент становления им частично дееспособным.

Как уже было сказано выше, гражданская правоспособность неотделима от существования индивида. На протяжении всей жизни человек обладает правоспособностью. Но рождение определяется медицинскими, а не юридическими категориями. В таком случае можно говорить о правоспособности гражданина на стадии эмбриона. Современное стремительное развитие медицины позволяет выявлять ряд врожденных дефектов развития плода. Также расширились возможности для выявления хромосомных заболеваний. Таким образом, плод в медицине стал рассматриваться как своего рода пациент, которому могут предоставить соответствующую помощь и лечение. И если мы наделяем эмбриона правоспособностью, которая позволяет ему быть субъектом права, он приобретает статус личности. Такое заключение приводит к тому, что запрещаются различные эксперимент над такой «личностью»[313].

Представляется, что не родившийся и родившийся ребёнок — это только стадии развития одного и того же человека[314]. В связи с этим в последнее время в науке разгорелась полемика относительно поправок в Гражданский кодекс РФ. Основная идея планируемых поправок состоит в ином определении момента, с которого начинается правоспособность гражданина, то есть не с момента рождения ребёнка, а с момента его зачатия.

Доводы приводятся в соответствии со ст. 1116 ГК РФ, которая говорит о праве на наследство нерождённых лиц[315]. Часть первая данной статьи гласит: «К наследованию могут призываться граждане, находящиеся в живых в момент открытия наследства, а также зачатые при жизни наследодателя и родившиеся живыми после открытия наследства». Если нерождённый ребёнок признаётся наследником, то почему такой ребёнок не обладает правоспособностью.

В рамках данного вопроса хотелось бы рассмотреть институт в римском праве curator ventris — попечитель чрева, который предполагал, что правоспособность (caput) возникала с момента зачатия. Римское право предусматривало права нерожденных детей относительно имущества. Представим себе такой случай, что муж умирает, оставив беременной свою жену. Было бы несправедливо, если бы все имущество мужа перешло к его родственникам, a ребенок, родившийся после смерти отца, ничего бы не получил. Это легко понятное и очевидное требование справедливости римские юристы выразили в правиле: имеющий родиться считается за рожденного, если речь идет о его выгодах. Значение этого правила состояло в том, что имущество, которое должно было перейти к неродившемуся еще ребенку в случае его рождения, уже до его рождения охранялось для него. Практически y римлян это достигалось таким путем, что претор предоставлял беременной вдове впредь до разрешения ее от бремени владение и пользование тем наследственным имуществом, которое должно было потом перейти к имеющему родиться (bonorum possessio ventris nomine), и назначал к этому имуществу для охранения его от растраты попечителя (curator ventris), которого по рождении ребенка сменял назначаемый опекун — tutor. До рождения дитя опека не могла быть еще учреждена, ибо она назначается над малолетним. Таким образом, curator ventris являлся в прямом смысле попечителем не рожденного ребенка, который охранял его права[316].

Множество теоретиков права дискутируют и высказывают свое мнение по поводу обозначения правоспособности, определяя отсутствие единообразного научного мнения по рассматриваемому вопросу. Так, В. В. Борисов говорит, что необходимо законодательное разъяснение непосредственно момента рождения и момента смерти. С. А. Сулейманов утверждает, что жизнь человека начинается с момента его зачатия, однако пока он не родился, у человека нет жизни, которая не зависит от жизни его матери.

Также В. В. Ефимов говорит о том, что пока дитя в утробе, правоспособность признается за ним под условием рождения. Данного мнения придерживаются многие цивилисты, а в юридической науке есть такая точка зрения, которая гласит так: «состояние не есть решительное, определяющее, а только выжидательное, и если ожидания не приведут к цели, то вполне безразличное для права».

Таким образом, опираясь на множество мнений правоведов, на законодательство и на философские обоснования данного вопроса, с точностью выразить определенно правильное решение невозможно. Развитие нормы права, усовершенствование правовой системы современности стремится к сглаживанию вопросов, которые имеют неоднозначный характер.

 

А.А. Суслов,

младший научный сотрудник

Отдела научных исследований

Иркутского института (филиала)

ВГУЮ (РПА Минюста России)

ОСОБЕННОСТИ ОТКАЗА ОТ ДОГОВОРА
В ПЕРИОД ПАНДЕМИИ «COVID-19»

Проблематика отказа от договора традиционно привлекает внимание цивилистов[317] как в силу доктринальных проблем, существующих в данной сфере, так и в силу многочисленности применения данного вида отказа на практике. В этой связи нельзя оставить без внимания исследование вопроса о том, как трансформировалось право на отказ от договоров различного вида или отказ от исполнения договоров в период введения государством ограничительных мер, направленных на борьбу с распространением новой корона вирусной инфекции «Covid 19».

Введенные государством меры и ограничения, а также установления нового режима «повышенной готовности» сами по себе требует отдельного изучения и научной классификации, в связи с этим для нашего исследования будет сделано допущение, что сложившаяся ситуация в нашей стране в связи с распространением заболевания «Covid 19» является фактически чрезвычайной ситуацией.

Напомним, что статья 1 ФЗ РФ «О защите населения и территорий от чрезвычайных ситуаций природного и техногенного характера»[318] использует термин «чрезвычайная ситуация» для определения обстановки на определенной территории, сложившаяся в результате аварии, опасного природного явления, катастрофы, распространения заболевания, представляющего опасность для окружающих, стихийного или иного бедствия, которые могут повлечь или повлекли за собой человеческие жертвы, ущерб здоровью людей или окружающей среде, значительные материальные потери и нарушение условий жизнедеятельности людей.

Режим «чрезвычайная ситуация» так и не был введен на территории Российской Федерации, вместо него был введен режим «повышенной готовности». Правовой статус такого режима на сегодняшний день до конца не определен, что и явилось проблемой для существующего правопорядка с точки зрения ответа на вопрос о возможности отнесения сложившейся обстановки к чрезвычайным (форс-мажорным) обстоятельствам применительно к разрешению гражданско-правовых споров.

В ранее проведенных исследованиях[319], нами был сделан вывод о том, что отказ является многозначным понятием, которое может быть исследовано с позиции разных правовых учений, таких как: учение о гражданском правоотношении, учение о юридических фактах, учение о защите гражданских прав и учение о механизме гражданско-правового регулирования.

Проиллюстрируем особенности отказа от договора в период пандемии с точки зрения теории механизма гражданско-правового регулирования. При этом важно, что отказ с точки зрения указанного учения следует понимать двояко: как одновременно в качестве стимулирующего, так и ограничивающего правового средства, которое может применяться не только с целью расширения сферы свободы участников частно-правовых отношений, но и также с целью контроля за процессом реализации гражданских субъективных прав и интересов. Когда участник частно-правовых отношений, имея право на отказ, приобретает возможность блокировать наступление желаемых правовых последствий — перед нами эффект отказа как ограничивающего правового средства, поэтому предоставлять такие возможности нужно с достаточной долей осторожности. Вместе с тем, реализация права на отказ от принадлежащих лицу возможностей — это пример действия принципа свободы участников гражданско-правовых отношений.

Чрезвычайные ситуации всегда требуют нетривиальных решений и, безусловно, в этой обстановке крайне любопытно проанализировать как реагировал правопорядок на крайне быстро изменившиеся обстоятельства реальной действительности. Проанализируем нормативно-правовые и судебные акты, изданные в период с марта 2020 года по декабрь 2020 года, с целью выяснения вопроса о том, в качестве стимулирующего или ограничивающего правового средства использовали законодатель и судебные органы отказ как реакцию на чрезвычайную ситуацию.

Законодателем отказ как ограничивающего правового средства в период чрезвычайной ситуации был использован только для регулирования отношений в сфере аренды.

В статье 19 Федерального закона от 1 апреля 2020 г. № 98-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации по вопросам предупреждения и ликвидации чрезвычайных ситуаций»[320] законодатель предоставил арендатору право отказа от договора аренды, в случае если договор аренды был заключен до принятия решения о введении режима повышенной готовности или чрезвычайной ситуации на территории субъекта Российской Федерации и арендодатель по заявлению арендатора не уменьшил размер арендной платы.

Иных нормативных актов, в которых бы законодатель использовал отказ для регулирования отношений сторон в период чрезвычайной ситуации, нами установлено не было. Данное обстоятельство подкрепляет сформулированный нами ранее тезис о том, что использования отказа как ограничивающего правового средства необходимо осуществлять с должной степенью осмотрительности, дабы не нарушить баланса интересов сторон, предоставив одной из них правовое средство для блокирования реализации гражданских субъективных прав и интересов другой стороны.

Вслед за законодателем, и правоприменительная практика не совершила резкого изменения курса в части предоставления участникам гражданских правоотношений дополнительных прав на отказ от договоров в период чрезвычайной ситуации. Так, в «Обзоре по отдельным вопросам судебной практики, связанным с применением законодательства и мер по противодействию распространению на территории Российской Федерации новой коронавирусной инфекции (COVID-19)»[321] Верховный Суд РФ, отвечая на вопрос о том «Возможно ли признание эпидемиологической обстановки, ограничительных мер или режима самоизоляции основаниями для изменения или расторжения договора, а если возможно — то при каких условиях?» пояснил: «Если иное не предусмотрено договором и не вытекает из его существа, такие обстоятельства, которые стороны не могли предвидеть при заключении договоров, могут являться основанием для изменения и расторжения договоров на основании статьи 451 ГК РФ, если при предвидении данных обстоятельств договор не был бы заключён или был бы заключён на значительно отличающихся условиях». Вместе с тем высшая судебная инстанция призвала учитывать, что дополнительные права на отказ от договора либо изменение его условий могут быть предусмотрены как общими положениями об обязательствах, так и законодательством об отдельных типах и видах договоров, отослав к положениям вышеназванного федерального закона № 98-ФЗ.

Таким образом, Верховный Суд РФ, еще раз подтвердил тезис о том, что отказ является легитимным только в том случае, если право на отказ предоставлено субъекту гражданского оборота законодательным актом, и наступление чрезвычайных обстоятельств само по себе не может являться дополнительным основанием для отказа от договора.

Подводя итог вышесказанному необходимо констатировать следующие факты:

- существующих на сегодняшний день институтов гражданского законодательства, в том числе и такого института как отказ от договора, оказалось достаточным для регулирования гражданского оборота в период чрезвычайной ситуации.

- отказ в качестве ограничивающего правового средства, является эффективным и точечным средством регулирования гражданских отношений.

 

М В. Телюкина,

профессор кафедры гражданского права и процесса

ИПиНБ РАНХиГС при Президенте РФ,

доктор юридических наук, профессор

КОНКУРСНАЯ ТРАНСФОРМАЦИЯ СТАТУСА ДОЛЖНИКА В СОВРЕМЕННЫХ ПРАВОВЫХ РЕАЛИЯХ

Отечественное гражданское право в чём-то напоминает    

    саму Россию: огромные, малоизученные и неразработанные

    пространства, взывающие к их освоению, изредка

    разбавленные обжитыми островками.

       Профессор Карапетов А.Г.[322]

 

Отношения, связанные с несостоятельностью (банкротством) субъектов гражданского права, в настоящее время можно назвать не только малоизученными (несмотря на огромное количество публикаций, зачастую весьма интересных), но и весьма запутанными и противоречивыми.

Законодательная регламентация данных отношений основана не на проработанном теоретическом базисе, а на конкретных утилитарных потребностях ситуации. Более того, многие нормы действующего Закона «О несостоятельности (банкротстве)»[323] (далее — Закон о банкротстве) приняты исключительно в ответ на злоупотребления определённых субъектов, что, в свою очередь, порождает злоупотребления тех, кого предыдущая редакция пыталась защитить.

В настоящей статье будет уделено внимание анализу ряда проблем статуса должника в конкурсных отношениях. Следует отметить, что российское конкурсное право содержит ряд продолжниковых норм и конструкций[324].

Прежде всего обратим внимание на терминологию, а именно, на использование термина «должник» в Законе о банкротстве и в ГК РФ[325] (далее — ГК РФ). Если вдуматься, становится очевидным, что одним и тем же термином «должник» обозначаются разные правовые явления, что может быть названо недостатком юридической техники законодательства.

В ГК РФ должник — субъект обязательственного отношения, который обязан исполнить в пользу имеющего право требования кредитора определённые действия. В конкурсных отношениях должник — субъект, в отношении которого осуществляется производство по делу о несостоятельности (банкротстве), но мы имеем в виду даже не публично-правовой (процессуальный) элемент, а состояние того субъекта, которого мы именуем должником в конкурсных отношениях.

Проблема в том, что далеко не всякий субъект, имеющий статус гражданско-правового должника, может стать должником конкурсным. Последнее произойдёт вследствие сочетания нескольких факторов, определяемых как желанием кредитора, так и подходом законодателя, и волей суда, рассматривающего дело о банкротстве.

Из сказанного следует необходимость дифференцировать, в том числе терминологически, указанные конструкции, в том числе посредством введения в научный оборот термина «конкурсный должник» (а также конкурсный кредитор», но сейчас речь не о нём), для обозначения специфики субъектного состава конкурсных отношений.

Указанная специфика является следствием проявления особого правового явления, которое может быть названо конкурсной трансформацией. Под конкурсной трансформацией предлагаю понимать такое воздействие на гражданские отношения факта возбуждения производства по делу о банкротстве (либо даже угрозы такового возбуждения), когда гражданско-правовые институты как бы преломляются (рефракцируют) и начинают применяться так, как об этом сказано не в ГК РФ, а в Законе о банкротстве, и даже не всегда в Законе о банкротстве, а зачастую — в практике ВС РФ.

В качестве иллюстрации последней мысли можно привести позицию ВС РФ в отношении субординирования требований кредиторов, состоящую в том, что гражданско-правовые требования контролирующих и/или аффилированных лиц должны удовлетворяться не в третью очередь, а, по сути, в следующую, в целях защиты так называемых независимых кредиторов. Проблема в том, что Закон о банкротстве не содержит правовых оснований разделения требований третьей очереди и, соответственно, понижения каких-то из них. Соответствующий подход является исключительно подходом практики[326], причём весьма небесспорным, особенно в контексте компенсационного финансирования. Однако данная проблематика за рамки настоящей статьи выходит.

Конкурсная трансформация статуса должника проявляется в различных параметрах[327].

Прежде всего отметим, что конкурсный должник — субъект конкурсных отношений, обладающий двойственным статусом. С одной стороны, по отношению к нему может быть возбуждено производство по делу о несостоятельности (банкротстве), что влечёт осуществление ряда специальных конкурсных мероприятий. С другой — этот субъект может сам подавать заявление в арбитражный суд о своём банкротстве, причём подача заявления может являться как правом, так и обязанностью должника. При этом законодательство устанавливает достаточно серьёзные последствия неисполнения обязанности по подаче заявления о банкротстве.

Можно сказать, что конкурсной трансформации подвергается право заявить о банкротстве, которое под воздействием определённых обстоятельств становится обязанностью.

Исследование всех аспектов конкурсного статуса должника имеет важнейшее значение в теории и практике конкурсного права, ибо результатом применения конкурсных норм является иногда такой комплект отношений, который в общегражданском порядке реализоваться не может.

Система должников, подпадающих под действие норм законодательства о несостоятельности (банкротстве), иначе говоря, являющихся конкурсоспособными, несколько отличается от системы должников в гражданском праве.

Термин «конкурсоспособность» целесообразно использовать в доктрине для дифференциации субъектов, подпадающих и не подпадающих под действие норм законодательства о банкротстве. Данный термин используется в цивилистике. Профессор Александр Трунк отмечает, что в германской доктрине для обозначения способности быть подвергнутым процедуре несостоятельности используется конструкция Insolvenzfahigkeif — "способность быть несостоятельным", причём с 1877 по 1999 год использовался термин Konkursfahigkeit — "конкурсоспособность"; по сути, эта конструкция близка конструкции passive Parteifdhigkeit — "пассивная процессуальная правоспособность[328].

Используется указанный термин и иными учёными[329], причём с различными оттенками смысла, рассмотрение которых выходит за рамки настоящего исследования.

Некоторые должники обладают пассивной конкурсной правоспособностью, а именно, те, в отношении которых может быть возбуждено производство по делу о банкротстве и осуществлены конкурсные процедуры.

Конкурсная правоспособность определяется внешними и внутренними факторами, иначе говоря, объективными и субъективными обстоятельствами.

К внутренним (субъективным) относится вопрос наличия средств у должника — конкурсоспособность отсутствует у субъектов, не имеющих средств для финансирования процедур банкротства. В силу п. 1 ст. 20.7 Закона о банкротстве, расходы на проведение процедур, применяемых в деле о банкротстве, осуществляются за счет средств должника. При этом, если средства (и немалые), необходимые для соответствующего финансирования, у должника отсутствуют, то признание его банкротом невозможно, а уже возбуждённое производство по делу о банкротстве подлежит прекращению. Данный казус можно сформулировать следующим образом: нищий банкротом стать не может.

Внешние (объективные) факторы — это указание в законодательстве на конкретные организационно-правовые формы юридических лиц, в отношении которых может возбуждаться и осуществляться производство по делу о банкротстве. Для обозначения таковых субъектов корректно использовать термин «общая конкурсоспособность».

Конструкцию «особая конкурсоспособность» целесообразно использовать для обозначения должников отдельных категорий, банкротство которых регламентируется особыми нормами, то есть имеет ярко выраженную специфику.

Общая конкурсоспособность должников в современном российском праве определяется следующим образом. П. 2 ст. 1 Закона о банкротстве устанавливает, что его действие распространяется на юридические лица, которые могут быть признаны несостоятельными (банкротами) в соответствии с ГК РФ. В силу норм п. 1 ст. 65 ГК РФ признано несостоятельными может быть любое юридическое лицо.

Однако из этого правила установлен ряд исключений. К числу неконкурсоспособных субъектов гражданских правоотношений относятся казенное предприятие, учреждение, политическая партия, религиозная организация, публично-правовая компания, государственная корпорация или государственная компания (о них сказано, что под нормы конкурсного права они подпадают, только если это допускается федеральным законом, предусматривающим их создание, но в настоящее время не только ни один из указанных законов этого не предусматривает, но и во всех законах имеется специальная норма о невозможности банкротства), фонд (но не любой, а лишь тот, в отношении которого законом, предусматривающим создание и деятельность такого фонда, прямо установлена возможность банкротства (таким образом, по умолчании фонды конкурсоспособностью обладают).

В настоящее время наблюдается тенденция к сокращению конкурсоспособных субъектов-юридических лиц; на мой взгляд, данная тенденция не может быть охарактеризована как позитивная. Изъятие некоторых из названных выше субъектов из-под действия норм конкурсного права имеет несколько правовых последствий. Прежде всего, неконкурсоспособность данных субъектов означает невозможность применения к ним реабилитационных процедур, предусмотренных законодательством о банкротстве. Кроме того, кредиторы данных субъектов могут оказаться в незащищённом положении, например, в случае осуществлением их руководством вывода активов или иных действий, направленных на причинение вреда кредиторам.

Конкурсоспособность физических лиц в настоящее время толкуется максимально широко. Конкурсоспособными являются как индивидуальные предприниматели, так и субъекты, такового статуса не имеющие.

Предпринимательское банкротство существовало в российском конкурсном праве всегда — и исторически, и после возрождения регламентации, в Законе «О несостоятельности (банкротстве)предприятий» 1992 года[330]. Данная проблематика достаточно исследована как в доктрине[331], так и в судебной практике, в том числе обобщённой[332].

С 1.10.15 года в России стало возможно потребительское банкротство, то есть банкротство граждан, не имеющих статус предпринимателя — с этой даты вступили в силу нормы ч. 2 ст. 14 Федерального закона от 29 июня 2015 года N 154-ФЗ (ред. от 29.07.2017) "Об урегулировании особенностей несостоятельности (банкротства) на территориях Республики Крым и города федерального значения Севастополя и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации"[333].

Интерес к потребительскому банкротству высок[334]; в настоящее время выявилось множество проблем применения соответствующих норм, не решаемых ни законодательством, ни доктриной. Одна из проблем связана с допускаемой в настоящее время возможностью банкротства умершего должника, или, как это иногда обозначается, банкротством конкурсной массы[335]. Условия и порядок такого банкротства гражданина в случае его смерти определяются нормами ст. 223.1 Закона о банкротстве; причём в самом названии данная статья содержит правовую неточность, если не ошибку, ибо называть «гражданином» умершего субъекта как минимум некорректно, так как после смерти статус субъекта физическое лицо утрачивает.

Конкурсная трансформация, допускающая производство по делу о банкротстве умершего должника, определяется утилитарной необходимостью защиты прав кредиторов наследодателя, ибо наследственное право каких-либо действенных механизмов таковой защиты не содержит. Тем не менее, едва ли можно согласиться с использованием в контексте умершего терминов «субъект», «гражданин», и даже «физическое лицо». Считаю целесообразным для обозначения указанного правового явления ввести в научный оборот термина «НЕсубъект».

Особая конкурсоспособность характерна для тех должников, для которых установлены специальные правила признания их несостоятельными. Прежде всего это субъекты, перечисленные в гл. 9 Закона о банкротстве, а также физические лица, а также ликвидируемые и отсутствующие должники. Данный широкий подход к определению должников отдельных категорий имеет место в доктрине[336].

Из сказанного выше следует, что в системе российского конкурсного права не являются конкурсоспособными публично-правовые образования. В этом контексте интересны недавние события, связанные с ситуацией в Ингушетии и Магаданской области. Многие СМИ говорят именно о банкротстве данных субъектов Российской Федерации[337]. При этом, в частности в бюджете Ингушской республики на 2020 год доходы составляли 26,903 млрд рублей, общий объем расходов — 26, 970 млрд рублей, дефицит республиканского бюджета — 66,9 млн рублей[338].

Распоряжение Правительства РФ (подписанное М. Мишустиным) от 28.10.2020 г. № 2794-р[339], со ссылкой на п. 4 ст. 168.4 БК РФ[340], предписывает высшим должностным лицам Республики Ингушетия заключить с Минфином РФ соглашение о мерах по восстановлению платежеспособности, а также утвердить план восстановления платежеспособности.

Несмотря на использование конкурсной терминологии, представляется, что в рассмотренном контексте речь именно о банкротстве публично-правовых образований не идёт, ибо, во-первых, для этого необходимо вносить изменения в ГК РФ, во-вторых, принимать судебные акты, а не Распоряжение Правительства РФ.

Для недопущения (и пресечения) недоразумений целесообразно отказаться от применения в контексте неплатежеспособности регионов термина «банкротство», а использовать, к примеру, термин «дефолт».

Завершая настоящую статью, отметим, что конкурсная трансформация статуса должника приводит к возникновению особого конкурсного статуса (в том числе конкурсоспособности) у ряда субъектов гражданских правоотношений, что влечёт как теоретические, так и практические проблемы реализации данного статуса.

А.Г. Фаизова,

студент 3-го курса Юридического факультета

Казанского (Приволжского) федерального университета

ПРОБЛЕМА ЗАЩИТЫ ПЕРСОНАЛЬНЫХ ДАННЫХ
В ЭПОХУ «БОЛЬШИХ ДАННЫХ» И ПУТИ ЕЕ РЕШЕНИЯ

Новый этап развития сети Интернет, обозначаемый в научной литературе как Web 2.0[341], характеризуется появлением новой виртуальной реальности и усложнением интернет-архитектуры. Одним из наиболее неоднозначных феноменов новой эпохи являются «Большие данные» (BigData), технологические особенности которых бросают вызов современным правовым средствам защиты персональных данных.

С одной стороны, под «Большими данными» понимают совокупность всей цифровой информации, накапливаемой в Интернете, которая достигает огромных размеров в первую очередь потому, что каждое действие индивида оставляет в Сети цифровой след. С другой стороны, «Большие данные» — это совокупность инструментов и методов обработки данных из разных источников, подверженных постоянным обновлениям, в целях повышения качества принятия управленческих решений, создания новых продуктов и повышения конкурентоспособности[342] («аналитика Больших данных»). В Стратегии развития отрасли информационных технологий в РФ технология «Больших данных» признана важным фактором обеспечения технологической конкурентоспособности России[343].

Согласно ст. 2 Закона о персональных данных, персональные данные — это любая информация, относящаяся к прямо или косвенно определенному или определяемому физическому лицу (субъекту персональных данных)[344]. Такая широкая трактовка позволяет относить к персональным данным большое количество размещаемой пользовательской информации, которая представляет огромную ценность для бизнеса. Учитывая принцип повторного использования данных и рост вычислительных мощностей, практически любое действие лица в Сети может стать связующим звеном для его идентификации. В связи с данным фактом большинство исследователей склонны считать персональные данные неотъемлемой частью «Больших данных», что представляется отвечающим современным реалиям[345].

В соответствии со ст. 3 ФЗ «О персональных данных» обезличивание персональных данных — действия, в результате которых становится невозможным без использования дополнительной информации определить принадлежность персональных данных конкретному субъекту. Роскомнадзор к характеристикам методов обезличивания персональных данных относит обратимость — возможность устранения анонимности и определения их обладателя[346]. Любая обезличенная информация в эпоху «Больших данных» является обратимой и может косвенно определить лицо, а потому даже обезличенные данные подпадают под категорию информации, уязвимой в новую эпоху. Анонимизация является довольно не совершенным способом защиты персональных данных еще и потому, что приводит к падению ценности такой информации для бизнеса.

Закон о персональных данных, принятый на основе ратифицированной РФ Конвенции о защите физических лиц при автоматизированной обработке персональных данных 1981 г.[347], в качестве базисных принципов защиты персональных данных указывает, во-первых, необходимость информированного, конкретного и сознательного согласия лица на обработку персональных данных, а во-вторых, — ограничение такой обработки заранее установленными целями. Эти принципы тесно связаны между собой и вступают в противоречие с логикой «Больших данных». Практически невозможно определить четкий перечень целей использования данных, что выражается в довольно абстрактных политиках конфиденциальности Интернет-компаний, из содержания которых довольно сложно определить, каким конкретно образом будет использована информация о пользователях[348]. Одновременно изучение информации о направлениях использования персональных данных пользователем существенно замедлит оперативность транзакций. Таким образом, разрешение рассматриваемой проблемы требует инновационных подходов, а также обращения к опыту других стран по правовому регулированию «Больших данных».

В США понятие «Больших данных» не закреплено законодательно. Крупные компании-операторы данных активно выступают за открытость Интернет-пространства и отсутствие жестких правил в отношении «Больших данных», поэтому правовой режим «Больших данных» в США построен в основном на саморегулировании. Как следствие именно американские компании имеют наиболее подробно проработанные политики конфиденциальности, что однако не увеличивает безопасность персональных данных пользователей от утечки или несанкционированного использования. Подход США основан на понимании персональных данных как товара, способного приносить прибыль.

Важнейшим нормативно-правовым актом, регулирующим защиту персональных данных в Европе, является Генеральный регламент о защите персональных данных (GeneralDataProtectionRegulation, GDPR), вступивший в силу 25.05.2018 г. и распространяющий свое действие на членов Европейского союза, а также на обработчиков данных граждан ЕС. GDPR рассматривает персональные данные в качестве нематериального неотчуждаемого блага, причем «Большие данные» в рамках этого положения представляют собой персональные данные в их широком понимании. В итоге GDPRустанавливает льготный режим для обработки обезличенных данных, усиленную защиту пользователей, а также наложение огромных штрафов (до 20 млн евро) на компании за неправомерное использование и другие нарушения[349].Действие GDPRраспространяется также и на российских операторов.

На данный момент в РФ существует лишь точечное правовое регулирование «Больших данных», не уточнено их содержание и корреляция с принципами ФЗ «О защите персональных данных». Поправки в Гражданский кодекс РФ, вступившие в силу 01.10.2019 г.[350] косвенно затронули и защиту персональных данных в современных реалиях: появилась новая статья 783.1 ГК РФ, посвященная поименованному договору об оказании услуг по предоставлению информации, в соответствии с которымстороны договора получили возможность закрепить условие о конфиденциальности передаваемой информации. На данный момент при отсутствии разъяснения правового статуса «Больших данных» Роскомнадзором и судами обработка данных пользователей без их согласия даже из общедоступных источников признается противоречащей законодательству о персональных данных[351].

Острота проблемы защиты персональных данных в эпоху «Больших данных» стала причиной открытия нового рынка для стартапов. Например, российская компания Dbrain является провайдером услуг идентификации клиента и алгоритм, разработанный компанией, минимизирует возможность утечки личных данных. Другой тренд в области обработки персональных данных — разработка концепции цифрового паспорта на основе технологии блокчейн.

Наряду с технологическим прогрессом в части разрешения проблемы «Больших данных» важнейшим является вопрос о правовом закреплении данного феномена. На наш взгляд, анализ существующей ситуации и особенности технологии «Больших данных», защита персональных данных и их соотношение с «Большими данными» требуют не точечного регулирования в отдельных законах, а создания целостного по смыслу самостоятельного нормативно-правового акта, разграничивающего режим «Больших данных» и персональных данных. Также необходимым представляется создание правовой основы для обработки персональных данных без согласия субъекта, но с созданием дополнительных гарантий обеспечения их безопасности. В дополнение мы считаем действенным также заимствование ряда методов Регламента GDPR, в части воздействия на деловую репутацию бизнеса (введение нормы обязательного опубликования компаниями информации об утечках) и применения крупных финансовых санкций. При разрешении вопроса защиты персональных данных в эпоху Big data необходим именно комплексный подход, учитывающий все возможные грани воздействия рассматриваемой технологии на безопасность персональных данных.

Г.М. Хамитова,

доцент кафедры биомедэтики,

медицинского права и истории медицины

Казанского государственного медицинского университета,

кандидат юридических наук

О ПРАВОВОМ РЕГУЛИРОВАНИИ ВРАЧЕБНОЙ ТАЙНЫ И КОМПЕНСАЦИИ МОРАЛЬНОГО ВРЕДА, НАСТУПАЮЩЕГО ПРИ ЕЁ РАЗГЛАШЕНИИ

Врачебная тайна предусматривает собой обязанность для всего медицинского персонала, а также для иных лиц, которые получили к ней доступ в ходе своих учебных, трудовых, должностных, служебных и иных обязанностей, хранить в секрете любые сведения о больном, полученные в ходе его обращения за медицинской помощью, диагностики, лечения, разглашение которых может причинить моральный, материальный или физический ущерб больному или третьим лицам.

Несмотря на наличие конкретной статьи о врачебной тайне в существующем федеральном законе[352], а также предусмотренные законодателем дисциплинарная, административная, гражданско-правовая и даже уголовная ответственности за её разглашение, нарушение врачебной тайны по-прежнему является актуальной проблемой как в медицине, так и в судопроизводстве. Медицинские работники зачастую проявляют халатное отношение к раскрытию врачебной тайны, делясь диагностическими данными, иными медицинскими или личными данными пациента со своими коллегами, друзьями или родственниками самого больного, вопреки его согласию, тем самым подвергая себя на значительный риск — причинить пациенту моральный вред. А это в свою очередь ставит под угрозу морально-этические взаимоотношения с пациентом, профессионализм врача, репутацию лечебного учреждения, ведь согласно Гражданскому Кодексу Российской Федерации (далее ГК РФ) ст. 1068, не только врач будет нести ответственность как субъект, совершивший правонарушение, но и именно медицинская организация в первую очередь будет компенсировать вред, причиненный медицинским работником[353].

Но есть ли основания полагать, что вся суть проблемы разглашения врачебной тайны кроется лишь в безнравственности и этической несостоятельности некоторых врачей? Или же это некоторое размытое представление о своих правах и обязанностях у медицинского персонала имеет более глубокие корни и кроется в ряде противоречий, несовершенства законодательства в области медицины и сложностей на этапе признания морального вреда совершённым?

Проанализировав законодательство, непосредственно касающиеся темы врачебной тайны, любой аналитик может с уверенностью подтвердить, что врачебной тайне не посвящен отдельный нормативно-правовой акт, а регламенты по вопросам защиты и ответственности, наступающей при её разглашении, распределены в множестве законных и подзаконных актах, которые в большей степени не имеют отношения к медицине.

В качестве аргументов можно привести те законодательные акты, которые обеспечивают защиту сведений, составляющих врачебную тайну.

Возьмем к примеру часть 1 статьи 23 Конституции РФ, которая гласит, что «Каждый имеет право на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну, защиту своей чести и доброго имени»[354]. Отсутствует конкретизация о праве гражданина на защиту врачебной тайны, лишь косвенно включая в себя это понятие, так как врачебная тайна является одной из разновидностей личной тайны.

№323-ФЗ «Основ» включает в себя отдельную статью, посвященную врачебной тайне, в которой отражено кто, кому и при каких условиях может разгласить сведения о пациенте, однако отсутствуют меры ответственности за её разглашение. К тому же, вызывает некоторые вопросы обобщенность в п. 3 ст. 13 настоящего закона: «С письменного согласия…допускается разглашение сведений, составляющих врачебную тайну, другим гражданам, в том числе должностным лицам, в целях медицинского обследования и лечения пациента, проведения научных исследований, их опубликования в научных изданиях, использования в учебном процессе и иных целях»[355]. Это может провоцировать ряд недоразумений, так как «других» граждан и иных должностных лиц предостаточно в лечебном учреждении, и пациенты могут выказывать недовольство, если без отдельно данного врачу согласия на разглашение сведений о себе, вдруг о них станет известно лаборанту, администратору, младшему медицинскому персоналу, санитарке и так далее.

В ст. 192 ТК РФ прописано: «За совершение дисциплинарного проступка, то есть неисполнение или ненадлежащее исполнение работником по его вине возложенных на него трудовых обязанностей, работодатель имеет право применить…дисциплинарные взыскания», к которым будут относится замечание, выговор или расторжение трудового договора по инициативе работодателя (подп. «в». п. 6 ст. 81 ТК РФ)[356]. Однако в действительности ли врач при заключении трудового договора с лечебно-профилактическим учреждением четко проинформирован с должностной инструкцией о недопустимости разглашения врачебной тайны, прописан ли данный пункт в трудовом договоре, вопрос спорный и опять же — отсутствие конкретизации.

Наступающая административная ответственность в связи со ст. 13.14 КоАП РФ за «разглашение информации…лицом, получившим доступ к такой информации в связи с исполнением служебных или профессиональных обязанностей…»[357]наиболее оптимальна в качестве наказания за разглашение врачебной тайны, однако нет комментария в виде конкретного перечня той информации, за разглашение которой предусмотрено наказание. И даже если законодатель прямо или косвенно подразумевает, что врачебная тайна относится к информации, доступ к которой могут получить сотрудники лечебного учреждения, и значит она непосредственно является служебной тайной, профессиональной тайной, всё же не ясны границы между административным правонарушением и уголовным преступлением в отношении врачебной тайны, так как отсутствуют критерии, по которым можно было бы их разграничить[358].

Что касаемо УК РФ и ГК РФ, то они также не содержат отдельной статьи, специально посвященной врачебной тайне, в УК РФ имеется лишь косвенное касание этой темы в ст. 137 «Нарушение неприкосновенности частой жизни» и ст. 155 «Разглашение тайны усыновления (удочерения)»[359], где субъектом преступления может выступать и медицинский работник. Всё это также может служить аргументом о недоработке законодательства в регламентах защиты врачебной тайны как таковой.

Зачастую обобщенно сформулированные законодательные акты являются предпосылками к тому, что правонарушение часто остается безнаказанным, скрытым, медицинские работники не ощущают своей полноценной ответственности за разглашение врачебной тайны или просто не имеют четкого понятия насколько юридически обоснованно ввести более ужесточающие меры по данному вопросу, более конкретное правовое урегулирование[360].

Теперь хотелось бы обратить внимание на то, что следует, если всё-таки по неосторожности или в результате халатности была разглашена врачебная тайна. Пациент в праве потребовать компенсации за причиненный моральный ущерб, так как в соответствии с ППВС РФ №10 несанкционированное раскрытие врачебной тайны лицом может нанести нравственные или физические страдания гражданину, что есть — моральный вред[361]. К сожалению, с правовым регулированием возмещения ущерба за моральный вред также имеются некоторые проблемы.

Для более адекватного и наглядного анализа стоит процитировать те законодательные акты, на которые будет опираться истец при обращении в суд. Ст. 151 ГК РФ гласит: «Если гражданину причинен моральный вред (физические или нравственные страдания) действиями, нарушающими его личные неимущественные права либо посягающими на принадлежащие гражданину нематериальные блага, а также в других случаях, предусмотренных законом, суд может возложить на нарушителя обязанность денежной компенсации указанного вреда. При определении размеров компенсации морального вреда суд принимает во внимание степень вины нарушителя и иные заслуживающие внимания обстоятельства. Суд должен также учитывать степень физических и нравственных страданий, связанных с индивидуальными особенностями гражданина, которому причинен вред»[362].

Так же актуальна и ст. 1100 настоящего кодекса, в которой говорится, что компенсация морального вреда будет осуществляться независимо от вины причинителя вреда в случае, если «…вред причинен распространением сведений, порочащих честь, достоинство и деловую репутацию…»[363]. Целесообразно отнести врачебную тайну к сведениям, способным порочить честь, достоинство и репутацию гражданина, так как сведения о некоторых имеющихся заболеваниях, подтвержденных заболеваниях в ходе медицинского обследования или подозрении на наличие их у пациента, при разглашении врачебной тайны могут стать предиктором дискриминаций со стороны общества[364].

Во-первых, стоит отметить о некотором неточном понятии моральный вред в российском законодательстве. У многих правоведов возникают многочисленные дискуссии по поводу самой дефиниции морального вреда, так как не совсем ясно, почему происходит обособление физического и нравственного вреда, ведь эти два понятия могут вытекать одно из другого, либо же наступать в совокупности.

Во-вторых, сложности начинаются именно на этапе доказательства того, что моральный вред имел место быть. В России не всегда и не везде предусматривается презумпция морального вреда. Иными словами, не медицинская организация или сотрудник, нанёсший вред, должен доказать свою невиновность, а истец сам должен собрать немалую, а, главное, убедительную доказательную базу того, что ему причинили моральный ущерб, чтобы суд смог произвести справедливую оценку этого ущерба и обозначить сумму компенсации. Неопытный гражданин, не заручившись должной поддержкой юристов, может собрать недостаточное количество аргументов в свою пользу и проиграть судебное дело. Да и человек в действительности переживающий психический вред, который может проявляться в депрессии, стрессе, угнетении работоспособности, болезненном состоянии, вряд ли может адекватно принимать те или иные решения[365].

Как будет доказывать гражданин, что он испытывает физические страдания? Здесь трудности могут возникнуть лишь со сбором необходимых медицинских заключений, подтверждающих недееспособность истца. В отличие, например, от Англии, где уже давно разработана так называемая тарифная схема, определяющая степень тяжести психического вреда исходя из длительности периода утраты жизнеспособности, в России нет никаких четких критериев и градации тяжести морального ущерба, а потому и не имеет веского значения продолжительность периода страданий потерпевшего, хотя суды и обязуются это учитывать[366]. То есть, можно и месяцами собирать справки, доказательства, на размер компенсации это никак не повлияет. Тем не менее затянувшийся процесс доказательств может сыграть не на руку истцу, так как существуют ещё обыкновенные несчастные случаи, которые не будут иметь никаких причинно-следственных связей с правонарушением.

Немаловажным будет отметить, что намного легче доказать распространение врачебной тайны, если у истца имеются письменные доказательства происшествия, видео или аудио материалы. А вот доказательство устного разглашения доказать непросто, особенно при отсутствии свидетелей. Ещё сложнее если потерпевший при этом испытывает лишь нравственные страдания при отсутствии физических. В таком случае доказать их можно будет только при условии наличия реального психического вреда здоровью, подтвержденного справкой соответствующего врача, например, психолога или психотерапевта, либо с этой же целью эксперта можно пригласить в суд. Если никакого вреда здоровью не причинено, и человек испытывает лишь эмоциональное неудовлетворение, а его личные сведения были распространены устно и при этом не было свидетелей, то доказать правонарушение будет практически нереально. Просто на слово, что истец испытывает колоссальные переживания, суду будет поверить крайне сложно, так как не исключались в судебной практике случаи, когда путём обмана люди пытались взыскать суммы за якобы моральный вред[367].

Теперь рассмотрим ст. 1101 ГК РФ. Она гласит, что моральный вред возмещается в денежной форме. «Размер компенсации морального вреда определяется судом в зависимости от характера причиненных потерпевшему физических и нравственных страданий, а также степени вины причинителя вреда в случаях, когда вина является основанием возмещения вреда. При определении размера компенсации вреда должны учитываться требования разумности и справедливости. Характер физических и нравственных страданий оценивается судом с учетом фактических обстоятельств, при которых был причинен моральный вред, и индивидуальных особенностей потерпевшего»[368].

В отличие опять же от англосаксонской и романской правовых систем, в Российском законодательстве отсутствуют конкретные характеристики размеров компенсации морального вреда, равно как и отсутствуют указания о минимальных и максимальных суммах возмещения[369]. Это в законе не прописано и остается на усмотрение суда. Таким образом, не стоит надеяться на запредельные суммы компенсации, так как чаще всего они возмещаются на порядок ниже, чем заявлено в иске.

Проанализировав все выше указанные проблемы в правовом регулировании таких институтов как врачебная тайна и компенсация морального вреда, следует подытожить, что законодательство Российской Федерации в отношении данных дефиниций действительно несовершенно и требует внесения соответствующих корректировок.

Во-первых, было бы целесообразно выделить в отдельный законодательный акт врачебную тайну, так как она сама по себе является очень важной составляющей частной жизни человека, поэтому и требует особого внимания со стороны законодательства[370].

Во-вторых, некоторые законодательные акты необходимо дополнить более конкретными комментариями, уточнив, что врачебная тайна прямо относится к личной тайне гражданина и потому её разглашение обосновано считать преступлением. Необходимо включить соответствующие статьи в законодательные акты, такие как КоАП РФ, УК РФ, ГК РФ, прямо указывающие на ответственность за распространение сведений составляющих врачебную тайну, а также указать критерии, по которым можно было бы разграничивать административную ответственность от уголовной[371].

Что касается дисциплинарной ответственности настоятельно рекомендуется прописывать в трудовом договоре лечебно-профилактического учреждения об обязанности соблюдения врачебной тайны медицинскими сотрудниками и о последствиях её разглашения. Возможно будет целесообразным более ужесточенное наказание для правонарушителей врачебной тайны вплоть до лишения лицензии на медицинскую деятельность[372].

В №323-ФЗ «Основ» ст. 13, необходимо внести поправки по поводу того, кто именно имеет право разглашать сведения о пациенте, к примеру, врач при определенных условиях, прописанных в этом законе, имеет такое право, но абсолютный запрет будут иметь младший медицинский персонал, администраторы клиник, студенты медицинских ВУЗов, проходящих практику в данный момент в лечебном учреждении и так далее. Пациентам в свою очередь можно предоставлять гарантийный талон, в который будет входить конфиденциальность сведений об их состоянии здоровья, результатах обследования, лечения и иных сведений, составляющих врачебную тайну. Любое разглашение этих сведений должно быть сугубо в интересах самих пациентов, с их письменного согласия[373].

В качестве организационных мер по борьбе с раскрытием врачебной тайны можно рекомендовать совершенствование единой базы пациентов в электронном виде, совершенствование мер очередей в больницах, снижение количества койко-мест в палатах или способы ограждения пациентов друг от друга, чтобы при обходе врач и пациент могли общаться тет-а-тет, а другие пациенты слышать их не могли.

В правовое регулирование компенсации морального вреда также было бы не лишним внести некоторые поправки. Понятие «моральный вред», например, М.Н. Малеина обоснованно считает заменить на «неимущественный вред», который сразу охватывал бы как физические, так и нравственные страдания[374]. К тому же его регулирование различно с имущественным вредом.

Возможно, рациональным решением было бы ввести и в Российское право некое подобие тарифной схемы зарубежных стран или же хотя бы обозначить степени тяжести морального вреда, узаконить минимальные размеры компенсации. Определять размер исходя из степени страданий. Учитывать на законодательно прописанном, а не формальном уровне продолжительность периода страданий.

И конечно, целесообразно использовать презумпцию морального вреда, дабы упростить истцу сбор доказательств, что против него было совершено правонарушение, то есть презумпцию виновности медицинского работника. Это могло бы работать на прогресс, в частности медицинским организациям тщательнее следить за своим персоналом, принимать меры по борьбе с халатным отношением к врачебной тайне.

В.И. Харин,

магистрант 2-го курса

ВГУЮ (РПА Минюста России),

СРАВНИТЕЛЬНО-ПРАВОВОЙ АНАЛИЗ КОММЕРЧЕСКОГО ПРЕДСТАВИТЕЛЬСТВА И ИНЫХ ФОРМ УЧАСТИЯ ТРЕТЬИХ ЛИЦ

Всесторонний и полный анализ проблем предполагает разграничение коммерческого представительства и других сходных с ним институтов. Поскольку коммерческое представительство является самостоятельным гражданско-правовым явлением с присущими ему специфическими признаками, то необходимо отграничивать деятельность коммерческого представителя от деятельности, имеющей сходство с представительством. Это необходимо для правильного применения норм права, разрешения вопросов о правах и обязанностях сторон, их взаимной ответственности.

1. Коммерческое представительство и аналогичные отношения, возникающие для третьих лиц из юридической сделки независимо от воли контрагентов. Данное сравнение проводят А.В. Гришин[375] и А.П. Згонников[376]. Внешнее сходство между данными категориями, по их мнению, заключается в том, что в обоих случаях лицо приобретает права и обязанности из действия другого. Однако основой разграничения, по мнению указанных исследователей, является тот факт, что действия коммерческого представительства не могут порождать права и обязанности независимо от воли представляемого, то есть строится на различных началах. При коммерческом представительстве права и обязанности не могут возникать независимо от воли представляемого, поскольку имеется преднамеренная цель деятельности.

2. Коммерческое представительство и договор в пользу третьего лица (об исполнении третьему лицу и об исполнении третьим лицом). Договор в пользу третьего лица предполагает наличие стороны, которая хоть и не является участником такого договора, но может не только принять исполнение, но и наделено правом требовать его исполнения от собственного имени. Общим родовым признаком, присущим коммерческому представительству и договору в пользу третьего лица, по мнению автора, является приобретение и осуществление прав и обязанностей при помощи третьих лиц, не участвующих в правоотношениях, т.е. заключается одним лицом в пользу другого лица. Существенным отличием указанных отношений является то, что коммерческий представитель заключает сделки от имени представляемого, а сторона в договоре в пользу третьего лица действует от своего имени. Также в случае с коммерческим представительством коммерческий представитель наделяется не только правами, но и обязанностями, тогда как третье лицо имеет только право требования.

3. Коммерческое представительство и возложение исполнения на третье лицо. Сходство данных категорий проходит по сфере применения, по основаниям возникновения, по особенностям субъектного состава, в связи с чем такое отграничение представляет наибольшую трудность не только в теоретическом, но в практическом плане. Однако следует отметить, что отличия имеются, которые заключается в следующем: (1) третье лицо исполняет собственную обязанность перед должников, хотя тем самым и погашает долг должника по основному обязательству; (2) возложение обязанностей в случае участия третьего лица — в силу одностороннего волеизъявления должника.

4. Коммерческое представительство и действия в чужом интересе без поручения. Сущность действия в чужом интересе без поручения заключается в том, что гестор совершает юридическую сделку от имени другого, не давшего полномочия и не знавшего о том, что другое лицо действует за него. Коренным сходством между рассматриваемыми категориями является законодательно закрепленное условие о том , что переход прав и обязанностей по сделке возможен после одобрения представляемым, в противном случае стороной такой сделки становится коммерческий представитель, что сродняет его со статусом гестора. Отличия заключаются в следующих моментах: (1) основанием возникновения коммерческого представительства является договор (доверенность), тогда как действия в чужом интересе без поручения — квазидоговор, по мнению Е.Л. Невзгодиной[377], а по сути согласие (одобрение); (2) в случае с коммерческим представителем всегда имеется презумпция наличия полномочия, подтверждающаяся наличием договора, а в случае с действиями в чужом интересе без поручения такая презумпция носит фактический характер.

5. Коммерческое представительство и коммерческое посредничество. Гражданское законодательство разграничивает понятия представитель и посредник, что наглядно продемонстрировано в п. 1 ст. 81 Федерального закона «Об акционерных обществах»[378] (далее — Закон об АО). Однако если понятие коммерческое представительство можно вывести путем систематического толкования гражданско-правовых норм, то понятие посредничества в гражданском законодательстве не сформулировано. Практическая значимость правильного определения соотношения связана с широким распространением в договорной практике коммерческих организаций так называемых посреднических договоров. Сложность правовой квалификации правоотношений, возникающих из таких договоров связана с отсутствием во второй части Гражданского кодекса РФ норм об отдельных видах посреднических договоров, что вызывает необходимость применения к таким правоотношениям общих норм, содержащихся в первой части Гражданского кодекса РФ. На такую сложность, в частности, указывает Д.В. Чуб[379].

В цивилистической теории данные категории рассматриваются по-разному, одни авторы считают, что они абсолютно не тождественные категории[380], другие авторы сравнивают их как общее (коммерческое посредничество) и частное (коммерческое представительство)[381], соответственно сложилось два типа понимания посредничества — в широком и в узком смыслах. Анализ научных трудов позволил выделить понятия посредничества в широком и узком смыслах. В широком понимании посредничество — отношения, возникающие между посредником и его клиентами, в процессе деятельности посредника по поручению и в интересах своих клиентов, направленной на возникновение между ними правовых связей, опосредствующих реализацию (приобретение) ими товаров, работ или услуг. В узком смысле посредничество — отношения по оказанию посредником своим клиентам фактических услуг, содействующих возникновению между ними правовых связей, опосредствующих реализацию (приобретение) ими товаров, работ или услуг. Исходя из системного анализа, можно сделать вывод о том, что если придерживаться широкого подхода к посредничеству, то коммерческое представительство является разновидностью коммерческого посредничества, если же придерживаться узкого понимания, то коммерческое посредничество будет представлять собой фактические действия коммерческого представителя, которые предшествуют юридическим действиям.

 Также некоторые авторы, такие как А.В. Гришин[382], А.П. Згонников[383], сравнивают коммерческое представительство с разновидностями коммерческого посредничества — дилерство, дистрибьюторство, джобберство — по критериям приобретения прав на имущество представляемого (в собственность), получения вознаграждения (за счет своей деятельности) и интереса (представителя); маклерство — по критерию характера деятельности (не направлено на заключение сделок); агентство — по критерию формы представительства (прямая или косвенная); комиссионерство и консигнация — по критерию получения вознаграждения (за счет представляемого) и интереса (представляемого).

Также в доктрине встречаются понятия «коммерческий посредник», «посредник», «торговый представитель», «торговый агент», «коммерческий представитель». По мнению автора, наличие большого количества различных понятий в области коммерческого представительства связано с разнообразной терминологией в разных правовых системах, для которых характерны те или иные специфические черты коммерческого представительства.

6. Коммерческое представительство и иные формы участия третьих лиц. В цивилистической доктрине встречается сравнение коммерческого представительства и финансового агента, выполняющего распоряжения клиента по банковским операциям (агент-фактор) по А.В. Гришину[384]; и иные лица, действующие в чужом интересе (арбитражный управляющий, душеприказчик при наследовании, комиссионер) по М.В. Карпычеву[385]; и активная и пассивная множественность лиц в обязательстве по М.В. Сергеева-Левитан[386].

7. Коммерческое представительство и корпоративные формы активности. В доктрине также приводят сравнение коммерческого представительства с корпоративными формами активности — деятельность органа юридического лица от имени руководимой им организации, а также филиалов и представительства; представительство, осуществляемого служащими предприятия (генеральными представителями, прокуристами, коммивояжерами); деятельность конкурсного (арбитражного) управляющего при несостоятельности (банкротстве); аффилированность лиц.

Итогом сравнительно-правового анализа будет вывод о том, что коммерческое представительство обладает рядом специфических признаков, отличающих его от внешне схожих институтов гражданского права. Отграничение коммерческого представительства имеет не только теоретическое, но и практическое значение, позволяя правильно решить вопрос о возможности применения к тем или иным случаям специальных норм права о коммерческом представительстве, о правильной квалификации договоров, опосредующих отношения коммерческого представительства.

И.А. Черемных,

студентка 2-го курса юридического факультета

ВГУЮ (РПА Минюста России)

ТРАНСФОРМАЦИЯ ФИНАНСОВО-ПРАВОВЫХ ОТНОШЕНИЙ
В УСЛОВИЯХ ЦИФРОВОЙ ЭКОНОМИКИ

Общеизвестно, что национальная программа «Цифровая экономика Российской Федерации» была принята Указом Президента России от 7 мая 2018 года №204 «О национальных целях и стратегических задачах развития Российской Федерации на период до 2024 года»[387]. Утверждена данная программа была 24 декабря 2018 года на заседании президиума Совета при Президенте по стратегическому развитию и национальным проектам.

«Цифровая экономика РФ» распланирована вплоть до 2024 года и преследует следующие цели и задачи: переход государственных органов, органов местного самоуправления и, в том числе, бюджетных организаций на использование отечественного программного обеспечения, развитие глобальной системы по внедрению цифровых технологий в сферах государственного управления и государственных услуг, а также создание стабильной и безопасной информационно-телекоммуникационной инфраструктуры передачи, обработки и хранения больших объемов данных буквально за несколько минут, доступной абсолютно для всех как организаций, так и домохозяйств[388].

Но что же такое «цифровая экономика», каковы истоки, как ее определяют теоретики и с чем связано ее становление и развитие на практике? Цифровая революция проходила в три этапа: первый этап делится на «цифровую предысторию» (до 1970 г.) и цифровое появление (1970-1990), затем идет переходный период, который начинается с распространения Интернета и охватывает конец старого тысячелетия и начало нового, и, наконец, зрелая или продвинутая стадия, на которой мы находимся сейчас[389].

«Цифровизация» имеет два значения. Во-первых, это обычное преобразование аналоговых данных и информации в цифровой формат, а во-вторых, это социально-экономическая трансформация, вызванная внедрением цифровых технологий и движимая инновациями. Итак, по мнению И.А. Матвеева, цифровая экономика представляет собой «форму ведения хозяйственной деятельности информационного общества, которая характеризует совокупность отношений, складывающихся в системе цифрового производства товаров и услуг, их распределения, обмена и потребления»[390]. Становление цифровой экономики происходит в связи со следующими факторами: все большее распространение сети «Интернет» по всему миру, рост мобильности и расширение производства мобильных устройств, снижение стоимости вычислительных мощностей и времени передачи данных.

Одной из первых сфер, присоединившихся к «цифре» и увидевших перспективы ее развития, стала именно финансовая сфера. Кредитные организации и банки, осознав, что они получат максимальную выгоду от внедрения новых технологий и цифровизации в целом, начинают осваивать применение искусственного интеллекта и «облачных» вычислений. Так был оптимизирован процесс работы кредитных организаций и предоставления услуг населению, снижено влияние «человеческого фактора».

Затем начался процесс масштабного распространения мгновенных платежей и электронных переводов. Например, к таким известным платежным системам, как «Яндекс.Деньги» и QIWI, присоединилась и российская социальная сеть «ВКонтакте», которая предоставила своим пользователям возможность осуществлять платежи, не выходя из приложения, на базе собственной платформы VK. Pay.

В условиях новой цифровой экономики по-своему изменились и стали проще, доступнее и такие процессы, как привлечение инвестиций (все благодаря использованию краудфандиговых платформ (площадки, используемые для размещения и продвижения соответствующих проектов в интернете для привлечения инвестиций для реализации той или иной бизнес-идеи) и появлению криптовалюты), получение государственных услуг в режиме онлайн (в 2019 году портал «Госуслуги» вошел в десятку самых посещаемых сайтов в мире[391]), а также осуществления налогового контроля и страховых услуг. Однако данные отношения должны охраняться и государство обязано обеспечить не только качественную и высокоскоростную связь обработки и передачи данных, но и равный доступ граждан к электронным ресурсам, надежность, достойный уровень информационной безопасности, конфиденциальность личных данных и, что самое главное, возможность граждан законно приобретать и осуществлять новые возникшие права в финансовой сфере, связанные с переходом на цифровую экономику.

Все это требует от государства незамедлительной реакции, заключающейся в трансформации финансово-правовых отношения и разработки качественно новых подходов к правовому регулированию и законодательству в данной сфере.

К сожалению, сегодняшний оборот цифровых финансовых активов практически никак не подчиняется закону. Такие категории новой цифровой реальности, как блокчейн (историческая цепочка транзакций[392]), криптовалюта и биткоин, только недавно приобрели правовой статус в российском законодательстве. Федеральный закон дает определение криптовалюты, но запрещает ее использование в России для оплаты товаров и услуг. И здесь прослеживается определенное противоречие, так как данное в этом же документе определение криптовалюты предполагает ее использование в качестве средства платежа[393].

Криптовалюта — это цифровые деньги, выпуск и подсчет которых основан на шифровании[394]. Биткоин же, в свою очередь, является самым распространенным видом криптовалют. Здесь стоит сказать, что пока что в мире не так много стран, где ясно определен правовой статус криптовалюты. Так, например, комиссия по финансовым преступлениям при министерстве финансов США биткойн относят к «децентрализованным виртуальным валютам»[395]. На сегодняшний день ФРГ одна из немногих стран мира, где полностью легализовали криптовалюты (в феврале 2018 года Министерство финансов Германии опубликовало Постановление о цифровых монетах).

Но вернемся к России. У нас цифровая экономика пока находится только на стадии становления и развития, поэтому неудивительно, что на данный момент нет адекватного правового регулирования. В связи с этим законодатель и представители юридической науки еще не разработали системного доктринального подхода к определению сущности новых правовых институтов, но некоторые институты в отдельности все же были рассмотрены.

В 2019 году Валентина Матвиенко, глава Совета Федерации, заявила, что "в ближайшие три года нужно будет рассмотреть более 60 законопроектов, из них 20 — в этом году". На данный момент приняты несколько законов, направленных на правовое урегулирование новых общественных отношений. Введено понятие цифровых прав[396], предоставлены льготы по НДС при экспорте IT-услуг[397], урегулирована работа краудфандинговых платформ[398], обозначен постепенный переход к трудовым книжкам в электронной форме[399], появилась возможность биометрической идентификации получателей нотариальных услуг[400], реформирована система гарантов безопасности и надежности при использовании электронных подписей[401], а также закреплен переход к «реестровой» модели предоставления государственных услуг в сфере лицензирования[402].

Однако, несмотря на проделанную работу законодателя все еще остаются не урегулированы правом такие вопросы, как должное налоговое регулирование криптовалюты, применение технологий искусственного интеллекта, цифровое взаимодействие при заключение договоров страхования и при работе с судами, переход на электронный документооборот, к тому же, на мой взгляд, недостаточны защищены персональные данные граждан (речь идет о необходимом совершенствовании порядка работы с согласиями на обработку персональных данных).

Существует мнение, что сейчас невозможно обеспечить четкое правовое регулирование и определение вышеназванных общественных отношений в силу того, что эти категории еще не устоялись даже в понятийном аппарате экономики. Однако, на мой взгляд, активное развитие цифровой экономики уже сейчас требует определения соответствующего правового режима, проведения систематизации и кодификации, формирования понятийно-категориального аппарата и определения норм, необходимых для правового регулирования совершенно нового объекта правоотношений. И это стоит сделать как можно скорее, так как уже сейчас проявляется ряд проблем, связанных с обращением криптовалюты: уход от налогов, отмывание денежных средств, финансирование терроризма, незаконные сделки и другие виды мошенничества.

Говоря о страховых услугах в цифровой экономике, следует отметить тот факт, что в программе «Цифровая экономика Российской Федерации» страховой сфере посвящен всего лишь один пункт (1.35)[403], в котором говорится о добровольном страховании рисков, связанных с информационной безопасностью.

В целом на страховом рынке России можно выделить следующие тренды: прибегание к использованию всех возможных каналов электронной коммуникации (электронная почта, мессенджеры и другие мобильные приложения) для общения с клиентами по поводу заключения договоров и иных вытекающих вопросов, применение электронной подписи при электронном страховании, а также создание нового программного обеспечения для взаимодействия с клиентами в дистанционных условиях. Все перечисленные новые формы общественных отношений должны быть закреплены законодательно и урегулированы нормами права.

Что касается одного из важнейших вопросов финансового права — налогового регулирования — то и на него достаточно сильно повлиял процесс цифровизации. Как мною уже было сказано выше, российское законодательство рассматривает новые виды электронной коммерции не в полной мере, что приводит к их фактическому выведению из-под налогообложения. Не решены вовсе или решены недостаточно такие вопросы, как определение налогообязанных лиц и установление размера взимаемого налога, необходимость особого подхода к налогообложению финансовых операций, связанных с криптовалютой, а также введение так называемого цифрового налога (web tax), получившего распространение за рубежом.

По И.И. Кучерову цифровой налог — это «специальное фискальное взимание, обязанность уплаты которого связывается с доходами от оказания услуг в электронной форме»[404]. В РФ уже существует похожий налог с 1 января 2017 года — «налог на Google». Он предполагает, в соответствии со статьей 174.2 НК РФ, уплату НДС иностранными компаниями, реализующими товары или услуги через «Интернет», в электронной форме и не имеющими постоянных представительств на территории РФ[405].

Тем не менее, исходя из Плана мероприятий по направлению «Нормативное регулирование» программы «Цифровая экономика Российской Федерации», в котором предусмотрены изменения налогового законодательства (например, введение пониженного налогообложения доходов от распоряжения правами на результаты интеллектуальной деятельности), и тех нерешенных проблем налогово-правового регулирования, что мы осветили выше, следует признать, что действительно в настоящее время, в условиях стремительного развития цифровой экономики, эти вопросы стоит разрешить как можно быстрее.

Таким образом, еще раз убеждаясь в том, что все общественные отношения изменчивы и имеют динамичный характер, я прихожу к выводу, что законы должны развиваться с такими же темпами и в соответствии с социальными и другими изменениями жизни людей. Невозможно не согласиться с Валентиной Матвиенко в том, что «у нас сегодня есть все для цифрового прорыва, и провалить его из-за бумажной волокиты, бюрократии избыточной, еще каких-то факторов было бы просто стыдно».

На мой взгляд, сейчас присутствует некоторая бессистемность российского законодательства в сфере финансово-правовых отношений, а это значит, что в ближайшее время необходимо подготовить новые правовые нормы, направленные на правовое регулирование отношений в сфере цифровой экономики и дополнить ими Гражданский и Налоговый кодексы РФ.

Д.К. Черепанова,

студентка 5-го курса юридического факультета

ВГУЮ (РПА Минюста России)

ПРОЩЕНИЕ ДОЛГА КАК СДЕЛКА И ЕГО СООТНОШЕНИЕ С ДОГОВОРОМ ДАРЕНИЯ

Прощение долга является одним из самых противоречивых способов прекращения обязательств. Стремительное развитие неблагоприятной эпидемиологической обстановки повлияло на все сферы жизни общества, и, конечно, не смогло обойти стороной исполнение обязательств участниками гражданско-правовых отношений. В связи со сложившейся весной 2020 года практикой прекращения обязательств и актуализацией применения различных способов такого прекращения возникла необходимость в более детальной регламентации этих институтов. Однако, новое Постановление Пленума ВС РФ от 11.06.2020 № 6 «О некоторых вопросах применения положений Гражданского кодекса Российской Федерации о прекращении обязательств»[406] (далее — ПП ВС № 6) не смогло окончательно внести ясность в понимание правовой природы прощения долга и дать конкретные ответы на целый ряд вопросов, которыми на сегодняшний день задаются многие практикующие юристы. В связи с многообразием спорных вопросов разделим настоящую статью на три параграфа с целью удобства восприятия информации.

На взгляд многих исследователей, теоретиков и практиков, немногословная регламентация законодателем института прощения долга порождает сразу несколько правовых неопределённостей. Первая — указывает ли закон на правовую природу данной сделки, как односторонней, или право должника на возражение является доказательством наличия второй стороны? Вторая — присуща ли прощению долга возмездность и если да, то в каких случаях? Третья — перечислены ли в законе все условия для реализации прощения долга на практике? Опираясь на законодательные нормы, нельзя также однозначно судить о соотношении прощения долга с договором дарения.

Прощение долга как двусторонняя сделка и момент прекращения обязательства

В первую очередь, рассмотрим известную в доктрине дискуссию о количестве сторон в сделке. Закон не даёт однозначного указания на правовую природу прощения долга, определяя лишь момент прекращения обязательства.

Так, согласно ст. 415 ГК РФ, прощение долга — способ прекращения обязательства посредством освобождения кредитором должника от лежащих на нём обязанностей. Прощение не должно нарушать прав третьих лиц в отношении имущества кредитора (ч. 1 ст. 415 ГК). В качестве примера такого нарушения обычно приводится прощение долга в преддверии банкротства кредитора. Моментом прекращения обязательства является получение должником уведомления от кредитора о прощении долга, при условии, что должник не направит в ответ возражений на прощение в разумный срок (ч. 2 ст. 415 ГК).

Учёные-исследователи расходятся во мнениях по вопросу о количестве сторон, поэтому представим две группы взглядов на правовую природу прощения долга. Сначала приведём менее популярную позицию о том, что прощение долга является односторонней сделкой. Среди сторонников такого подхода наиболее интересным и убедительным является мнение А. Г. Карапетова, который трактует законодательный механизм прощения долга следующим образом: «за счет одной односторонней сделки (возражения против прощения долга) с обратной силой отменяется правовой эффект другой (уведомления о прощении долга)»[407], а также отмечает, что на односторонний характер сделки указывает закреплённый в ст. 415 ГК момент прекращения обязательства — получение должником уведомления от кредитора. Указание на момент прекращения обязательства отсутствовало в законодательстве до 2015 года[408], в связи с чем невозможно объяснить позицию законодателя просто длительным невнесением изменений в ГК РФ, ситуацией, когда закон «отстаёт» от действительности.

Наиболее распространенным мнением является убеждённость в двустороннем характере прощения долга. Его придерживались в своих работах в частности Е. А. Суханов[409], М. И. Брагинский и В. В. Витрянский[410], Е. А. Крашенинников[411]. Учёные основывали свою позицию на том, что прощение долга является разновидностью договора дарения, и именно поэтому является двусторонней сделкой. Стоит отметить, что все эти исследователи высказывали свою позицию в работах, написанных до внесения изменений, которые определили момент прекращения обязательства. Но правовая проблема не была бы правовой проблемой, если бы вразрез с законом и доктриной не шла бы судебная практика.

До выхода нового ПП ВС № 6 в судебных решениях встречались обе точки зрения. Так, в марте 2020 года в Постановлении Пятнадцатого арбитражного апелляционного суда[412] коллегия фактически признала сделку по прощению долга односторонней. В большинстве решений, в которых сделка по прощению долга квалифицирована, как двусторонняя, суд основывал свой вывод на её связи с договором дарения. Данные позиции будут рассмотрены в следующем параграфе.

Флагманом правовых позиций по данному вопросу является п. 34 ПП ВС № 6, в котором Верховный Суд разъяснил, что «прощение долга представляет собой двустороннюю сделку с подразумеваемым, по общему правилу, согласием должника на ее совершение: обязательство считается прекращенным с момента получения должником уведомления кредитора о прощении долга, если иное не предусмотрено соглашением сторон». С одной стороны, ВС РФ предпринял попытку остановить споры о количестве сторон в рассматриваемой сделке, однако, тут же отступил от своего намерения внести ясность: указал на «общее правило» о согласии, из которого, видимо, возможны исключения. Если согласие должника подразумевается, значит, его направление кредитору не является обязательным. Возможно, суд в своей позиции исходил из сложившейся практики: отказ должника от прощения долга кредитором довольно редкое явление, практически во всех случаях направление согласия — формальная процедура, оно действительно просто подразумевается. Таким образом, если должник не возразил на уведомление о прощении долга, значит, выразил свое согласие (презумпция согласия). Однако, молчание не является акцептом, если иное не установлено законом, соглашением, обычаем или не следует из прежних деловых отношений сторон (ст. 438 ГК РФ). Можно ли рассматривать прощение долга законодательным исключением из правила данной нормы? Если мы презюмируем, что перед нами двусторонняя сделка, то для её заключения необходимо волеизъявление двух сторон. Представляется, что единственным выходом из правовой неопределённости, которую теперь добавил Верховный Суд РФ, является признание согласия должника обязательным, но возможным в виде акцепта, выраженного молчанием. Однако, как верно отмечает А. Г. Карапетов, «кредитор направляет должнику не предложение о прощении долга, а уведомление и что долг считается прощенным с момента получения такого уведомления»[413], а в случае, когда акцепт выражен молчанием моментом заключения соглашения о прощении долга будет являться истечение срока на акцепт (возражение), но не момент доставки оферты (уведомления). Поэтому акцепт молчанием в данной ситуации противоречил бы законодательным положениям п. 2 ст. 415 ГК РФ.

Верховный Суд попытался угодить и тем, кто считает сделку односторонней, указав на то, что момент прекращения обязательства прощением долга может устанавливаться соглашением сторон. Такое разъяснение являет собой пример неуместно расширительного толкования закона, так как ст. 415 ГК РФ такой возможности не предоставляет и положение о моменте прекращения обязательства является императивной нормой, тогда как ВС РФ превратил её в диспозитивную.

Определение количества сторон в сделке — не просто теоретическая проблема или «спор ради спора», этот поиск обладает своей практической ценностью. Во-первых, достигнув единого мнения, мы сможем ответить на вопрос о том, возможно ли встречное предоставление в рамках данной сделки, то есть может ли прощение долга быть построено по модели возмездного договора или такая конструкция автоматически превращает прощение в другие способы прекращения обязательств (новацию, отступное). Во-вторых, четкое знание о количестве сторон в сделке поможет установить, наконец, границы между прощением долга и договором дарения.

Прощение долга и договор дарения

Данный вопрос стоит в науке и практике не менее остро. В связи с тем, что дарение может быть реализовано в форме освобождения лица от имущественной обязанности (ст. 572 ГК[414]), встаёт вопрос о степени тождественности данных институтов, который приобретает особую актуальность в связи с сохраняющимся запретом дарения между коммерческими организациями (ст. 575 ГК). В связи с этим прощение долга оказалось для предпринимателей недоступным. И если закон не даёт однозначного ответа на вопрос о применении запретов для дарения к прощению долга, то доктрина и судебная практика с помощью разъяснений провели границу между данными институтами и фактически разблокировали прощение долга для коммерческих организаций с помощью введения одного важного условия — «отсутствия намерения одарить должника».

Для начала, стоит отметить, что еще при зарождении способов прекращения обязательства в начале тысячелетия идею о тождественности договора дарения и прощения долга отразили в своих работах многие известные учёные[415]. Так, Е. А. Суханов отмечал: «речь идет о разновидности дарения, …поэтому к прощению долга применимы правила о договоре дарения, в том числе о запрете и ограничении возможностей дарения»[416], то есть фактически выступал за невозможность использования прощения долга в качестве способа прекращения обязательств между коммерческими организациями.

Наиболее точным взглядом на проблему обладал А. М. Эрделевский, который утверждал, что «прощение долга вовсе не обязательно является разновидностью дарения; дарение же в виде освобождения одаряемого от обязанности по отношению к дарителю всегда является одновременно и прощением долга»[417]. То есть, он справедливо выделял две разные формы реализации прощения долга на практике: в качестве разновидности договора дарения и в качестве самостоятельной сделки.

Судебная практика, особенно после выхода ПП ВС № 6, предоставляет однозначную правовую позицию о разграничении данных институтов. Первым шагом к поиску баланса стало Информационное письмо ВАС РФ от 21.12.2005 № 104[418], в котором давались следующие разъяснения: «прощение долга является дарением только в том случае, если судом будет установлено намерение кредитора освободить должника от обязанности по уплате долга в качестве дара». Далее в 2018 году Арбитражный суд г. Москвы в своем решении указал на то, что «об отсутствии намерения кредитора одарить должника может свидетельствовать, в частности, взаимосвязь между прощением долга и получением кредитором имущественной выгоды по какому-либо обязательству между теми же лицами»[419]. Обе правовые позиции нашли своё подтверждение в п. 31 ПП ВС РФ № 6: «Прощение долга не свидетельствует о заключении договора дарения, если совершается кредитором в отсутствие намерения одарить должника». Как указывает Верховный Суд, «об отсутствии такого намерения могут свидетельствовать, в частности, взаимосвязь между прощением долга и получением кредитором имущественной выгоды по какому-либо обязательству…, достижение кредитором иного экономического интереса, прямо не связанного с прощением долга, и т.п.».

Такая позиция однозначно разделила институт прощения долга на две формы его существования: первая — в качестве способа реализации договора дарения и вторая — в качестве самостоятельной сделки, прекращающей обязательство. Здесь стоит отметить, что такое деление актуально лишь в рамках прощения долга между коммерческими организациями, потому что, по сути, для остальных участников гражданского оборота абсолютно неважно, будет ли сделка признана способом дарения или прощением долга — во-первых, это не повлечет принципиально разных правовых последствий, а во-вторых, и то, и другое является для них допустимым. Коммерческие организации же могут избрать для себя только второй вариант заключения сделки по прощению долга. Существенное отличие одной формы существования от другой заключается в обязательном указании на отсутствие animus donandi — намерения одарить должника. У кредитора должна быть имущественная выгода от прощения долга. На практике чаще всего встречаются случаи признания судом в качестве имущественной выгоды факта признания долга должником и погашение его в непрощённой части в досудебном порядке[420]. Иным экономическим интересом, представляется, может выступать желание кредитора сохранить компанию-должника на рынке, как своего контрагента, доказав, что интересы его собственной компании пострадают в результате поиска нового контрагента. Если квалифицирующим признаком прощения долга (избавления от имущественной обязанности), как способа реализации договора дарения, выступает animus donandi, предполагающее безвозмездный характер такого прощения, то квалифицирующим признаком прощения долга между коммерческими организациями становится его отсутствие. Таким образом, на практике мы получаем фактически новое, важное условие для заключения сделки по прощению долга, которого нет в законодательстве, но без указания которого в уведомлении сделка может быть признана судом способом реализации договора дарения, то есть недействительной для коммерческих организаций.

Подводя итоги под исследованием проблемы института прощения долга, однозначно можно судить только о том, что такой институт существует в законодательстве, доктрине и судебной практике, и остаётся востребованным не только в качестве способа прекращения обязательств, но и в качестве пространства для вечной и многогранной научной дискуссии. Без внесения изменений в Гражданский Кодекс достичь единообразия в применении данного института на сегодняшний день невозможно, как и невозможно дать однозначные ответы на поставленные в данной статье вопросы, однако ниже будет представлено мнение автора статьи.

Прощение долга — это двусторонняя сделка по прекращению обязательства, требующая обязательного согласия должника на её совершение. Согласие может быть выражено в любой форме, в том числе в виде акцепта молчанием. Предметом прощения долга является право требования, то есть обязательственное субъективное право, вытекающее из договора или являющееся внедоговорным, кроме обязательств, прекращение которых возможно лишь исполнением (например, алиментные обязательства). Прощение долга может быть применено к обязательствам в двух формах: как способ реализации договора дарения, который подчиняется установленным запретам; как самостоятельная сделка по прощению долга между коммерческими организациями с обязательным указанием на отсутствие намерения одарить должника. Прощение долга — это безвозмездная сделка, не предполагающая встречного предоставления. При прощении долга между коммерческими организациями необходимо составлять соглашение, в которое одновременно будут входить, во-первых, положения о прощении долга с точным указанием прощаемого обязательства, и, во-вторых, доказательства имущественной выгоды или иного экономического интереса кредитора. Необходимо явно указывать на взаимосвязь между прощением долга и имущественной выгодой (экономическим интересом).

Главной причиной, по которой прощение долга должно стать для коммерческих организаций открытым, применимым и понятным с точки зрения реализации способом прекращения обязательств — это избежание многочисленных налоговых споров. Их суть заключается в том, что при прощении долга кредитор списывает в налоговом учёте прощённую сумму в свои расходы, тем самым занижая налогооблагаемую базу и уменьшая налог на прибыль. В одном из своих решений[421] ВАС РФ разрешил подобные действия, однако, если в прощении долга можно будет выявить обоснованность, то есть наличие того же экономического интереса. Инспекции Федеральной налоговой службы стремятся оспорить эту обоснованность, признать прощение долга способом реализации договора дарения, чтобы доначислить налог на прибыль и пени, взыскать штраф, что может составить довольно значительную сумму.

Ю.А. Черкасов,

студент 4-го курса

ВГУЮ (РПА Минюста России)

ТОКЕН КАК ОБЪЕКТ ГРАЖДАНСКИХ ПРАВ

Сегодня фактически любое действие возможно токенизировать. Наглядным примером может быть техобслуживание, скачивание музыки, оформление парковки и иные повседневные действия, которые все чаще автоматизируются через токен. Соответственно возникает ряд вопросов, связанных с правовым регулированием данной технологии.

Понятие «токена» наиболее активно используют в сфере применения блокчейн технологий. В этой сфере токен представляет собой единицу учета определенной ценности, которая представлена в виде записи в базе данных, функционирующей на основе технологии блокчейн, и может быть использована в рамках определенной экономической системы[422]. Используя токен в качестве товара, пользователи системы вправе совершать транзакции по его оплате посредством криптовалюты как цифровой единицы расчета в блокчейн-системе.

В зависимости от функциональных характеристик выделяют:

1) «продуктовые» токены (utility tokens), которые могут использоваться для оплаты сервисов или ценностей, предоставляемых онлайн-платформой;

2) обеспеченные токены (asset-backed tokens) — оцифрованные в виде записи в блокчейне права на объекты гражданских прав (товары, работы, услуги, права на результаты интеллектуальной деятельности и др.). К этой же категории можно отнести так называемые корпоративные токены (equity token), которые предоставляют право на получение части прибыли, например, от деятельности онлайн-платформ;

3) платежные токены (payment token), которые выполняют функции средства платежа и представляют собой криптовалюты[423].

Таким образом, рассматривая данное определение, можно определить, что токен является с одной стороны неким цифровым кодом объекта, а с другой — цифровым ключом, по которому системе удается определить его «владельца». Получается, что токен является отражением определенного объекта в виртуальной (условной) реальности. При этом в токене может быть закодирована цена объекта.

Токен также представляют в качестве индивидуального номера или электронной записи, определённого объекта гражданских прав, цифрового аватара вещи или отпечатка объекта права в условной системе учета. Учитывая, что с помощью токена чаще всего удостоверяются именно права, правовая природа токенов определяется некоторыми исследователями как «право на право»[424]. Теория «право на право» применяется в том случае, когда объектом права одного лица является либо обязательственное право (требование) другого лица, либо право собственности другого лица.

Однако данная теория, как указывают другие исследователи, не может быть применена, когда объектом права лица становится право собственности этого же лица. В этом случае получается, что объектом права является вещь. Когда право собственности удостоверяется токеном, закрепленным за конкретным лицом, то токен будет выполнять функцию, которая свойственна ценным бумагам либо аналогична иным правоустанавливающим документам[425].

Характеризуя токен в качестве объекта гражданских прав, необходимо проверить подходит ли он под критерии, предъявляемые в теории права к объектам гражданских прав.

Существует несколько требований отнесения того или иного явления к объектам гражданских прав: 1) оборотоспособность (возможность проведения сделок, которые нацелены на передачу объектов в рамках гражданско-правовых отношений); 2) подвластно господству человека; 3) имеет функциональную ценность, удовлетворяет потребности человека[426].

Учитывая это, в зависимости от технологической характеристики токена и функций, которые вкладываются при его создании, токен возможно характеризовать в качестве объекта гражданских прав.

Однако возникает следующий вопрос. К какому объекту гражданских прав возможно отнесение токена, учитывая его разнофункциональное технологическое назначение. Ведь определение правовой характеристики токена во многом зависит именно от тех задач и функций, которые закладывают создатели при его программировании.

Стремление законодателя к универсальному регулированию правоотношений привело к принятию 18 марта 2019 г. Федерального закона N 34-ФЗ «О внесении изменений в части первую, вторую и ст. 1124 части третьей Гражданского кодекса Российской Федерации», где в статью 128 ГК было введено понятие «цифровые права» [427].

В законопроекте N 424632-7 «О внесении изменений в части первую, вторую и статью 1124 части третьей Гражданского кодекса Российской Федерации» цифровые права предлагалось определять, как совокупность электронных данных (цифровой код или обозначение), существующих в децентрализованной информационной системе, информационные технологии и технические средства которой обеспечивают лицу, имеющему уникальный доступ к этому цифровому коду или обозначению, возможность в любой момент ознакомиться с описанием соответствующего объекта гражданских прав (см. п. 1 ст. 141.1 законопроекта)[428].

В итоге понятие цифровых прав было закреплено в статье 141.1. ГК: «цифровыми правами признаются названные в таком качестве в законе обязательственные и иные права, содержание и условия осуществления которых определяются в соответствии с правилами информационной системы, отвечающей установленным законом признакам».

Таким образом, законодатель зафиксировал более широкое понятие цифровых права, что позволило включать практически любые права, фиксируемые в цифровой форме, в том числе и токен.

Определенным подтверждением того, что токен может быть квалифицирован в качестве цифрового права, стало дело N А40-164942/2019, которое рассматривалось в ноябре 2019 года в Арбитражном суде г. Москвы. Анализируя обстоятельства дела, суд пришел к заключению, что криптовалюта (токен) не может быть расценена применительно к ст. 128 ГК РФ иначе как иное имущество (цифровое право)[429]. Данный вывод позже был подтвержден определением Верховного Суда РФ[430].

Что касается зарубежных стран, то, например, в июле 2017 г. Комиссия по биржам и ценным бумагам США (SEC) приравняла первичное размещение токенов (ICO) к аналогичному размещению традиционных ценных бумаг.

В ОАЭ в октябре 2017 года регулятор финансового рынка выпустил базовое руководство в отношении публичного размещения токенов, где указано, что виртуальные валюты должны рассматриваться как товары, которые не являются определенными инвестициями.

Во Франции законодатель отнес токен к категории движимого имущества и подчинил общим положениям гражданского права. А согласно законодательству Канады токены относятся к ценным бумагам или иному имуществу.

Достаточно прогрессивный подход был применен в Швейцарии, где регулирование токенов коррелируется с их функциональной характеристикой. Если размещенные компанией токены признаются финансовым инструментом, то они подпадают под регулирование традиционного финансового законодательства. Если токены предполагают лишь право обладателя на некие сервисы или доступ к продукту, то они не регулируются[431].

Таким образом, можно сделать вывод, что на сегодняшний момент отсутствует единый устоявшийся подход к правовому регулированию токенов. Страны, руководствуясь собственными заключениями, а также исходя из экономических условий, по-разному определяют правовую природу токена. Однако общим моментом является то, что в большинстве стран токен был признан объектом гражданских прав. В России токен рассматривается в качестве иного имущества (цифрового права). Учитывая технологические особенности токена, данный подход можно признать универсальным.

А.Б. Чиквин,

студент 3-го курса магистратуры

юридического факультета

АНО ВО «Гуманитарный университет»

ЦИФРОВЫЕ АКТИВЫ: АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ ПРАВОПРИМЕНЕНИЯ

В июле 2020 года пакет российских законов, которые регулируют статус и оборот цифровых активов пополнился законом о цифровых финансовых активах и цифровой валюте. Хотя нормативный акт насчитывает 107 страниц, про цифровые валюты в нём сказано мало: даны лишь основные определения и запреты. Отдельный закон о цифровых валютах по состоянию на ноябрь 2020 года не принят, однако его разработка и принятие являются ожидаемым событием, поскольку он логически завершит систематизацию законодательных норм о цифровых правах.

Таким образом, перечень российских законов, которые регулируют вопросы оборота криптовалюты, цифровых валют, виртуальных валют в настоящее время состоит из трёх нормативных актов:

·         первым приняли 18 марта 2019 года закон №34-ФЗ «О внесении изменений в части первую, вторую и статью 1124 части третьей Гражданского кодекса Российской Федерации»;

·         2 августа 2019 года приняли закон №259-ФЗ «О привлечении инвестиций с использованием инвестиционных платформ и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации»;

·         31 июля 2020 года президент подписал №259-ФЗ «О цифровых финансовых активах, цифровой валюте и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации».

Хотя третий закон должен вступить в силу с 1 января 2021 года, уже сейчас учёные и специалисты обратили внимание на ряд проблем, которые весь пакет нормативных актов создаёт в правоприменении.

Наиболее важной и системообразующей проблемой является то, что российский законодатель пошёл по пути создания своего понятийного аппарата, при этом не установив, как соотносятся устоявшиеся в деловом обороте понятия с упомянутыми в законе. В первую очередь это касается понятий «цифровая валюта», «виртуальная валюта» и «криптовалюта». Хотя в ряде источников они упоминаются как синонимичные, при детальном изучении правовой природы обнаруживается, что они не всегда совпадают.

Кроме того, в самом определении цифровых валют, данном отечественным законодателем, содержится внутреннее противоречие. Цифровой валютой в российском законе признаётся совокупность электронных данных, содержащихся в информационной системе, которые могут быть приняты в качестве средства платежа[432]. При этом статья 14 закона прямо говорит, что как раз в качестве средства платежа российские резиденты принимать цифровую валюту не вправе. Законодатель максимально широко трактует это понятие — запрещена не только прямая, но и скрытая оплата цифровой валютой, когда стороны договариваются обменять товар на цифровую валюту. В законе это названо «иной способ, позволяющий предполагать оплату цифровой валютой». Запрещены не только платежи, но и распространение информации о цифровой валюте как средстве оплаты.

Другое внутреннее противоречие заключается в самом расширительном определении цифровой валюты. Понимание её как совокупности электронных данных, содержащихся в информационной системе (в широком смысле, как это предусмотрено ФЗ «О связи»), которые могут быть приняты в качестве средства платежа, и которые при этом не являются ни денежной единицей РФ, ни денежной единицей иностранного государства и в отношении которых отсутствует лицо, обязанное перед каждым обладателем таких электронных данных, за исключением оператора информационной системы, приводит к тому, что цифровой валютой при таком определении можно считать бонусные баллы торговых сетей, внутреннюю валюту онлайн-игр.

Хотя цифровая валюта в понимании, устоявшемся в деловом обороте, предполагает выпуск в системах, использующих криптографию и распределённые реестры, в легальном определении российского закона указания на это нет. Не исправляет ситуацию и указание на возможность использовать цифровую валюту в качестве средства инвестирования. Связано это с тем, что и сами инвестиции в российском законодательстве понимаются максимально широко как вложение в объекты предпринимательской деятельности с целью получения дохода. В соответствии с этим определением с тем же успехом цифровой валютой можно счесть аккаунт в социальной сети, который предприниматель использует для продвижения своего бизнеса.

Определённые неточности содержит и определение цифровых финансовых активов, которые в законе понимаются как права, включающие денежные требования, возможность осуществления прав по эмиссионным ценным бумагам, права участия в капитале непубличного акционерного общества, право требовать передачи эмиссионных ценных бумаг. Это схоже до степени смешения с легальным определением бездокументарных ценных бумаг, которые в Гражданском кодексе РФ понимаются как права, которые закреплены в решении о выпуске и осуществление и передача которых возможны только с соблюдением правил учёта этих прав. Хотя в законе о ЦФА отдельно оговаривается, что он не регулирует отношения, связанные с оборотом бездокументарных ценных бумаг, как разграничить эти понятия на практике, до конца неясно.

В пакете российских законов не сказано, по каким правилам можно было бы применять иностранное право или как соотносить с ним указанные отечественным законодателем понятия. Организация экономического сотрудничества и развития в своих руководящих документах предпочитает использовать термин «криптовалюты», а группа ФАТФ (членом которой является и Россия), а также Европейский центральный банк предпочитают использовать термин «виртуальные валюты»[433].

Интерпретация виртуальной валюты при этом также рознится от страны к стране. Сингапур понимает её как тип цифрового токена, который функционирует как средство обмена. В США под виртуальной валютой понимается цифровое представление стоимости, в Японии — стоимость имущества, которая может использоваться в качестве оплаты. Германия рассматривает виртуальные расчёты как расчётные единицы, договорные средства платежа, то есть в полном понимании слова как частные деньги.

В Великобритании используется термин «криптоактив», который понимается как криптографически защищённое цифровое представление стоимости или договорных прав. В самом близком нашей стране правовом режиме, в Белоруссии был принят один из наиболее прогрессивных законодательных актов в этой области. Это декрет №8 от 21 декабря 2017 года «О развитии цифровой экономики». В нём прямо и без иносказаний закреплены вошедшие в повседневный обиход термины, которым декрет дал теперь уже легальное определение. В частности, криптовалюта в декрете — это «биткоин, иной цифровой знак (токен), используемый в международном обороте в качестве универсального средства обмена»[434].

Из закона «О привлечении инвестиций с использованием инвестиционных платформ» неясно, совпадает ли описание инвестиционных платформ с понятием криптобиржи. Ещё одно внутреннее противоречие, которое содержится в пакете норм, заключается в том, что хотя инвестировать на таких платформах формально можно с помощью ICO, одна из норм закона прямо говорит, что вкладывать можно только безналичные денежные средства. Таким образом, из-под регулирования автоматически выводится инвестирование токенов. Без соответствующих разъяснений национального регулятора это можно трактовать двумя способами. Первый заключается в том, что криптобиржи, на которых можно инвестировать с помощью ICO, не являются инвестиционными платформами по российскому законодательству, и это два разных понятия. Второй — в том, что криптобиржи и инвестиционные платформы, по сути, представляют собой совпадающие понятия, и в российском законодательстве необходимо отразить возможность вкладывать на инвестиционных платформах и способы вложений с помощью ICO.

Наконец, одна из самых противоречивых новаций в отечественном законодательстве связана с необходимостью декларирования наличия цифровой валюты. Именно с этим условием законодатель связывает получение судебной защиты собственника цифровой валюты. Во-первых, законом не определён порядок, сроки и периодичность такого декларирования. Для разъяснения необходим ряд подзаконных актов, однако не это представляет собой главную проблему. Существенный вопрос вызывает необходимость самого факта выполнения публичных обязанностей (в частности, уплаты налогов) в качестве обеспечительной меры для доступа к правосудию. Развивая эту логику, можно пойти дальше и предположить, что само право собственности на цифровую валюту ставится в зависимость от факта декларирования.

Таким образом, необходимо констатировать, что даже с принятием пакета законов о цифровых правах и легализации оборота цифровых валют в РФ, сохраняется значительный пробел в праве, создающий серьёзные проблемы правоприменения. Для его разрешения необходимо в возможно короткие сроки разработать и принять закон, который логически непротиворечиво дополнял бы положения ранее принятых нормативных актов, а также устанавливал механизмы соотнесения и сравнения формулировок, принятых в российских законах с иностранным правом и сложившимися в деловом обороте обычаями.

 

Д.Е. Шинкарева,

студентка 2-го курса юридического факультета

ВГУЮ (РПА Минюста России)

ВЛИЯНИЕ МЕР ПО ПРЕДОТВРАЩЕНИЮ РАСПРОСТРАНЕНИЯ COVID-19 НА ЛИЧНЫЕ НЕИМУЩЕСТВЕННЫЕ ПРАВА ФИЗИЧЕСКОГО ЛИЦА

Вирус COVID-19 оказывает большое влияние на нашу жизнь, которая претерпевает колоссальные изменения. Он затронул как организации, так и физические лица. Для того чтобы предотвратить распространение данного вируса, государство предпринимает ряд мер, которые устанавливают ограничения почти во всех сферах жизни общества и, в частности, это коснулось личных неимущественных прав физических лиц.

Личные неимущественные права человека представляют собой вид субъективного права, зарождающийся по поводу личных нематериальных благ. В силу закона они принадлежат всем гражданам от рождения, они неотчуждаемы и непередаваемые. Такие права физического лица не характеризуется экономическим содержанием.

Одним из личных неимущественных прав человека, которое подверглось ограничению в период распространения коронавирусной инфекции стало право на свободу передвижения, которое представляет собой беспрепятственное перемещение граждан. В некоторых городах во время карантина гражданам было запрещено без какой-либо необходимости совершать поездку на личном или общественном транспорте без специального цифрового пропуска с индивидуальным штрих-кодом (QR-кодом). Благодаря нему сотрудники уполномоченных органов, ответственные за контроль соблюдения гражданами правил самоизоляции, могли проверить информацию о его владельце, о дате, на которую был выдан пропуск, и о цели поездки.

Также право физического лица на свободу передвижения ограничивалось тем, что граждане Российской Федерации, которые возвращались из стран, где было большое количество больных коронавирусной инфекцией и число зараженных росло большими темпами, или контактировали с больным коронавирусом человеком, обязаны были сообщить о данной информации в организацию по борьбе с коронавирусной инфекцией своего региона и соблюдать домашний карантин в течение 14 дней. Для того чтобы отслеживать местонахождение граждан, которые находятся на карантине дома, было создано специальное для этого приложение.

Ограничивалось и право на неприкосновенность частной жизни, которое обеспечивает запрет на вмешательство в частую сферу лица, находящегося на основании закона на территории Российской Федерации. Оно нарушается вследствие того, что для цифровой слежки в Москве во время распространения COVID-19 были введены камеры видеонаблюдения с подключенной системой искусственного интеллекта с распознаванием лица. Соответственно данная мера позволяла отслеживать граждан, которым необходимо соблюдать режим карантина, и выявлять нарушителей.

Несмотря на некоторые положительные стороны данной меры по борьбе с распространением COVID-19, распознавание лиц несет в себе также много рисков. Во-первых, это может быть незаконный сбор персональных данных. Во-вторых, возможны случаи ошибок в распознавании лица. В-третьих, опасность может состоять в том, что у третьего лица имеется возможность неавторизованного доступа, а это, в свою очередь, может привести к утечкам данных. Но в связи с тем, что для использования такой системы существуют специальные требования, которые устанавливаются Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор) и соблюдение которых в некоторых случаях контролируется Федеральной службой безопасности (ФСБ), вероятность того, что произойдет утечка персональных данных из-за небрежного отношения или невнимательности сотрудников, которые работают с ними, достаточна мала.

Более того необходимо отметить, что сбор биометрических персональных данных возможен только при наличии согласия лица за исключением таких случаев, как обеспечение транспортной безопасности, противодействие коррупции, терроризму и т.д.[435] Пандемия, которая имеется на данный момент, к такому исключению не относится. Из чего можно сделать вывод, что сбор биометрических данных тех граждан, которые не давали на это согласие, не является законным.

В результате распространения коронавирусной инфекции и высокой заболеваемости на территории Российской Федерации необходимо обеспечивать безопасность граждан и принимать меры профилактики, связанные с охраной их состояния здоровья. Вследствие этого большинство организаций внедряют дополнительные меры, ориентированные на охрану здоровья человека, а именно на измерение температуры тела своим сотрудникам и посетителям организаций.

Температура тела представляет собой сведение о состоянии здоровья, которое относится к специальной категории персональных данных. Измерять температуру тела человека имеет возможность только медицинский работник или иной работник, у которого имеется право на осуществление данной медицинской деятельности.[436] Более того это должно происходить с возможностью лица получить всю необходимую информацию, все сведения о термометрии и с сохранением врачебной тайны.

Обработка такой информации, как температура тела, для работников организации возможна без их согласия в том случае, если осуществляется в соответствии с трудовым законодательством.[437] Следовательно согласие сотрудника какой-либо организации на измерение температуры тела не требуется по причине того, что меры, способствующие выявлению заражения COVID-19, позволяют определить, имеет ли работник какой-либо организации возможность продолжать осуществление своей работы или нет. Данный вывод позволило сделать обращение в Трудовой Кодекс Российской Федерации, где в статье 8 указано, что информацию о состоянии здоровья работника, кроме таких данных, которые свидетельствуют о возможности им выполнения своих обязанностей, работодатель запрашивать не имеет права.

Также опираясь на ФЗ «О персональных данных» посетителям какой-либо организации, которые не являются сотрудниками и не имеют трудовых отношений с данной организацией, необходимо давать свое письменное согласие на измерение своей температуры тела в случае, если посетитель имеет намерение посетить данное учреждение. Но Федеральная служба по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций предлагает возможность посетителям учреждений давать устное согласие на информацию о состоянии здоровья, ссылаясь на то, что измерение температуры тела необходимо для защиты людей от заражения COVID-19 и предотвращения распространения коронавирусной инфекции. Несомненно, данное решение Роскомнадзора снижает уровень защищенности субъектов персональных данных.

В настоящее время в образовательных учреждениях также требуется измерение температуры тела учеников и студентов, где необходимо на это согласие родителей или представителей учеников, которое в большинстве случаев никто не спрашивает. Более того, как уже говорилось выше, замеры температуры тела должны проводить лица, которые имеют медицинское образование, но чаще всего в данном случае такой деятельностью занимаются охранники, вахтеры, учителя, то есть люди, не имеющие медицинского образования. Это, безусловно, является нарушением со стороны администрации образовательных учреждений, в данном случае нарушается право на сохранение тайны о состоянии здоровья.

Вспышка COVID-19, а также меры, принимаемые для предотвращения распространения коронавирусной инфекции, оказали влияние на некоторых уязвимых представителей социальных групп, а именно на пожилых людей, которые в большей части подвергаются риску заражения и смерти от данного вируса. В первую очередь их призывают оставаться на карантине, ограничить контакты с другими людьми. Граждане старше 65 лет, которые должны находится на работе, по возможности обязаны перевесить на дистанционную работу либо им должны предоставить оплачиваемый отпуск.

Следовательно, для такой социальной группы населения ограничивается в какой-то части право доступа к информации, поскольку значительная часть пожилых людей не имеет навыков работы с современными технологиями, в результате чего они могут не иметь полных сведений о мерах по защите от коронавирусной инфекции. Вместе с тем для этой группы населения ограничивается доступ к некоторым услугам, например, не все пожилые граждане в случае своего незнания имеют возможность совершить покупку через Интернет, что нередко является необходимым навыком в условиях действия жестких мер по соблюдению домашнего карантина и самоизоляции граждан. Также не все пожилые люди могут использовать современные средства коммуникации для получения дистанционных медицинских услуг.

Итак, исходя из выше сказанного, стоит сказать, что распространение COVID-19 действительно оказало сильное влияние на нашу жизнь. Государство для предотвращения распространение коронавируса работает над нашим законодательством, которое таким образом создает правовые механизмы для того, чтобы можно было вводить ограничительные меры.

Соответственно меры, которые создаются для предотвращения распространения коронавирусной инфекции серьезно ограничивают личные неимущественные права граждан, а именно такие права как право на свободу передвижения, неприкосновенность частной жизни, право на сохранение тайны о состоянии здоровья, право пожилых людей на доступ к информации. Более того в связи в принимаемыми мерами, которые возникли в период пандемии как средство для борьбы с распространением COVID-19, появляются риски, связанные с угрозой массовой утечки персональных данных, незаконного использования биометрических данных, так как на данный момент наше законодательство не предусматривает такое решение для борьбы с вирусом посредством хранения или обработки биометрических данных.

 

 

А.Х. Шихбалаева,

студентка 4-го курса юридического факультета

Северо-Кавказского института (филиала)

ВГУЮ (РПА Минюста России)

СРЕДСТВА ПРАВОВОЙ ЗАЩИТЫ В СЛУЧАЕ НАРУШЕНИЙ СТОРОНАМИ ДОГОВОРА МЕЖДУНАРОДНОЙ КУПЛИ-ПРОДАЖИ ТОВАРОВ

В последние годы правовое регулирование защиты при нарушении договора международной купли-продажи товаров претерпело существенные изменения. Вступила в действие новая редакция Принципов международных коммерческих договоров (Принципов УНИДРУА), появился такой документ как Принципы Европейского договорного права (Принципы ЕС), содержащий довольно прогрессивные подходы к регулированию вопроса о правовой защите стороны при нарушении договора.

Изучение этих правовых актов, несомненно, актуально, поскольку, в отличие от конвенции ООН о договорах международной купли-продажи товаров 1980 года, они были составлены с использованием не компромиссных, а наиболее оптимальных подходов, существующих в международной торговле. Особый интерес представляет анализ принципов ЕС, поскольку, во-первых, в нем учтены пробелы и неточности, содержащиеся в принципах УНИДРУА и Венской конвенции, а, во-вторых, этот документ практически не изучен в российской науке.

Серьезные изменения произошли и в российском законодательстве. Была принята Третья часть Гражданского кодекса Российской Федерации, один из разделов которой посвящен международному частному праву, большое значение имеет ряд решений вышестоящих судов.[438]

По сути, средство правовой защиты — это дополнительные полномочия, предоставленные стороне против стороны, нарушившей свои договорные обязательства.[439] В силу правовой природы средства правовой защиты неоднородны. Одни нацелены на реализацию мер измерения имущественной ответственности в обязательствах, другие — на определение судьбы договорных обязательств в ситуациях, возникающих в результате нарушения условий договора. Сторона, противостоящая стороне, нарушившей обязательство, должна иметь возможность поддерживать обязательство в той же самой форме в любое время, несмотря на нарушение, совершенное другой стороной.[440] В то же время он должен иметь возможность изменить условия договорных обязательств, а при определенных обстоятельствах он также может расторгнуть их, расторгнув договор.

Важнейшим правовым средством защиты интересов ответственной стороны по контракту является исполнение обязательств в натуральной форме. Для покупателей это требование- продавец должен отправить товар. Для продавца это требование- покупатель должен заплатить за товар. Как указывалось выше, такие требования предусмотрены специальными правилами Венской конвенции: пунктом 1 статьи 46 и статьей 62.[441] Наряду с этими нормами Венская конвенция ставит возможность принудительного исполнения в натуре в зависимость от того, как соответствующий вопрос решается в национальном законодательстве, применяемом судом в отношении аналогичных договоров купли-продажи, не регулируемых Венской конвенцией (статья 28). Эта разумная позиция Венской конвенции, по-видимому, обусловлена ​​необходимостью учитывать детали сторон контракта. Следовательно, прежде чем подавать иск в суд или арбитраж по поводу обязанности другой стороны выполнить свои обязательства, необходимо выяснить, подлежит ли он принудительному исполнению в соответствии с материальным и процессуальным законодательством страны, в которой будет принято решение суда.

Мы считаем, что использование средств правовой защиты не препятствует осуществлению мер имущественной ответственности. В результате применение мер ответственности не препятствует сторонам применять различные средства правовой защиты.

Венская конвенция рассматривает убытки и проценты как формы имущественной ответственности. Венская конвенция не содержит подробного определения убытков, аналогичного тому, которое дано в пункте 2 части 1 статьи 15 Гражданского кодекса, но в статье 74 Конвенции изложены положения, которые должны соблюдаться при исчислении размера убытков.

Согласно статье 74 Венской конвенции, убыток, возникший в результате нарушения контракта одной стороной, равен убытку, включая упущенную выгоду, понесенную другой стороной в результате нарушения контракта. Такие убытки не могут превышать ущерб, который нарушившая сторона ожидала во время заключения контракта или которого следовало ожидать во время заключения контракта, принимая во внимание обстоятельства, известные или должны были быть известны на момент заключения договора.

Поэтому при предъявлении иска о возмещении убытков вследствие нарушения договора международной купли-продажи товаров истец обязан доказать:

1.нарушение условий договора другой стороной — ответчиком по иску;

2.причинно-следственная связь между понесенными им убытками и нарушением договора ответчиком контрагентом;

3. сумма убытков и тот факт, что даже во время подписания контракта ответчик предвидел или должен был предвидеть возможность причинения ущерба этой суммой, если он не смог должным образом выполнить свои обязательства.[442]

Важным аспектом на наш взгляд является право расторгнуть договор международной купли-продажи товаров. По словам Матвеевой, покупатель может заявить о расторжении контракта:

а) если неисполнение продавцом какого-либо из своих обязательств представляет собой существенное нарушение договора;

Б) если продавец не поставит товар в течение дополнительного срока, установленного покупателем, или заявит, что он не поставит товар в течение установленного таким образом срока.[443]

Также следует учитывать мнение Е.Г. Шабловой, которая подчеркивает роль продавца в этом вопросе. Это относится к тому факту, что продавец может потребовать от покупателя полностью оплатить товар, получить поставку или выполнить другие взятые на себя ранее обязательства. Продавец оставляет за собой право устанавливать дополнительные сроки для выполнения покупателями своих обязательств. Только в том случае, если продавец не получил от покупателя уведомления о неисполнении своих обязательств. В течение этого установленного периода продавец не может принять никаких средств правовой защиты в случае нарушения контракта. Однако продавец не теряет право требовать возмещения убытков из-за несвоевременного выполнения условий контракта.[444]

Таким образом, мы проанализировали основные концепции правовой защиты сторон при нарушении договоров купли-продажи международных товаров, разработанные в правовой системе англо-американской и романо-германской, даже в праве международной торговли, а также в Российской Федерации. Мы считаем, что подходы англо-американской и романо-германской правовых систем к вопросу правовой защиты при нарушении договора купли-продажи сильно различаются, но между ними есть ряд общих черт. В связи с этим мы предлагаем универсальную классификацию средств правовой защиты от нарушений договоров международной купли-продажи товаров, применимую ко всем рассматриваемым правовым системам. Эта классификация включает три группы полномочий: средства правовой защиты, направленные на выполнение фактических обязательств, превентивные средства правовой защиты и компенсационные средства правовой защиты.

На основании вышеизложенного сравнительный анализ основных правовых систем и источников права международной торговли, наряду со всеми различиями и тонкостями правовой защиты в случае нарушения договора купли-продажи международных товаров, позволяет установить основные принципы правового регулирования этого института и законодательная гармонии в этой сфере. Законодательство Российской Федерации также должно развиваться в соответствии с этой общей тенденцией. Это позволит России более интегрироваться в мировое сообщество и, прежде всего, в международные экономические отношения.

К.Е. Шкляев,

студент 3-го курса колледжа

ВГУЮ (РПА Минюста России)

АКТУАЛЬНЫЕ МЕРЫ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ПОДДЕРЖКИ ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСТВА В ПЕРИОД ПАНДЕМИИ COVID 19 (НА ПРИМЕРЕ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ И ГЕРМАНИИ)

Пандемия COVID-19 изменила социально-экономическое пространство в России, факт, который никем не оспаривается: государство и общество уже находится в новых реалиях. Безусловно она задела все сферы жизнедеятельности человека. Экономисты, юристы, политологи прогнозируют дальнейший спад экономики, в связи с этим в настоящее время возникает объективная необходимость продолжения государственной поддержки организаций и граждан России, занимающихся предпринимательской деятельностью.

В России в разгар пандемии по инициативе Президента России В. В. Путина были приняты экстренные меры по поддержке предпринимательства: снижена налоговая нагрузка, приостановлены налоговые проверки, приняты решения о рассрочке и отсрочке налоговых платежей. С 1  апреля 2020 г. при начислении страховых взносов с суммы ежемесячного заработка свыше МРОТ снижены страховые тарифы с 30 до 15%.

Перед государством в условиях сложившихся обстоятельств и трудностей стоят первостепенные задачи по выработке дополнительных мер по поддержке предпринимательства, одними из которых становятся мероприятия по «донастройке» налоговых правил. Целью такой «донастройки» является установление для различных категорий налогоплательщиков таких уровней налогов и административного бремени, которые будут адекватны как текущей ситуации, так и для будущего развития экономики страны.

Изучение материалов заседаний Правительства Российской Федерации позволяет выделить перечень отраслей российской экономики, в наибольшей степени пострадавших в условиях ухудшения ситуации в результате распространения новой коронавирусной инфекции: транспортная деятельность; культура, организация досуга и развлечений; физкультурно-оздоровительная деятельность и спорт; деятельность туристических агентств и прочих организаций, предоставляющих услуги в сфере туризма;  гостиничный бизнес; общественное питание.[445]

Меры, которые были приняты, для поддержки предпринимательства, рассмотрим подробнее. Во-первых, это кредитные каникулы.

В течение шести месяцев предприниматели могут не платить две трети процентов по уже выданным кредитам, а также получить отсрочку на уплату платежей по основному долгу. Оставшиеся 33% заемщик может погашать в соответствии с обычным графиком или включить в основной долг с выплатой после окончания периода отсрочки.

Существуют дополнительные условия получения отсрочки: необходимо доказать, что доходы за предшествующий месяц снизились по сравнению со среднемесячными доходами за прошлый год на 30% или более. На предоставление подтверждающих документов отводится 90 дней.

Во-вторых, это беспроцентные кредиты на выдачу заработной платы.

Чтобы выплатить зарплату сотрудникам, малые и микропредприятия могут взять в банке беспроцентный кредит на шесть месяцев. В соответствии с графиком денежные средства необходимо вернуть по окончании кредитного договора или с 1 октября 2020 года.

В-третьих, объявление моратория на банкротство по инициативе кредиторов. Все сделки предприятия, которые не касаются его обычной хозяйственной деятельности, будут считаться ничтожными, если в течение 3 месяцев после окончания моратория процедура банкротства все-таки будет инициирована.

Для МСП была введена отсрочка по уплате единого сельскохозяйственного налога (ЕСХН) и налога на прибыль до 30 сентября2020 года, срок авансовых платежей по земельному, транспортному налогам и налогу на имущество за 1-й квартал 2020 перенесен на 30 октября 2020 года, за 2-й квартал — на 30 декабря 2020 года.

Для всех организаций и ИП, внесенных в реестр субъектов МСП, совокупный объем страховых взносов снижен с 30% до 15%. Ставка взносов в Федеральный фонд обязательного медицинского страхования (ФОМС) составляет 5%, в Пенсионный фонд России(ПФР) — 10%. Не уплачиваются взносы в Фонд социального страхования (ФСС) (по нетрудоспособности и материнству). Это касается зарплат, превышающих МРОТ. Данная меря является долгосрочной, призванная стимулировать развитие предприятий и рост зарплат в малом и среднем бизнесе, она продолжит действовать и после окончания пандемии.

Право на отсрочку по уплате страховых взносов получили микропредприятия, наиболее пострадавшие из-за эпидемии. Для них уплаты страховых взносов с зарплат сотрудников за март — май 2020 года перенесены на шесть месяцев, за июнь — июль 2020 года — на четыре месяца.[446]

По мнению М. Решетникова, министра экономического развития, эта инициатива позволила бизнесу высвободить почти 300 млрд рублей.

В-четвертых, отсрочены арендные платежи. Предприниматели могут заплатить за аренду помещений в 2021 году или позднее. Отсрочка адресована арендаторам коммерческой недвижимости и бизнесу, арендующему помещения, находящиеся в федеральной, муниципальной собственности. Это касается объектов капитального строительства, помещений, земельных участков.

В-пятых, оказана помощь экспортерам. Для экспортеров организованы консультации. Например, проводились консультации представителями Минпромторга и ведущими экспертами по трансграничной торговле и цифровым технологиям экспортеров по вопросам перевода бизнес-процессов в онлайн[447].

В-шестых, сняты торговые барьеры. Приостановлен весовой контроль транспорта, доставляющего продукты питания и товары первой необходимости; временно отменены ограничения на движение в городе грузового транспорта. Также введена нулевая ставка ввозной пошлины на лекарственные средства, медицинские изделия и ряд других товаров, безрецептурную продажу лекарств аптечными сетями онлайн[448].

Для сравнения, чтобы оценить эффективность и своевременность принимаемых мер, хотелось бы обратиться к опыту Германии.

На наш взгляд, важной деталью в действиях Германии является оперативность принятия мер финансовой поддержки предприятиям, так как многие из этих мер были одобрены еще 9 марта 2020 года — до официального объявления ВОЗ пандемии и намного раньше, чем во многих других странах.

По данным опроса Ассоциации торгово-промышленных палат Германии среди 15 тыс. компаний из различных секторов экономики, наиболее востребованными формами государственной поддержки стали: предоставление государственных субсидий (грантов), компенсация в рамках программы сокращенного рабочего времени, а также отсрочка уплаты налогов. Эффективной поддержке немецкого бизнеса в текущих условиях способствовало развитие механизмов помощи предприятиям еще до пандемии, включая наиболее часто упоминаемую программу компенсации сокращенного рабочего времени (Kurzarbeit).

В условиях пандемии дополнительные меры в контексте программы компенсации сокращенного рабочего времени включают как увеличение доли заработной платы, оплачиваемой государством в зависимости от социального положения сотрудника, так и расширение критериев, при которых работодатели могут обратиться за помощью, а также включение других выплат работодателей в рамки механизма компенсации. Характерной особенностью стало отсутствие структурных деформаций и комплексный подход к поддержке деловой активности. Так, несмотря на традиционно значимую роль автомобильной индустрии в немецкой экономике и лоббистские усилия крупнейших автопроизводителей, правительство Германии неоднократно подтверждало свои намерения развивать поддержку всего национального бизнеса в целом, отказываясь создавать дополнительные преференциальные условия для этой или какой-либо другой отдельной отрасли[449].

И Россия, и Германия приняли серьёзные меры для борьбы с пандемией, выделено необходимое количество средств, для поддержки предпринимательства и экономики в целом.

Проведя анализ сложившейся в настоящее время ситуации в Российской Федерации, наиболее пострадавшей категорией является малый бизнес, особенно в сфере предоставления услуг. Основным отличием при поддержке предпринимательства Россией и зарубежными государствами является размер выделяемых финансовых средств.

Мы считаем, что меры поддержки должны быть более чёткими и целенаправленными, они должны гасить очаги возгорания проблем, а не раздувать костёр беспорядков и непонимания, поскольку, допускались случаи затягивания оказания мер поддержки в отдельных субъектах Российской Федерации, о чем упоминал Президент РФ В.В. Путин во время видеоконференцсвязи с членами Правительства РФ. Пандемия COVID 19 стала серьёзным испытанием для всего мира и для России тоже: она вынудила принимать решения в экстренном порядке, определила новый круг проблем, ставших перед государством и требующих новых подходов для их решения.

С точки зрения автора, органам государственной власти РФ необходимо изучить передовой опыт оперативного реагирования Германии и других стран в области поддержки малого и среднего предпринимательства, продолжить принятие конкретных, адресных мер поддержки.

А.Ю. Яковлева-Чернышева,

главный научный сотрудник

отдела научных исследований

Сочинского филиала

ВГУЮ (РПА Минюста России)

доктор экономических наук, доцент

ПРОБЛЕМЫ ПРАВОВОГО РЕГУЛИРОВАНИЯ ПРИМЕНЕНИЯ ИСКУССТВЕННОГО ИНТЕЛЛЕКТА

Стремительное развитие науки, техники и инновационных технологий, наблюдающееся в XXI веке, неизбежно влечет за собой появление новых общественных отношений, которые не укладываются в рамки правопорядка, сложившегося в прошлом столетии. В связи с этим, перед юридической наукой встают принципиально новые задачи, которые требуют скорейшего решения.

К динамично развивающимся областям, где на современном этапе формируются новые общественные отношения, относятся и те, в которых все более широкое применение находит искусственный интеллект (ИИ). Однако на сегодняшний день в сфере правового регулирования применения искусственного интеллекта остается достаточно много пробелов. И это объясняется рядом причин. Так, до сих пор нет общепринятого подхода к трактовке понятия «искусственный интеллект».

Проведенный анализ юридической литературы показывает, что достаточно большое число ученых[450] придерживается определения ИИ как «научного направления, в рамках которого ставятся и решаются задачи аппаратного или программного моделирования тех видов человеческой деятельности, которые традиционно считаются интеллектуальными»[451].

Не менее распространенной является трактовка ИИ как системы, которая либо обладает когнитивными способностями аналогично человеку, либо — некоторыми свойствами человеческого разума, либо превосходит интеллектуальные способности человека, представляя собой уже сверхразум[452].

Еще одной причиной того, что правовое регулирование применения искусственного интеллекта остается недостаточно разработанным, является бытующее мнение о несвоевременности формирования правового обеспечения в той области, которая только начинает активно развиваться. В этом отношении мы согласны с позицией П.П. Баранова, который отмечает, что «правовое регулирование в этой сфере необходимо для выработки стандартов, без которых в России будет невозможно эффективно развивать робототехнику и искусственный интеллект»[453].

На наш взгляд, одной из наиболее важных и основополагающих проблем, которая, с одной стороны, связана с различными трактовками понятия ИИ, а с другой стороны, определяет во многом подходы к правовому регулированию применения искусственного интеллекта, является его определение как объекта или субъекта права. Здесь также необходимо сделать ремарку, что во многих случаях, в том числе при обсуждении данного вопроса, ИИ рассматривается в неразрывной связи со своим носителем, то есть в качестве объекта или субъекта права рассматривается робот с искусственным интеллектом, или, так называемый, «умный робот»[454].

Некоторые ученые, используя прием юридической фикции, рассматривают ИИ (носитель ИИ) как субъект права, наделяемый специальной правосубъектностью. Относительно недавно, в связи с этим, в научный оборот было введено понятие «электронное лицо»[455]. Тем не менее, по мнению большинства исследователей (и мы к этому мнению присоединяемся), ИИ однозначно является объектом права и правового регулирования.

Если обратиться к юридической практике, то на сегодняшний день требуют решения, как минимум, две проблемы, связанные с правовым регулированием применения искусственного интеллекта: распределение ответственности за вред, причиненный действиями ИИ, и признание авторских прав на результаты интеллектуальной деятельности, созданные ИИ.

Остановимся более подробно на последней из них и рассмотрим на примере авторских прав на произведения науки, литературы и искусства, относящиеся к охраняемым результатам интеллектуальной деятельности и средствам индивидуализации согласно п. 1 ст. 1225 ч. 4 ГК РФ[456].

Уже сегодня в результате бурного прогресса в сфере искусственного интеллекта его носители создают музыкальные, литературные и художественные произведения. В связи с этим, неизбежно возникает целый спектр вопросов: является ли данное произведение объектом права интеллектуальной собственности, если да, то можно ли признать авторские права ИИ (ИИ рассматривается в данном случае как субъект права), либо авторскими правами может быть наделено только физическое лицо (ИИ рассматривается в данном случае как объект права). Не исключается и некий компромиссный вариант, когда авторские права распределяются между физическим лицом и ИИ. Наконец, если произведение, созданное ИИ, не признается объектом права интеллектуальной собственности, то оно является общественным достоянием.

Каким образом вышеизложенные вопросы решаются сегодня и будут решаться в дальнейшем в разных странах мира, во многом зависит от особенностей формирования и развития различных правовых систем.

В качестве наиболее радикального подхода к проблеме признания авторских прав можно привести пример Китая, где в 2020 году суд Шэньчжэня постановил, что статьи, написанные искусственным интеллектом, защищены авторским правом[457]. Однако данное решение вызвало очень неоднозначную реакцию, так как на сегодняшний день общепринятой является позиция, что автором произведения, созданного ИИ, признается физическое лицо. Например, в Великобритании п. 3 ст. 9 Закона «Об авторском праве, дизайне и патентах» гласит, что «в отношении литературного, драматического, музыкального или художественного произведения, сгенерированного компьютерной системой, автором будет считаться лицо, с помощью которого принимаются меры, необходимые для создания произведения»[458]. В Австралии в 2012 году Федеральный суд вынес решение по вопросу созданного с помощью компьютера произведения, постановив, что в его отношении нельзя говорить об авторско-правовой охране, так как оно не обладает необходимыми признаками по смыслу авторского права[459].

Что касается России, то рассматриваемая ситуация на данный момент никак не регулируется действующим законодательством. Начнем с того, что в ГК РФ в принципе отсутствует понятие «искусственный интеллект» и соответственно нет никаких упоминаний о результатах интеллектуальной деятельности, созданных ИИ. В связи с этим, мы предлагаем дополнить ст. 128 ч. 1 ГК РФ[460] следующим образом: «К объектам гражданских прав относятся вещи …; охраняемые результаты интеллектуальной деятельности (включая созданные искусственным интеллектом) и приравненные к ним средства индивидуализации (интеллектуальная собственность) …».

Согласно п. 1 ст. 1228 ч. 4 ГК РФ «автором результата интеллектуальной деятельности признается гражданин, творческим трудом которого создан такой результат»; согласно п. 1 ст. 1257 ч. 4 ГК РФ «автором произведения науки, литературы или искусства признается гражданин, творческим трудом которого оно создано»[461]. Следовательно, если произведение науки, литературы или искусства, созданное ИИ, признается объектом права интеллектуальной собственности, то данное право должно принадлежать конкретному физическому лицу (физическим лицам). Ситуация неоднозначна, так как претендовать на авторские права могут как физические лица, являющиеся создателями ИИ, так и применявшие ИИ для создания произведения.

Как было уже отмечено выше, искусственный интеллект и его носители являются объектами права, то есть это, по сути, вещи, которые создаются людьми, чтобы приносить определенные «плоды, продукцию, доходы», необходимые для удовлетворения тех или иных потребностей. Однако в рамках действующего гражданского законодательства к результатам интеллектуальной деятельности не может применяться норма вещного права, согласно которой «поступления, полученные в результате использования имущества (плоды, продукция, доходы), принадлежат лицу, использующему это имущество на законном основании…» (ст. 136 ч. 1 ГК РФ)[462].

В связи с вышеизложенным, представляется, что урегулировать проблему признания авторских прав на результаты интеллектуальной деятельности, в том числе произведения науки, литературы или искусства, созданные искусственным интеллектом, возможно путем внесения целого ряда дополнений в раздел VII ч. 4 ГК РФ, что является предметом наших дальнейших исследований.

 


[1] Ferrero, F., Perboli, G., Rosano, M., Vesco, A. (2018). Car-sharing services: An annotated review. Sustainable Cities and Society, 37,501-507. DOI: 10.1016/j.scs.2017.09.020.; Ying, H., Wang, Y. (2019). The Impact of Car-Sharing on the Willingness to Postpone a Car Purchase: A Case Study in Hangzhou, China. Journal of Advanced Transportation, 1-11. DOI: 10.1155/2019/9348496

[2] Боярская, Ю.Н. (2019). Анализ общих и специальных норм гражданского законодательства, регулирующих договор каршеринга. Юрист, 8, 39 - 42. DOI: 10.18572/1812-3929-2019-8-39-43.

[3] Филиппов, С.А., Переярина, П.О. (2019). Каршеринг, как новое явление в гражданском праве Российской Федерации. Вестник Саратовской государственной юридической академии, 3, 138–144.

[4] Договор присоединения (2021). Retrieved from: https://belkacar.ru/legal/contract.pdf (дата обращения: 02.03.2021).

[5][5] Громова, Е.А. (2018). Смарт-контракты в России: попытка определения правовой сущности. Право и цифровая экономика, 2, 34-37.

[6] Katsh, E. M. Law in a Digital World. (1995). New York Oxford. Oxford University press. 125.

[7] Guerlin, G. (2017). Considerations sur les smart contracts. Dalloz IP/IT. Droit de la propriete intellectuelle et du numerique, 10, 512 - 513.

[8] Мыреев, А.В., Хайров, Н.М., Абалакин, А.А. (2016). Каршеринг в РФ: обзор и исследование нового рынка Проблемы, перспективы и направления инновационного развития науки: том 2. (158-162) Уфа: Аэтерна.

[9] Договор присоединения (2021). Retrieved from: https://belkacar.ru/legal/contract.pdf (дата обращения: 02.03.2021).

[10] Договор аренды транспортного средства без экипажа. Retrieved from: https://youdrive.today/oferta (дата обращения: 05.02.2021).

[11] Апелляционное определение СК по гражданским делам Московского городского суда от 26 апреля 2019 г. по делу № 33-19520/2019 // СПС «КонсультантПлюс» (дата обращения: 05.03.2021)

[12] Решение Московского городского суда от 28 ноября 2018 г. по делу № 7-13076/2018. Документ опубликован не был // СПС «КонсультантПлюс» (дата обращения: 03.02.2021)

[13] Ахмедов А.Я. (2014). Непоименованные договоры в гражданском праве России: дисс. … канд. юрид. наук, Саратов, С. 67-86

[14] Постановление Правительства Москвы от 31.08.2011 № 405-ПП (ред. от 14.06.2018) «О городской поддержке таксомоторных перевозок и услуги каршеринг в городе Москве» (документ опубликован не был) [Электронный ресурс]. – Доступ из справ.-правовой системы «Консультант Плюс». (дата обращения: 13.10.2020).

[15] Душаева, А. А. Смарт-контракт в юриспруденции // Web of scholar. 2018. № 6 (24). С. 40.

[16] Проект Федерального закона № 424632-7 «О внесении изменений в части первую, вторую и четвертую Гражданского кодекса Российской Федерации» (документ опубликован не был) [Электронный ресурс]. Доступ из справ.-правовой системы «Консультант Плюс». (дата обращения: 13.10.2020).

[17] Гражданский кодекс Российской Федерации (часть первая) : федер. закон от 30 ноября 1994 г. № 51-ФЗ // Собр. законодательства Российской Федерации. 1994. № 32. Ст. 3301.

[18] Яндукова, М.В. Понятие, сущность и особенности правового регулирования договора каршеринга // Право. Общество. Государство: сборник науч. трудов студентов и аспирантов. Т. 9. СПб., 2020. С. 214.

[19]Манько Е. А. Критерии определения размера компенсации морального вреда // Юрист.-М.: Юрист. 2006. N 3.-С. 16-18.

[20]Белоусов В. Н. Перспективы развития законодательства о гражданско-правовой ответственности застройщика // Юрист. 2013.-С. 33-38.

[21]Основы гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик (утратил силу) // Сборник законов СССР, 1968 г., том 2

[22]Гражданский Процессуальный Кодекс Российской Федерации // СЗ РФ от 18 ноября 2002 г. N 46 ст. 4532

[23]Баулин О.В,. Бремя доказывания при разбирательстве гражданских дел / О. В. Баулин. - М. - 2004. - С. 228.

[24]Боннер А.Т. Установление обстоятельств гражданских дел / А. Т. Боннер. - М.- 2000. -С. 135.

[25]Треушников М.К. Судебные доказательства. - 4-е изд., перераб. и доп. - М.: Городец, 2005.

[26]Щеголихин Д.А. Коллизии и пробелы компенсации морального вреда // Известия Пензенского государственного педагогического университета им. В.Г. Белинского. - 2007. - № 7. - С. 82.

[27]Определение КС РФ от 16 октября 2001 года № 252-О

[28] Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 26 января 2010 года N 1 [Электронный ресурс]// Доступ из справочной правовой системы ГАРАНТ(дата обращения : 04.03.2020).

[29]Эрделевский А.М. Компенсация морального вреда: анализ комментарий законодательства и судебной практики/А.М. Эрделевский. С – 84. М. – 2000. - С. 84.

[30] См.: п. 3 ст. 401 Гражданского кодекса Российской Федерации (часть первая) от 30.11.1994 N 51-ФЗ (ред. от 03.08.2018) / Собрание законодательства РФ, 05.12.1994, N 32, ст. 3301

[31] Решение Арбитражного суда Республики Марий Эл от 3 сентября 2020 г. по делу № А38-3796/2020. [Электронный ресурс]: Доступ из справочно-правовой системы «Консультант Плюс». – Режим доступа: http://www.consultant.ru (дата обращения: 23.09.20). – Текст : электронный

[32] Решение АС Липецкой области от 1 сентября 2020 г. по делу № А36-4037/2020. [Электронный ресурс]: Доступ из справочно-правовой системы «Консультант Плюс». – Режим доступа: http://www.consultant.ru (дата обращения: 23.09.20). – Текст : электронный

[33] Мейер, Д.И. Русское гражданское право: в 2 частях/ Д.И. Майер. – М.: Статут. – 2018. С. 437.

[34] Гражданский кодекс Российской Федерации (часть первая) от 30.11.1994 N 51-ФЗ // Доступ из справочной правовой системы «КонсультантПлюс».)

[35] Федеральный закон "Об основах туристской деятельности в Российской Федерации" от 24.11.1996 N 132-ФЗ (последняя редакция) // Доступ из справочной правовой системы «КонсультантПлюс».

[36] Там же.

[37] "Обзор судебной практики Верховного Суда Российской Федерации N 4 (2019)" (утв. Президиумом Верховного Суда РФ 25.12.2019) // Доступ из справочной правовой системы «КонсультантПлюс».

[38] Коронавирус и туроператорский бизнес: что будет с возвратом денег за туры // RBC.RU – сайт URL: https://pro.rbc.ru/news/5e821b709a7947da752c2f70 (Дата обращения: 16.10.2020).

[39] Закон РФ от 07.02.1992 N 2300-1 (ред. от 31.07.2020) "О защите прав потребителей" // Доступ из справочной правовой системы «КонсультантПлюс».

[40] Распоряжение Правительства РФ от 04.04.2020 N 898-р О возврате туристам и (или) иным заказчикам уплаченных ими за туристский продукт денежных сумм из средств фонда персональной ответственности туроператора // Доступ из справочной правовой системы «КонсультантПлюс».

[41] Туроператоры заявили о «штопоре» продаж из-за коронавируса // RBC.RU – сайт URL: https://www.rbc.ru/ business/13/03/2020/5e6bdd279a7947d5ac51b28c (дата обращения: 27.10.2020).

[42] Постановление Правительства РФ от 20.07.2020 №1073 "Об утверждении Положения об особенностях на 2020 и 2021 годы исполнения и расторжения договора о реализации туристского продукта, заключенного по 31 марта 2020 года включительно, туроператором, осуществляющим деятельность в сфере внутреннего туризма, и (или) въездного туризма, и (или) выездного туризма, либо турагентом, реализующим туристский продукт, сформированный таким туроператором, включая основания, порядок, сроки и условия возврата туристам и (или) иным заказчикам туристского продукта уплаченных ими за туристский продукт денежных сумм или предоставления в иные сроки равнозначного туристского продукта, в том числе при наличии обстоятельств, указанных в части третьей статьи 14 Федерального закона "Об основах туристской деятельности в Российской Федерации"// Доступ из справочной правовой системы «КонсультантПлюс».

[43] Там же.

[44]Гражданский кодекс Российской Федерации (часть первая) от 30.11.1994 № 51-ФЗ (ред. от 05.05.2014) (с изм. и доп., вступ. в силу с 01.09.2014) // СЗ РФ. – 1994. - №32 – Ст.3301

[45] Основы законодательства Российской Федерации о нотариате: Федеральный Закон (утв. ВС РФ 11.02.1993) № 4462-1 ред. от 27.12.2019 с изм. и доп., вступ. в силу с 01.01.2020 // РГ. – 1993. - № 49

[46] См.: Нотариус отказывается принимать заявление о вступлении в наследство URL: https://pravoved.ru/question/393192/ (дата обращения 19.09.2020)

[47] О персональных данных: Федеральный Закон от 27.07.2006 N 152-ФЗ // СЗРФ. – 2006. - №31 (ч.1) – Ст. 3451

[48] См.: Ичеткина Н.Э. Проверка нотариусом дееспособности гражданина как условие для совершения нотариального действия URL: http://conf.omua.ru/content/proverka-notariusom-deesposobnosti-grazhdanina-kak-uslovie-dlya-soversheniya-notarialnogo (дата обращения 19.09.2020)

[49] Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации: Федеральный закон от 21.11.2011 N 323-ФЗ // СЗРФ. – 2011. – №48. – Ст.6724

[50] Политова И.П. Воля и волеизъявление: моногр. М.: ООО «Проспект», 2015. С.

[51] . Харитонова Н. К., Королева Е. В., Мишин А. В. Особенности методологии судебно-психиатрического диагноза в гражданском процессе // Российский психиатрический журнал, 20082008. - 2008. - N 4. - С. 21-27. - ISSN 1560-957Х. - (Судебная психиатрия). - Библиогр.: с. 26-27 (11 назв. )

[52] Киселевская Л.Е. Дисциркуляторная энцефалопатия -анахронизм или медицинский критерий определения несделкоспособности лиц позднего возраста? // Медицинское право. – 2018. - №3. – С. 49-53 Библ. 5 назв.

[53] Киселевская Л.Е. Дисциркуляторная энцефалопатия -анахронизм или медицинский критерий определения несделкоспособности лиц позднего возраста? // Медицинское право. – 2018. - №3. – С. 49-53 Библ. 5 назв.

[54] См.: Ичеткина Н.Э. Проверка нотариусом дееспособности гражданина как условие для совершения нотариального действия URL: http://conf.omua.ru/content/proverka-notariusom-deesposobnosti-grazhdanina-kak-uslovie-dlya-soversheniya-notarialnogo (дата обращения 19.09.2020)

[55] Постановление Правительства РФ от 03.04.2020 N 441 "Об особенностях обращения лекарственных препаратов для медицинского применения, которые предназначены для применения в условиях угрозы возникновения, возникновения и ликвидации чрезвычайной ситуации и для организации оказания медицинской помощи лицам, пострадавшим в результате чрезвычайных ситуаций, предупреждения чрезвычайных ситуаций, профилактики и лечения заболеваний, представляющих опасность для окружающих, заболеваний и поражений, полученных в результате воздействия неблагоприятных химических, биологических, радиационных факторов"// "Собрание законодательства РФ", 13.04.2020, N 15 (часть IV), ст. 2295.

[56] Федеральный закон от 12.04.2010 N 61-ФЗ "Об обращении лекарственных средств"// "Российская газета", N 78, 14.04.2010.

[57] Федеральный закон от 21.11.2011 N 323-ФЗ "Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации". "Российская газета", N 263, 23.11.2011.

[58] Распоряжение Правительства РФ от 12.10.2019 N 2406-р "Об утверждении перечня жизненно необходимых и важнейших лекарственных препаратов на 2020 год, а также перечней лекарственных препаратов для медицинского применения и минимального ассортимента лекарственных препаратов, необходимых для оказания медицинской помощи". "Собрание законодательства РФ", 21.10.2019, N 42 (часть III), ст. 5979.

[59] Прасолов А. В., Колбин А. С., Максимкина Е. А., Голант З. М.,Полушин Ю. С., Курылев А. А., Вилюм И. А., Балыкина Ю. Е. "Моделирование включения лекарственных средств в ограничительные перечни (пример - ЖНВЛП). Анализ данных 2014 года". Ремедиум. 2015. №4. С. 58-63.

[60] Прасолов А. В. Об одном методе определения спроса и цены на новую продукцию. Российский журнал менеджмента. 2015. 7(3). С. 45-60.

[61] Герасимова К.В., Сура М.В. Сравнительный анализ российских и зарубежных цен на лекарственные препараты, включенные в перечень жизненно необходимых и важнейших лекарственных препаратов Медицинские технологии. Оценка и выбор. 2014. № 4 (18). С. 34-44.

[62] Постановление Комитета Татарстана по тарифам от 19.02.2010 № 8-1/соц // Официальный портал правовой информации Республики Татарстан [Электронный ресурс] - URL: https://kt.tatarstan.ru/rus/ file/pub/pub_47112.pdf

[63] Приказ Минздрава Республики Марий Эл от 20.12.2019 № 2634 // Официальный интернет-портал правовой информации [Электронный ресурс] - URL: http://publication.pravo.gov.ru/ Document/View/ 1201201912300018

[64] Федеральный закон "О персональных данных" от 27.07.2006 № 152-ФЗ

[67] Федеральный закон от 27.07.2006 N 152-ФЗ (ред. от 24.04.2020) "О персональных данных"

[68] Федеральный закон от 27.07.2006 N 152-ФЗ (ред. от 24.04.2020) "О персональных данных"

[69] Федеральный закон от 27.07.2006 N 152-ФЗ (ред. от 24.04.2020) "О персональных данных"

[70] COVID-19 раздал 3,5 млн персональных данных https://www.comnews.ru/content/208448/2020-08-05/2020-w32/covid-19-razdal-35-mln-personalnykh-dannykh

[71] Федеральный закон от 08.03.2015 N 42-ФЗ "О внесении изменений в часть первую Гражданского кодекса Российской Федерации"//СЗ РФ, 2015, N 10, ст. 1412.

[72] Концепция развития гражданского законодательства Российской Федерации (одобрена Советом при Президенте РФ по кодификации и совершенствованию гражданского законодательства 7 октября 2009 года). URL: http://base.garant.ru/12176781/#block_50000 (дата обращения 06.04.2020).

[73] Витрянский В.В. Некоторые основные положения Концепции развития гражданского законодательства Российской Федерации об обязательствах. // Журнал российского права. – 2010. URL: http://wwwjuristlib.ru/book_5860html (дата обращения 06.04.2020).

[74] Принципы европейского договорного права/ пер с анг. Пугинского Б.И. , Амирова А.Т.//Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ .- 2005.-№3

[75] Принципах международных коммерческих договоров УНИДРУА 2004/ пер с анг. Комарова А.С. -М.: Статут, 2006.

[76] Вестник ВАС РФ, № 11, ноябрь 2009

[77] Пьянкова А.Ф. Баланс интересов в гражданском праве России и его обеспечение в договорных отношениях. Автореф. на…. соиск. канд. юр..наук. Екатеринбург,2013 . с. 9-10.

[78] По мнению А.Ф Пьянковой Указанные подцели- подпринципы общеправового принципа- достижения баланса интересов .Там же с.10

[79] См.: Бородкин В. Г. Опционный договор в проекте изменений в Гражданский кодекс // Московский юрист. 2013. № 2. С. 78–87.

[80] См.: Илюшина М.Н. Предварительный договор в новеллах ГК РФ: новое содержание и новые регулятивные возможности для договоров купли-продажи жилых помещений// Семейное и жилищное право 2016 , № 1., С. 36-41.

[81] Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации, май 2016 г., N 5.

[82]Ворожевич А. ВС РФ призвал нижестоящие суды внимательнее подходить к ходатайствам ответчиков о снижении неустойки // ЭЖ-Юрист. 2019. N 11. С. 14.

[83] Определение Верховного Суда РФ от 08.10.2019 N 18-КГ19-127 (Судебная коллегия по гражданским делам)// СПС «КонсультантПлюс».

[84] Постановление Правительства РФ от 03.04.2020 N 428 "О введении моратория на возбуждение дел о банкротстве по заявлению кредиторов в отношении отдельных должников"9утратил силу в связис истечением срока действия)//СЗ РФ от 13 апреля 2020 г. N 15 (часть IV) ст. 2282

[85] Обзор по отдельным вопросам судебной практики, связанным с применением законодательства и мер по противодействию распространению на территории Российской Федерации новой коронавирусной инфекции (COVID-19) N 2, утвержденному Президиумом Верховного Суда Российской Федерации 30.04.2020// Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации, 2020 г., N 6.

[86] Постановление Правительства РФ от 03.04.2020 N 434//СЗ РФ , 2020 г. N 15 (часть IV) ст. 2288.

[87] Постановление Шестого арбитражного апелляционного суда от 20.01.2021 N 06АП-6132/2020 по делу N А73-11375/2020//СПС «КонсультантПлюс»

[88] Путин предложил создать в России Национальную базу генетической информации // tass.ru URL: https://tass.ru/politika/8473349 (дата обращения: 12.11.2020).

[89] Конвенция Совета Европы "Конвенция о защите прав человека и человеческого достоинства в связи с применением биологии и медицины: Конвенция о правах человека и биомедицине" от 19.11.1996 № ETS N 164 // "Московский журнал международного права". июль-сентябрь 1999 г. № 35.

[90] Ст. 11, Федеральный закон РФ ""О персональных данных"" от 27 июля 2006 г. № N 152-ФЗ // Российская газета. 29 июля 2006 г. г. № 165.

[91] Постановление Европейского Суда по правам человека "Дело "S. и Марпер против Соединенного Королевства" [S. and Marper v. United Kingdom] (жалобы NN 30562/04 и 30566/04) (Большая Палата) (извлечение)" от 4 декабря 2008 г. Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2009 г. № 4.

[92] Федеральный закон РФ ""О биомедицинских клеточных продуктах"" от 23 июня 2016 г. № N 180-ФЗ // Российская газета. 28 июня 2016 г. г. № 139.

[93] Информация о постановлении ЕСПЧ " "Эванс (Evans) против Соединенного Королевства" (жалоба N 6339/05)" от 10.04.2007 "Бюллетень Европейского Суда по правам человека". 2007 г. № 10.

[94] Ст. 1349, Федеральный закон РФ " Гражданского кодекса Российской Федерации (часть четвертая)" от 18 декабря 2006 г. № N 230-ФЗ // Российская газета. 22 декабря 2006 г г. № 289.

[95] Постановление Пленума Верховного Суда "“О применении судами законодательства при рассмотрении дел, связанных с установлением происхождения детей”" от 16 мая 2017 г. № 16 // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 2017 г.

[96] Алиева П. Ш. Народная медицина аварцев: Этнографический аспект. Автореферат диссертации, представленной на соискание ученой степени кандидата исторических наук. Махачкала. 2007.

[97] Собрание законодательства РФ. 2004. N 31. Ст. 3215.

[99] Международные акты о правах человека. Сборник документов. М., 1999. С. 79.URL: http://www.guardian.co.uk/world/2005/apr/17/ukraine.russia (11 октября 2009 года).

[100] Международные акты о правах человека. Сборник документов. М., 1999. С. 79.

[101]Федеральный закон от 29 июля 2017 г. № 242-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации по вопросам применения информационных технологий в сфере охраны здоровья» // Российская газета. - 2017. - 4 августа. - № 172.

[102] Федеральный закон от 21 ноября 2011 г. № 323-ФЗ «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации» // Российская газета. - 2011. - 23 ноября. - № 263.

[103] Приказ Минздрава России от 30.11.2017 № 965н «Об утверждении порядка организации и оказания медицинской помощи с применением телемедицинских технологий» (Зарегистрировано в Минюсте России 09.01.2018 N 49577) // Официальный интернет-портал правовой информации. [Электронный ресурс]. URL: http://www.pravo.gov.ru. - 10.01.2018 (дата обращения: 13.11.2020).

[104] Гражданский кодекс Российской Федерации (часть вторая) от 26.01.1996 № 14-ФЗ (ред. от 29.07.2018) // "Собрание законодательства РФ". - 29.01.1996. - № 5. - Ст. 410.

[105] Соколенко Н.Н., Багнюк М.Е., Багнюк Д.В. Оказание медицинской помощи с применением телемедицинских технологий: некоторые проблемы правового регулирования // Медицинское право. - 2018. - № 4. - С. 17.

[106] Варюшин М.С. Правовое регулирование телемедицины в России и ЕС: два шага вперед и один назад // «Закон». - 2018. - № 1. - С. 169.

[107] Телемедицина (российский рынок). [Электронный ресурс]. URL: http://zdrav.expert/index.php/Статья:Телемедицина_(российский_рынок) (дата обращения: 13.11.2020).

[108] Владзимирский А.В. Телемедицина в период пандемии. [Электронный ресурс]. URL: https://medvestnik.ru/content/articles/ Telemedicina-v-period-epidemii.html (дата обращения: 13.11.2020).

[109] Телемедицина (российский рынок). [Электронный ресурс]. URL: http://zdrav.expert/index.php/Статья: Телемедицина_(российский_рынок) (дата обращения: 13.11.2020).

[110] Манукиян Е. Перехожу на приём. Российская телемедицина начала развиваться гигантскими темпами на фоне пандемии // Российская газета – Федеральный выпуск. – 07.09.2020. - № 200 (8254). [Электронный ресурс]. URL: https://rg.ru/2020/09/07/kak-razvivaetsia-rynok-telemediciny-v-rossii.html (дата обращения: 13.11.2020).

[111]На портале госуслуг могут появиться медицинские консультации // Коммерсантъ. - 20.10.2020. [Электронный ресурс]. URL: https://www.kommersant.ru/doc/4539698 (дата обращения: 13.11.2020).

[112]Юдчиц Д. Телемедицина в эпоху пандемии: как меняется рынок eHealth. [Электронный ресурс]. URL: https://rb.ru/opinion/ehealth-2020/ (дата обращения: 13.11.2020).

[113]Фракция «Единая Россия» оперативно рассмотрит законопроект о дистанционном осмотре пациентов во время эпидемий. [Электронный ресурс]. URL: http://duma.gov.ru/news/48130/ (дата обращения: 13.11.2020).

[114]Грязневич В. «Жизненно необходимо»: почему в России не дают ход телемедицине // РБК. – Санкт-Петербург. - 27.05.2020. [Электронный ресурс]. URL: https://www.rbc.ru/spb_sz/27/05/2020/ 5ece3d259a7947ab63f25b9c (дата обращения: 13.11.2020).

[115] Нуреев Р.М. Развитие человеческого капитала как реальная альтернатива сырьевой специализации страны // Современная экономическая теория. 2007. Т. 5. № 3. С. 122-123.

[116] Лушников А.М. Право и экономика: монография. М., 2019. С. 33.

[117] Нуреев Р.М. Развитие человеческого капитала как реальная альтернатива сырьевой специализации страны // Современная экономическая теория. 2007. Т. 5. № 3. С. 122-123.

[118] Парасоцкая Н.Н., Гуськов С.В. Учет вложений в человеческий капитал // Аудитор. 2019. № 1. С. 31 - 37.

[119] Как увеличить человеческий капитал и его вклад в экономическое и социальное развитие // Сборник тезисов к ХIX Апрельской международной научной конференции по проблемам развития экономики и общества. М., 2018. С. 6.

[120] Прогноз социально-экономического развития Российской Федерации на период до 2036 года (разработан Минэкономразвития России) // Доступ СПС «КонсультантПлюс»

[121] См.: Жильцова Ю.В., Жильцова А.В. Социальная направленность бюджетных расходов как приоритетный фактор развития национальной экономики в XXI в. // Бухгалтерский учет в бюджетных и некоммерческих организациях. 2019. N 5. С. 8 - 12.

[122] Указ Президента РФ от 07.05.2012 № 597 «О мероприятиях по реализации государственной социальной политики» // РГ. 2012. № 102.

[123] Указ Президента РФ от 7 мая 2012 г. № 599 «О мерах по реализации государственной политики в области образования и науки» // РГ. 2012. № 102.

[124] Указ Президента РФ от 7 мая 2012 г. № 599 «О мерах по реализации государственной политики в области образования и науки» // РГ. 2012. № 102.

[125] Указ Президента РФ от 7 мая 2018 г. № 204 «О национальных целях и стратегических задачах развития Российской Федерации на период до 2024 года» // РГ. 2012. № 102.

[126] Лушников А.М., Кириллова Л.С. Нетипичные трудовые договоры: гибкость и стабильность юридической конструкции // Вестник Ярославского государственного университета им. П.Г. Демидова. Серия Гуманитарные науки. 2017. № 2 (40). С. 46-50.

[127] Внедрение программ поддержки – это осознанные инвестиции в человеческий капитал // Банковское обозрение. 2019. № 7.

[128] Информационное письмо Банка России от 15.07.2020 № ИН-06-28/111 «О рекомендациях по реализации принципов ответственного инвестирования» // Доступ из СПС «КонсультантПлюс»

[129] СЗ РФ, 13.06.2016 г., № 24, ст. 3549

[130] Левушкин А.Н. Юридическая природа бизнеса супругов в цивилистической парадигме // Гражданское право. 2020. № 2. С. 3-7; Ахметова И.Н. Риски в предпринимательской деятельности: юридические аспекты // Безопасность бизнеса. 2019. № 4. С. 11-16; Белых В.С., Гаврин Д.А., Голева Е.В., Кванина В.В., Митричев И.А., Малунова З.А., Панова А.С., Тарасенко О.А. Международные и национальные стандарты предпринимательской деятельности в условиях современной геополитики // Бизнес, Менеджмент и право. 2016. № 1-2. С. 6-19; Еремина С.Н. Комплаенс в России: сущность и применение в сфере регулирования труда // Юрист. 2017. 3 17. С. 37-40; Пушкарев И.П. Организационно-правовые формы осуществления бизнеса по российскому законодательству // Гражданское право. 2016. № 4. С. 15-19 и др.

[131] Вестник Банка России, 20.04.2011, № 21

[132] СПС КонсультантПлюс (документ опубликован не был)

[133] СЗ РФ, 15.12.2008, № 50, ст. 5977

[134] СЗ РФ, 30.11.2009, № 48, ст. 5836

[135] СЗ РФ, 24.11.2008, № 47, ст. 5489

[136] СПС КонсультантПлюс (документ опубликован не был)

[137][137] Барков А.В., Серова О.А. Государственно-частное партнерство на рынке социальных услуг в свете развития социального предпринимательства: проблемы гармонизации правового регулирования // Вестник Пермского университета. Юридические науки. 2016. № 3. С. 268-280 (Доступ из СПС КонсультантПлюс)

[138] Определение Конституционного Суда РФ от 28.09.2017 г. № 1852-О, Постановление Девятого арбитражного апелляционного суда от 15.11.2017 г. № 09АП-517785/2017 по делу № А40-99401/17, Постановление Верховного Суда РФ от 18.08.2017 г. № 41-АД17-22, Определение Верховного Суда РФ от 11.04.2017 г. по делу № 308-КГ16-17829 (доступ из СПС КонсультантПлюс) и др.

[139] Апелляционное определение Московского городского суда от 24.10.2017 г. по делу № 33-43934/2017

[140] Постановление Президиума ВАС от 25.05.2004 г. № 13860/03 по делу № А33-16082/02-с3н

[141] Постановление Арбитражного суда Уральского округа от 14.07.2017 г. № Ф09-3348/17 по делу № А50-19764/2016

[142] Козлова Е.Б. Бизнес как объект права и договорные механизмы его инвестирования // Законы России: опыт, анализ, практика. 2018. № 4. С. 20

[143] Постановление Правительства РФ от 06.09.2011 г. № 1540-р «Об утверждении Стратегии социально-экономического развития Центрального федерального округа до 2020 г.» // СЗ РФ. 26.09.2011. № 39. ст. 5489; постановление Правительства РФ от 07.02.2011 г. № 165-р «Об утверждении Стратегии социально-экономического развития Приволжского федерального округа до 2020 г. // СЗ РФ. 21.02.2011. № 8. Ст. 1142; План деятельности Федеральной службы по надзору в сфере защиты прав потребителей и благополучия человека на период до 2024 года, утв. Роспотребнадзором // Доступ СПС КонсультантПлюс и др.

[144] См.: Бусыгин А.В. Предпринимательство. Основной курс. М.: Интерпакс, 1994. С. 18

[145] См.: Лопатин А.В. Обоснование перспективных направлений развития предпринимательской среды: автореф. дис. …. канд. экон. наук. Владикавказ, 2015. С. 10

[146] См.: Хиль Т.А. «Предпринимательская среда» в правовом и научном контексте // Вестник Финансового университета. 2015. № 6. С. 191

[147] См.: Овчаренко В.А. Формирование и развитие предпринимательской среды региона: автореф. дис. … канд. экон. наук, Санкт-Петербург, 2008. С. 7

[148] Поскольку любое исследование требует оперирования общепринятыми терминами, не вызывающими сомнения в том, какие понятия им соответствуют, либо терминами, значение которых оговаривается, для целей настоящего исследования представленная схема предпринимательской среды взята автором за основу. Данная схема использовалась в работе: Лопатин А.В. Обоснование перспективных направлений развития предпринимательской среды: автореф. дис. …. канд. экон. наук. Владикавказ, 2015. С. 10; Аналогичные по содержанию схемы применены в работах : Левина Я.Г. Стратегия формирования благоприятной предпринимательской среды: автореф. дис. канд. экон. наук. Астрахань, 2007. С. 12.; Кан С.Л. Формирование благоприятной внешней предпринимательской среды: автореф. дис. … канд. экон. наук. Москва, 2007. С. 7

[149] См.: Громов Ю. Ю., Земской Н. А. и др. Системный анализ в информационных технологиях: учеб. пособие. 2-е изд., стереотип. Тамбов: Изд-во Тамб. гос. техн. ун-та, 2007. С. 5.

[150] См.: Блауберг И.В., Юдин Э.Г. Становление и сущность системного подхода. М.: Наука, 1973. С. 177

[151] Информация о нормативных правовых актах, принятых в период и в связи с пандемией: Официальная информация о коронавирусе в России. Правительство Российской Федерации // Электронный ресурс: https://стопкоронавирус.рф/info/ofdoc/government/ (дата обращения 11.03.2021)

[152] См.: ст. 131, ч. 4 ст. 262, ч. 4 ст. 279, ч. 4 ст. 297, ч. 1 ст. 125, ч. 1 ст. 260, ч. 1 ст. 277, ч. 1 ст. 294 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации / Федеральный закон от 24.07.2002 г. № 95-ФЗ (с изм. от 08.06.2020 г.) // URL: http://www.pravo.gov.ru (дата обращения: 08.10.2020).

[153] См.: ч. 2 ст. 126, ч. 1 ст. 131, ч. 4 ст. 260, ч. 5 ст. 277, ч. 3 ст. 294, ч. 4 ст. 297 АПК РФ.

[155] Письмо Федеральной налоговой службы от 31 марта 2016 г. № СА-4-7/5589 О понятии «скриншот» («снимок экрана») и порядке его использования / / электронный ресурс: https://www.garant.ru/products/ipo/prime/doc/71284846/ (дата обращения: 06.11.2020)

[156] Решение Арбитражного суда Санкт-Петербурга и Ленинградской области от 24.03.2020 г. по делу № А56-6781/2020 // URL: http://sudact.ru/regular/doc/bkxHC1YIaTUC/ (дата обращения: 19.10.2020).

[157] Постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ от 12.11.2013 г. № 18002/12 по делу № А47-7950/2011 // Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ. 2014. № 5.

[158] Федеральный закон от 27.07.2006 г. № 149-ФЗ (с изм. от 08.06.2020 г.) «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» // Парламентская газета. 03.08.2006. № 126-127.

[159] Решение Арбитражного суда Костромской области от 18.03.2020 г. по делу № А31-16964/2019 // URL: http://sudact.ru/regular/doc/bkxHC1YIaTUC/ (дата обращения: 19.10.2020).

[160] Постановление Арбитражного суда Московского округа от 06.04.2015 г. по делу № А40-41729/13-46-392 // URL: http://sudact.ru/regular/doc/bkxHC1YIaTUC/ (дата обращения: 19.10.2020).

[161] Постановление Десятого арбитражного апелляционного суда от 25.04.2016 г. № 10АП-17900/2014 // URL: http://sudact.ru/regular/doc/bkxHC1YIaTUC/ (дата обращения: 19.10.2020).

[162] Постановление Третьего апелляционного арбитражного суда от 02.03.2020 г. по делу № А33-19417/2014 // URL: http://sudact.ru/regular/doc/bkxHC1YIaTUC/ (дата обращения: 19.10.2020).

[163] Решение Арбитражного суда Краснодарского края от 23.03.2020 г. №А32-10356/2018 // URL: http://sudact.ru/regular/doc/bkxHC1YIaTUC/ (дата обращения: 19.10.2020).

[164] См.: Решение арбитражного суда Ярославской области от 4 марта 2020 г. по делу № А82-505/2020

[165] См.: Постановление Третьего апелляционного арбитражного суда от 02.03.2020 г. по делу № А33-19417/2014 // URL: http://sudact.ru/regular/doc/bkxHC1YIaTUC/ (дата обращения: 19.10.2020).

[166] Е.В. Орлова. Когда пригодятся скриншоты? / / Главная книга №6, 2013

[167] Основы законодательства Российской Федерации о нотариате, утв. ВС РФ 11.02.1993 г. № 4462-1 (с изм. от 27.12.2019 г.) // URL: www.pravo.gov.ru (дата обращения: 12.10.2020).

[168] Постановление Восьмого апелляционного арбитражного суда от 29.04.2020 г. по делу № А81-7660/2019 // URL: http://sudact.ru/regular/doc/bkxHC1YIaTUC/ (дата обращения: 19.10.2020).

[169] См.: Постановление 3 ААС по делу № А33-14561/2019 // URL: http://sudact.ru/regular/doc/bkxHC1YIaTUC/ (дата обращения: 19.10.2020).

[170] Решение Арбитражного суда Нижегородской области от 20.02.2020 г. по делу № А43-35857/2019 // Судебные и нормативные акты РФ; URL: http://sudact.ru/regular/doc/bkxHC1YIaTUC/ (дата обращения: 19.10.2020).

[171] См.: Постановление 11 ААС от 13 апреля 2020 года по делу № А49-13230/2019// URL: http://sudact.ru/regular/doc/bkxHC1YIaTUC/ (дата обращения: 19.10.2020).

[172] Решение Арбитражного суда Красноярского края от 28.04.2020 г. по делу № А33-40852/2019 // Судебные и нормативные акты РФ; URL: http://sudact.ru/regular/doc/bkxHC1YIaTUC/ (дата обращения: 19.10.2020).

[173] Решение Арбитражного суда Тюменской области от 14.04.2020 г. по делу № А70-1288/2020 // URL: http://sudact.ru/regular/doc/bkxHC1YIaTUC/ (дата обращения: 19.10.2020).

[174] Лунева Е.В. Использование общедоступных информационных технологий в защите экологических прав и прав на природные ресурсы // Lex russica. – 2020. – Т. 73. – № 5. – С. 31.

[175] Лунева Е.В. Использование лицензионных геоинформационных систем в защите экологических прав и прав на природные ресурсы // Экологическое право. – 2020. – № 2. – С. 31.

[176] Постановление Второго арбитражного апелляционного суда от 05.10.2018 по делу № А17-1295/2016 // СПС «КонсультантПлюс».

[177] Постановление Третьего арбитражного апелляционного суда от 08.08.2019 по делу № А74-2407/2019 // СПС «КонсультантПлюс».

[178] Постановление Шестого арбитражного апелляционного суда от 06.05.2019 по делу № А16-2450/2018 // СПС «КонсультантПлюс».

[179] Подробное обоснование см.: Лунева Е.В. Использование общедоступных информационных технологий в защите экологических прав и прав на природные ресурсы // Lex russica. 2020. Т. 73. № 5. С. 31.

[180] Постановление Арбитражного Суда Северо-Западного округа от 18.07.2017 по делу № А66-4986/2016 // СПС «КонсультантПлюс». Постановление Арбитражного Суда Северо-Западного округа от 05.06.2017 по делу № А66-13114/2015 // СПС «КонсультантПлюс».

[181] Постановление Шестого арбитражного апелляционного суда от 04.12.2017 по делу № А73-10881/2017 // СПС «КонсультантПлюс».

[182] Апелляционное определение Судебной коллегии по административным делам ВС РФ от 06.06.2018 № 88-АПГ18-4 // СПС «КонсультантПлюс».

[183] Постановление ФАС Западно-Сибирского округа от 5 августа 2014 г. по делу № А70-11385/2013 // СПС «КонсультантПлюс».

[184] Апелляционное определение Верховного суда Республики Татарстан от 8 сентября 2014 г. по делу № 33-12124/2014 // СПС «КонсультантПлюс».

[185] Шевко Н.Р., Исхаков И.И. Особенности проявления кибербуллинга в социальных сетях//Казанский юридический институт Министерства внутренних дел Российской Федерации. – 2017. – С. 19-22.

[186] Макарова Е. А., Макарова Е. Л., Махрина Е. А. Психологические особенности кибербуллинга как формы интернет-преступления // Российский психологический журнал. — 2016. — № 3. — С. 293–311.

[187] Кувшинова А.А. Конфликты в социальных сетях: кибербуллинг //Под общей редакцией К.Г. Караханян. Нефтекамск, 2017. – С. 52-60

[188] Ковалевская А.С Кибербуллинг в социальной сети "ВКонтакте"// Сборник статей III Международного научно-исследовательского конкурса. 2019. – С. 143-145

[189] Бочавер А.А., Хломов К.Д. Кибербуллинг: травля в пространстве современных технологий // Психология. Журнал Высшей школы экономики. 2014. Т. 11. № 3. С. 178—191.

[190] Уголовный кодекс Российской Федерации от 13.06.1996 № 63-ФЗ (ред. от 27.10.2020)) // Собрание законодательства РФ. - 17.06.1996. - № 25. - ст. 2954.

[191] Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях от 30.12.2001 № 195-ФЗ (ред. от 24.03.2021)// Собрание законодательства РФ, - 07.01.2002. - №1 (ч. 1), ст. 1.

[192] О цифровых финансовых активах, цифровой валюте и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации - Федеральный закон от 31.07.2020 N 259-ФЗ // СЗ РФ. 2020. N 31 (часть I). Ст. 5018.

[193] Передача криптовалюты по наследству в России: что важно знать – статья // alrf.ru – Ассоциация юристов России – сайт. Режим доступа https://alrf.ru/news/peredacha-kriptovalyuty-po-nasledstvu-v-rossii-chto-vazhno-znat-/

[194] Мхитарян Л.Ю. Развитие института наследования в России: к вопросу о необходимости включения цифровых активов в наследственную массу // Пермский юридический альманах. 2019. №2. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/razvitie-instituta-nasledovaniya-v-rossii-k-voprosu-o-neobhodimosti-vklyucheniya-tsifrovyh-aktivov-v-nasledstvennuyu-massu

[195] Передача криптовалюты по наследству в России: что важно знать – статья // alrf.ru – Ассоциация юристов России – сайт. Режим доступа https://alrf.ru/news/peredacha-kriptovalyuty-po-nasledstvu-v-rossii-chto-vazhno-znat-/

[196] Передача цифровых активов по наследству – статья // vc.ru —платформа для предпринимателей и высококвалифицированных специалистов малых, средних и крупных компаний – сайт. Режим доступа https://vc.ru/crypto/131237-peredacha-cifrovyh-aktivov-po-nasledstvu

[197] Цифровые активы: как передать по наследству аккаунт в соцсети, криптовалюту, токены или игроков компьютерной игры? - статья // mgnp.info – Московская городская нотариальная палата – сайт. Режим доступа http://www.mgnp.info/blogs/cifrovye-aktivy-kak-peredat-po-nasledstvu-akkaunt-v-socseti-kriptovalyutu-tokeny-ili-igrokov-kompyuternoj-igry/

[198] Проект федерального закона №419059-7 «О цифровых финансовых активах, цифровой валюте и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации» (второе чтение) // Система обеспечения законодательной деятельности. – [Электронный ресурс]. URL: https://sozd.duma.gov.ru/bill/419059-7 (дата обращение 12.11.2020).

[199] Проект федерального закона №419059-7 «О цифровых финансовых активах» (первое чтение) // Система обеспечения законодательной деятельности. – [Электронный ресурс]. URL: https://sozd.duma.gov.ru/bill/419059-7 (дата обращение 12.11.2020).

[200] Официальный Отзыв Правительства Российской Федерации от 19 апреля 2018 года №2968п-П10 на проект федерального закона № 419059-7 (первое чтение) // Система обеспечения законодательной деятельности. – [Электронный ресурс]. URL: https://sozd.duma.gov.ru/bill/419059-7 (дата обращение 12.11.2020).

[201] Заключение Правового управления Аппарата Государственной Думы на № вн 3.24-6/803 от 6 июля 2020 года № вн 3.24-6/820 от 17 июля 2020 года по проекту федерального закона №419059-7 (второе чтение) (повторно) // Система обеспечения законодательной деятельности. – [Электронный ресурс]. URL: https://sozd.duma.gov.ru/bill/419059-7 (дата обращение 12.11.2020).

[202] Релиз Пресс-центра Минфина России. – [Электронный ресурс]. URL: https://minfin.gov.ru/ru/presscenter/?id_4=37278minfin_rossii_razrabotal_paket_zakonoproektov_po_tsifrovoi_valyute (дата обращение 12.11.2020).

[203] Заключение Правового управления Аппарата Государственной Думы на № вн 3.24-6/1473 от 24 октября 2019 года по проекту федерального закона №419059-7 (второе чтение) // Система обеспечения законодательной деятельности. – [Электронный ресурс]. URL: https://sozd.duma.gov.ru/bill/419059-7 (дата обращение 12.11.2020).

[204] Заключение Комитета Совета Федерации по бюджету и финансовым рынкам №3.5-03/1230 от 23 июля 2020 года на проект федерального закона №419059-7 // Система обеспечения законодательной деятельности. – [Электронный ресурс]. URL: https://sozd.duma.gov.ru/bill/419059-7 (дата обращение 12.11.2020).

[205] Заключение Правового управления Аппарата Совета Федерации №5.1-01/1855 от 23 июля 2020 года на проект федерального закона №419059-7 // Система обеспечения законодательной деятельности. – [Электронный ресурс]. URL: https://sozd.duma.gov.ru/bill/419059-7 (дата обращение 12.11.2020).

[206] Официальный пресс-релиз Банка России от 27 января 2014 года // [Электронный ресурс]. URL: https://cbr.ru/press/PR/?file=27012014_1825052.htm (дата обращение 12.11.2020).

[207] Алексеев С.С. Общая теория права, в 2-х т. - М.: Юридическая литература, 2007.-Т.1, - с. 362, С.49; Васильев A.M. Правовые категории. Методологические аспекты разработки системы категорий теории права, 3-ее издание. - М.: Юридическая литература, 2006.- 264 с., С. 62.

[208] Вербицкая Ю.О. Классификация некоммерческих организаций (к вопросу о совершенствовании гражданского законодательства)// Российское право: образование, практика, наука. – 2014, № 9, С. 56-65; Уткин Р.В. Организационно-правовые формы и виды некоммерческих организаций Бюл. Министерства юстиции РФ // М., 2014 №5, С. 134-159.

[209] Соловьев, В.Н. Отношения собственности и иные вещные отношения с участием некоммерческих организаций в социальной сфере. - М.: Юрист, 2016, С. 47-53.

[210] Гордеев Д.П. Изменение правового статуса товариществ собственников жилья как объединения собственников жилых и нежилых помещений в многоквартирном доме // Имущественные отношения в Российской Федерации. – М., 2016, № 11, С. 74-87; №12. С. 26-39; Киракосян С.А. Договор управления многоквартирным домом: правовая природа и практические проблемы заключения договора // Юрист, 2017, №8, С. 13-18.

[211] Апелляционное определение городского суда г. Одинцово от 24.04.2018 по делу N 2-3366/2018 – М-1836/2018 [Эл.ресурс] URL: https://jur24pro.ru/reshenie-sudov/161627/ (дата обращения 04.11.2020).

[212] [Эл.ресурс] URL: http// www. oblsud.mo.sudrf. ru (дата обращения 04.11 2020).

[213] Cardascia G. Les lois assyriennes: 1969, P. Les édition du CERF - 359 р., Р. 269-275.

[214] Rendre la justice en Mesopotamie (Archives judiciaires du Proche-Orient ancient (III-I millenaires avant J.-C.)): 2000, Saint-Denis. PUV - 263 р., P. 132-135.

[215] О Стратегии развития информационного общества в Российской Федерации на 2017 2030 годы: Указ Президента РФ от 09.05.2017 N 203 //СЗ РФ. - 15.05.2017.- №20).- ст.2901.

[216] О Концепции правовой информатизации России: Указ Президента РФ от 28.06. 1993 г. N 966 // Собрание актов Президента и Правительства - 05.07.1993.- №27.- ст.2521.

[217] О президентских программах по правовой информатизации: Указ Президента РФ от 04.08.1995 N 808// СЗ РФ. - 07.08.1995.- №32.- ст.3289.

[218] Там же.

[219]О федеральной целевой программе «Электронная Россия (2002–2010 годы)»: постановление Правительства РФ от 28.01.2002 N 65 //СЗ РФ. - 04.02.2002.- №5.- ст.531.

[220]Об утверждении государственной программы РФ «Информационное общество»: постановление Правительства РФ от 15.04.2014 N313//СЗ РФ.- 05.05.2014.-№18.- ст.2159

[221] Об информации, информационных технологиях и о защите информации: Федеральный закон от 27.07.2006 N149-ФЗ //СЗ РФ. - 31.07.2006.- №31(часть I) .- ст.3448.

[222] Об обеспечении доступа к информации о деятельности государственных органов и органов местного самоуправления: Федеральный закон от 9.02.2009 N8-ФЗ//СЗ РФ. - 16.02.2009.- №7.- ст.776.

[223] Об организации предоставления государственных и муниципальных услуг: Федеральный закон от 27.07.2010 N 210-ФЗ //СЗ РФ. - 02.08.2010.- №31.- ст.4179.

[224] Пашенцев Д.А. Российская законотворческая традиция перед вызовом цифровизации // Журнал российского права. 2019. №2. С.7.

[225] Там же.

[226] Зорькин В.Д. Право в цифровом мире // Российская газета. 2018. 29 мая.

[227] О привлечении инвестиций с использованием инвестиционных платформ и о внесении изменений в отдельные законодательные органы РФ : Федеральный закон от 20.08.2019 № 259-ФЗ (ред. От 20.07. 2020) // СЗ РФ. - 05.08.2019.- №31.- ст.4418

[228] Там же.

[229] Гражданский кодекс Российской Федерации (часть первая) : Федеральный закон от 30.11.1994 № 51-ФЗ (ред. от 03.08.2018) // СЗ РФ.— 05.12.1994. — № 32. — Ст. 3301

[230] Там же. — ст. 3301.

[231] Report of the Executive Directors. Par. 27, sec. 5.

[232] Skvorcov O. (2018) МKA [ICA]. Moscow, Statut publ., pp.147. (In Russian).

[233] Salini Construttori S.P.A. and Italstrade S.P.A. v. The Kingdom of Morocco, ICSID Case N ARB/00/4. Decision on Jurisdiction. July 16, 2001 (Salini v. Morocco).

[234] Salini v. Marocco. Par. 52

[235] См.: Consortium Groupement LESI-Dipenta v. The People's Democratic Republic of Algeria, ICSID Case N ARB/03/8. Award. January 10, 2005 (LESI-Dipenta v. Algeria). Par. 13 (iv); Victor Pey Casado and President Allende Foundation v. The Republic of Chile, ICSID Case N ARB/98/2. Award. May 8, 2008 (Pey Casado v. Chile). Par. 232.

[236] Об иностранных инвестициях в Российской Федерации: Федеральный закон от 09 июля 1999 г. № 160-ФЗ (ред. от 31.05.2018) // Рос. газ. – 1999. – 14 июля (дата обращения: 25.09.2020).

[237] Федеральный закон «Об инвестиционной деятельности в Российской Федерации, осуществляемой в форме капитальных вложений» от 25.02.1999 № 39-Ф3 (дата обращения: 11.10.2020).

[238] Федеральный закон от 26.07.2006 № 135-ФЗ «О защите конкуренции» (дата обращения: 11.10.20200.

[239] Федеральном законе от 29.04.2008 № 57-ФЗ «О порядке осуществления иностранных инвестиций в хозяйственные общества, имеющие стратегическое значение для обеспечения обороны страны и безопасности государства» (дата обращения: 11.10.2020).

[240] Постановлением Правительства РФ № 708 (Постановление Правительства РФ от 16.07.2015 № 708 «О специальных инвестиционных контрактах для отдельных отраслей промышленности» в редакции от 27.12.2016 (дата обращения: 29.09.2020)

[241] Федеральный закон от 02.08.2019 N 290-ФЗ «О внесении изменений в Федеральный закон «О промышленной политике в Российской Федерации» в части регулирования специальных инвестиционных контрактов» (дата обращения: 20.09.2020).

[242] Правительство России http://government.ru/news/38152/ (дата обращения: 01.10.2020).

[243] Данельян А.А. Международный правовой режим иностранных инвестиций: автореф. дис. ... д-ра юрид. наук. - М., 2016. – 3, 14 с.

[244] ДОКЛАД ПРЕЗИДЕНТУ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ 2018. Книга жалоб и предложений российского бизнеса, С.14.

[245] Global investment flows flat in 2019, moderate increase expected in 2020 (UNCTAD): https://unctad.org/system/files/official-document/diaeiainf2020d1_en.pdf (дата обращения: 01.10.2020).

[246] П.3 ст.401.Основания ответственности за нарушение обязательств: Гражданский кодекс Российской Федерации от 30.11.1994 №51 ФЗ (ред. от 31.07.2020)// СЗ РФ. – 1994.- № 32. – Ст. 3301.

[247] Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 24.03.2016 № 7 (в ред. от 07.02.2017) "О применении судами некоторых положений Гражданского кодекса Российской Федерации об ответственности за нарушение обязательств"// Бюллетень Верховного Суда РФ. 2016. №5.

[248] О защите населения и территорий от чрезвычайных ситуаций природного и техногенного характера : Федеральный закон от 21.12.1994 № 68-ФЗ (ред. от 23.06.2020) // СЗ РФ. – 1994. – № 35. – Ст. 3648.

[249] О введении режима повышенной готовности : указ мэра Москвы от 05.03.2020 № 12-УМ // Вестник Мэра и Правительства Москвы. – март 2020. – №14.

[250] Обзор по отдельным вопросам судебной практики, связанным с применением законодательства и мер по противодействию распространению на территории Российской Федерации новой коронавирусной инфекции (COVID-19) № 1 : обзор судебной практики // Бюллетень Верховного Суда РФ. – 2020. – № 5.

[251] Обзор по отдельным вопросам судебной практики, связанным с применением законодательства и мер по противодействию распространению на территории Российской Федерации новой коронавирусной инфекции (COVID-19) № 1 : обзор судебной практики // Бюллетень Верховного Суда РФ. – 2020. – № 5.

[254] Федеральный закон от 27.06.2011 N 161-ФЗ (ред. от 20.07.2020) "О национальной платежной системе"(с изм. и доп., вступ. в силу с 03.08.2020) // Собрание законодательства РФ. 04.07.2011. N 27. Ст. 3872.

[255] Федеральный закон от 31.07.2020 N 259-ФЗ "О цифровых финансовых активах, цифровой валюте и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации" // Собрание законодательства РФ. 03.08.2020. N 31 (часть I). Ст. 5018.

[256]Башкатов, М. Правовая природа "электронных денег"// Хозяйство и право. 2003. N 83. С. 84.

[257]Закон Дании от 31.05.2000 № 414 «О некоторых платежных инструментах» // А.В. Шамраев Правовое регулирование информационных технологий (анализ проблем и основные документы).Версия 1.0.- М.: «Статут»,2Интертех», «БДЦ-пресс», 2003. С. 633-641.

[258] Правовое руководство ЮНСИТРАЛ по электронному переводу средств 1987г. // СПС Гарант.

[259]https://wiki2.org/ru/%D0%94%D0%B8%D1%80%D0%B5%D0%BA%D1%82%D0%B8%D0%B2%D0%B0_2015/2366/%D0%95%D0%A1#%D0%92%D1%82%D0%BE%D1%80%D0%B0%D1%8F_%D0%B4%D0%B8%D1%80%D0%B5%D0%BA%D1%82%D0%B8%D0%B2%D0%B0

[260] Петров Д.А. Правовое регулирование расчетов с использованием электронных средств платежа: возможности имплементации опыта Европейского союза // Банковское право. 2019. N 4. С. 67 - 74.

[261] Послание Президента РФ Федеральному Собранию от 01.12.2016 "Послание Президента Российской Федерации Федеральному Собранию" // Парламентская газета. N 45. 02-08.12.2016.

[262] Указ Президента Российской Федерации от 21 декабря 2017 года N 618 "Об основных направлениях государственной политики по развитию конкуренции" (вместе с "Национальным планом развития конкуренции в Российской Федерации на 2018 - 2020 годы") // Собрание законодательства РФ. 25.12.2017. N 52 (Часть I). Ст. 8111; Указ Президента РФ от 07.05.2018 N 204 (ред. от 19.07.2018) "О национальных целях и стратегических задачах развития Российской Федерации на период до 2024 года" // Собрание законодательства РФ. 14.05.2018. N 20. Ст. 2817; "Паспорт национального проекта "Национальная программа "Цифровая экономика Российской Федерации" (утв. президиумом Совета при Президенте РФ по стратегическому развитию и национальным проектам, протокол от 04.06.2019 N 7) // СПС КонсультантПлюс. Текст документа приведен в соответствии с публикацией на сайте https://digital.gov.ru по состоянию на 09.07.2019; Постановление Правительства РФ от 15.04.2014 N 316 (ред. от 22.05.2020) "Об утверждении государственной программы Российской Федерации "Экономическое развитие и инновационная экономика" // Собрание законодательства РФ". 05.05.2014. N 18 (часть II). Ст. 2162 (Изменения, внесенные Постановлением Правительства РФ от 22.05.2020 N 736 вступили в силу со дня официального опубликования); Постановление СФ ФС РФ от 21.03.2018 N 79-СФ "Об актуальных вопросах развития сферы связи и информационных технологий в условиях формирования цифровой экономики в Российской Федерации" // Собрание законодательства РФ. 02.04.2018. N 14. Ст. 1871.

[263] "Основные направления деятельности Правительства Российской Федерации на период до 2024 года" (утв. Правительством РФ 29.09.2018) // СПС КонсультантПлюс. Текст документа приведен в соответствии с публикацией на сайте http: // static.government.ru/ по состоянию на 02.10.2018.

[264] Приказ Минкомсвязи России от 30.01.2019 N 22 "Об утверждении плана деятельности Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации на период 2019 - 2024 годов" // СПС КонсультантПлюс.

[265] Федеральный закон от 18.03.2019 N 34-ФЗ "О внесении изменений в части первую, вторую и статью 1124 части третьей Гражданского кодекса Российской Федерации" // Собрание законодательства РФ. 25.03.2019. N 12. Ст. 1224.

[266] Федеральный закон от 31.07.2020 N 259-ФЗ "О цифровых финансовых активах, цифровой валюте и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации" // Собрание законодательства РФ. 03.08.2020. N 31 (часть I). Ст. 5018.

[267]Проект Федерального закона N 922869-7 "Об экспериментальных правовых режимах в сфере цифровых инноваций в Российской Федерации" // СПС КонсультантПлюс. Текст документа приведен в соответствии с публикацией на сайте https://sozd.duma.gov.ru/ по состоянию на 17.03.2020.

[268] "Паспорт федерального проекта "Нормативное регулирование цифровой среды" (утв. президиумом Правительственной комиссии по цифровому развитию, использованию информационных технологий для улучшения качества жизни и условий ведения предпринимательской деятельности, протокол от 28.05.2019 N 9) // СПС КонсультантПлюс. Текст документа приведен в соответствии с публикацией на сайте https://digital.gov.ru по состоянию на 09.07.2019.

[269] Долинская В.В. Проблемы гражданского оборота // Законы России: опыт, анализ, практика. 2019. N 6. С. 3 – 8; Виниченко Ю.В. Учение о гражданском обороте: смена парадигмы // Методологические проблемы цивилистических исследований. 2019. Том 1. № 1. С. 158-183; Астахова М.А. Оборот в гражданском праве: понятие, структура, разновидности // Бюллетень нотариальной практики", 2006, N 4. С. 2–6.

[270] Салиев И.Р. Гражданско-правовое регулирование электронной торговли в России: современная правовая модель. / Диссертация на соискание ученой степени кандидата юридических наук. СПб.2013. С.143.

[274] "Типовой закон ЮНСИТРАЛ об электронной торговле" [рус., англ.] (Принят в г. Нью-Йорке 28.05.1996 - 14.06.1996 на 29-й сессии ЮНСИТРАЛ) // Типовой закон на русском языке опубликован в издании: Комиссия ООН по праву международной торговли. Ежегодник. 1996 год. Т. XXVII.- Нью-Йорк: Организация Объединенных Наций, 1998. С. 319 - 323.

[275] Быков А.Ю. Право цифровой экономики: некоторые народно-хозяйственные и политические риски. Москва: Проспект, 2018. 24 с.

[276] Рузакова О.А. Договоры в сфере интеллектуальной собственности и цифровые технологии // Патенты и лицензии. 2019. N 9. С. 2 - 8.

[277] Савельев А.И. Гражданско-правовые аспекты регулирования оборота данных в условиях попыток формирования цифровой экономики // Вестник гражданского права №1.2020.Том 2. С. 60-92.

[278] Черных А.М. Защищенность данных об объектах недвижимости и земельных ресурсах на базе геоинформационных и блок-чейн технологий // Правовая информатика. 2019. №4. С. 75-85.

[279] Гончаров Е.В., Шатковская Т.В. Проблемы применения цифровой подписи в электронном документообороте России // Северо-Кавказский юридический вестник. 2020. № 2. С. 97-103.

[280] Губин А.Н., Кублик Е.И., Слепко Г.Е. Прикладные аспекты разработки в составе единой технологии интеграционных компонентов виртуальной семантической среды // Системы проектирования, технологической подготовки производства и управления этапами жизненного цикла промышленного продукта (CAD/CAM/PDM – 2017). – М.: ИПУ РАН, 2017. С. 98-101; Оганджанян С.Б., Гудов Г.Н., Слепко Г.Е. Перспективы реализации метода мониторинга сложной эволюционирующей системы в контексте обоснования путей развития правовых норм и отраслей права // XVI Всероссийская научная конференция «Нейрокомпьютеры и их применение». Тезисы докладов. – М: ФГБОУ ВО МГППУ, 2018. С. 396-398; Слепко Г.Е. Нейросети и сверхинтеллектуальные системы: от объекта к субъекту правоотношения // XVII Всероссийская научная конференция «Нейрокомпьютеры и их применение». Тезисы докладов. – М: ФГБОУ ВО МГППУ, 2019. С. 432-435; Юридическая концепция роботизации: монография / Н.В. Антонова, СПБ. Бальхаева, Ж.А. Гаунова и др.; отв. ред. Ю.А. Тихомиров, СБ. Нанба. – М.: Проспект, 2019. 240 с. и др.

[281] Сумской Д.А. Статус юридических лиц: учебное пособие для вузов. – М.: ЗАО «Юстицинформ», 2006. С. 5; Савельев С.А. Гражданский кодекс Германии: История, система, институты. – М.: Юристъ, 1994. С. 25-26.

[282] Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права. – М.: Спарк, 1995. С. 89.

[283] Рубеко Г.Л. Правовой статус органов управления акционерных обществ. – М.: Статут, 2007. С. 7; Сумской, Д.А. Указ. соч. – С. 8-9.

[284] Вступительное слово Генерального директора ВОЗ на брифинге для постоянных представительств по COVID-19 - 2 апреля 2020 г. // Всемирная организация               здравоохранения [сайт].                URL: https://www.who.int/ ru/dg/speeches/detail/who-director-general-s-opening-remarks- at-the-mission-briefing-on-covid-192-april-2020 (дата обращения: 21.04.2020)

[285] Определение Конституционного Суда РФ от 09.06.2005 № 248-О «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы граждан Захаркина Валерия Алексеевича и Захаркиной Ирины Николаевны на нарушение их конституционных прав пунктом «б» части третьей статьи 125 и частью третьей статьи 127 Уголовно-исполнительного кодекса Российской Федерации» // СПС «КонсультантПлюс» (дата обращения: 23.09.2020).

[286] Определение Конституционного Суда РФ от 28.06.2012 № 1253-О «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Супруна Михаила Николаевича на нарушение его конституционных прав статьей 137 Уголовного кодекса Российской Федерации» // СПС «КонсультантПлюс» (дата обращения: 23.09.2020).

[287] Конституция Российской Федерации // Собрание законодательства РФ, 01.07.2020, № 31, ст. 4398.

[288] Закон РФ от 25.06.1993 № 5242-1 «О праве граждан Российской Федерации на свободу передвижения, выбор места пребывания и жительства в пределах Российской Федерации» // Российская газета. 1993.10 августа.

[289] Указ мэра Москвы от 5.03.2020 № 12-УМ: «О введении режима повышенной готовности» // СПС «Гарант» (дата обращения: 01.04.2020).

[290] Минкомсвязи выпустило мобильное приложение для получения цифровых пропусков [Электронный ресурс]. URL: https://meduza.io/news/2020/04/12/minkomsvyazi-vypustilo-mobilnoe-prilozhenie-dlya-polucheniya-tsifrovyh-propuskov (дата обращения: 10.04.2020).

[291] Добровольно-принудительная самоизоляция: насколько это законно // МедиаНьюс [сайт]. URL: https://news.ru/investigations/dobrovolno-prinuditelnaya-samoizolyaciya-naskolko-eto-zakonno/ (дата обращения: 10.10.2020).

[292] Добровольно-принудительная самоизоляция: насколько это законно // МедиаНьюс [сайт]. URL: https://news.ru/investigations/dobrovolno-prinuditelnaya-samoizolyaciya-naskolko-eto-zakonno/ (дата обращения: 10.10.2020).

[293] Власти Москвы проследят за изоляцией через распознавание лиц и геоданные // сайт. URL: https://www.rbc.ru/technology_and_media/31/03/2020/5e820b139a7947ce8c3d5830 (дата обращения: 10.10.2020).

[294] Постановление Кабинета министров Республики Татарстан от 31 марта 2020 года № 240 «О мерах по реализации постановления Кабинета Министров Республики Татарстан от 19.03.2020 № 208 «О мерах по предотвращению распространения в Республике Татарстан новой коронавирусной инфекции» // Российская газета. 2020. 1 апреля.

[295] Житель Казани рассказал о беспределе с задержаниями нарушителей самоизоляции // сайт. URL: https://www.mk.ru/social/2020/04/05/zhitel-kazani-rasskazal-o-bespredele-s-zaderzhaniyami-narushiteley-samoizolyacii.html (дата обращения: 10.10.2020).

[296] Решетняк В. И., Смагина Е. С. Информационные технологии в гражданском судопроизводстве (российский и зарубежный опыт): учебное пособие. М.: Городец, 2017. – 50 с.

[297] Сас В. В. «Электронное правосудие» как элемент «сетевого общества»: теоретические проблемы // Юридическая наука, 2012. – № 2. – С. 101-104.

[298] Пономаренко В. А. К вопросу о модернизации судебно-арбитражной процессуальной формы в свете изменений АПК РФ и концепции электронного правосудия // Российский юридический журнал, 2013. – № 2. – 152 с.

[299] Новикова К. С. Цифровые новации и элементы электронного правосудия в арбитражном судопроизводстве в период распространения коронавирусной инфекции // Образование и право, 2020. – № 4. – С. 240-245.

[300] О федеральной целевой программе «Развитие судебной системы России на 2013-2020 годы»: Постановление Правительства РФ от 27.12.2012 № 1406 // СЗ РФ. – 2013. – № 1. – Ст. 13.

[301] Антанта. Коронавирус. Рассмотрение дел в судах. URL: https://jurist-arbitr.ru/another/koronavirus-rassmotrenie-del-v-sudah/

[302] О внесении изменений в постановление Президиума Верховного Суда РФ, Президиума Совета судей РФ от 08.04.2020 № 821: Постановление Президиума Верховного Суда РФ, Президиума Совета судей РФ от 29.04.2020 № 822 // Документ опубликован не был.

[303] Компания «Интеллект-право». Подача в суд в период коронавируса. URL: https://безсуда.рф/sudebnaia-praktika/iuridicheskoe-obsluzhivanie/podacha-v-sud-v-period-koronavirusa

[304] Об утверждении Правил оказания услуг почтовой связи: Приказ Минкомсвязи России от 31.07.2014 № 234 (Зарегистрировано в Минюсте России 26.12.2014 № 35442) // Рос. газ. – 2014. – № 299 (опубликован без приложения).

[305] Компания «Интеллект-право». Подача в суд в период коронавируса. URL: https://безсуда.рф/sudebnaia-praktika/iuridicheskoe-obsluzhivanie/podacha-v-sud-v-period-koronavirusa

[306] Антанта. Коронавирус. Рассмотрение дел в судах. URL: https://jurist-arbitr.ru/another/koronavirus-rassmotrenie-del-v-sudah/

[307] Конституция Российской Федерации (принята всенародным голосованием 12.12.1993 с изменениями, одобренными в ходе общероссийского голосования 01.07.2020) // СЗ РФ. – 1993. – № 31. – Ст. 4398.

[308] Концепция информационной политики судебной системы на 2020-2030 годы (одобрена Советом судей РФ 05.12.2019) // Текст документа приведен в соответствии с публикацией на сайте http://www.ssrf.ru по состоянию на 09.12.2019.

[309] Петербургский международный юридический форум. LF 9 1/2RULE OF CORONA. URL: https://spblegalforum.ru/ru/online/2020

[310] См.: ГК РФ Статья 2. Отношения, регулируемые гражданским законодательством. — Текст : электронный // Консультант Плюс : [сайт]. — URL: http://www.consultant.ru/document/cons_ doc_LAW_5142/8d8cd335130f04a7036c1eb50fff606c93fc643a/ (дата обращения: 13.11.2020).

[311] См.: ГК РФ Статья 17. Правоспособность гражданина. — Текст : электронный // Консультант Плюс : [сайт]. — URL: http://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_5142/aa024bea4fbdd5649c70f098847671 c246cf90ec/ (дата обращения: 11.11.2020).

[312] См.: ГК РФ Статья 21. Дееспособность гражданина. — Текст : электронный // Консультант Плюс : [сайт]. — URL: http://www.consultant.ru/document/ cons_doc_LAW_5142/9e6e097ccc381775641f6a57435aa14 a854c504c/ (дата обращения: 11.11.2020).

[313] См.: Мелконян, А. В. Определение момента возникновения правоспособности А. В. Мелконян, А. Д. Доника // Успехи современного естествознания. – 2011. – № 8. – С. 242–243. – URL: http://www.natural-sciences.ru/ru/article/view?id=27925 (дата обращения: 13.11.2020).

[314] См.: Трапезникова, А. В. Момент возникновения правоспособности граждан: вопросы, требующие решения / А. В. Трапезникова // Вестник Южно-Уральского государственного университета. Серия: Право. – 2012. – № 43 (302). – С. 78.

[315] См.: Предложение о внесении поправок в Гражданский кодекс Российской Федерации в части, касающейся возникновения и прекращения и прекращения правоспособности физических лиц (интервью с депутатом Государственной Думы, заместителем председателя Комитета по общественным объединениям и религиозным организациям А. В. Чуевым) // Нотариус. – 2004. – № 2. – С. 45–48.

[316] См.: Алексеева, Т. А. Рецепция римского права: общие принципы и современность (Обзор III Евразийского семинара по римскому праву) / Т. А. Алексеева // Государство и право. – 2020. – № 1. – С. 150.

[317] См, например, Егорова М.А. Односторонний отказ от исполнения договора по законодательству Российской Федерации :автореф. дис. ... канд. юрид. наук. – М., 2006. – 29 с.; Оболонкова Е. В. Односторонний отказ от исполнения обязательства :дис.... канд. юрид. наук : 12.00.03. – М., 2009. – 143 с.

[318] Федеральный закон от 21.12.1994 № 68-ФЗ (ред. от 08.12.2020) «О защите населения и территорий от чрезвычайных ситуаций природного и техногенного характера» Собрание законодательства РФ. 1994. № 35. Ст. 3648.

[319] Суслов А.А., Суслова С.И. К вопросу о многозначности понимания отказа в российском гражданском праве // Российский юридический журнал (Электронное приложение). 2020. № 1.

[320] Федеральный закон от 01.04.2020 № 98-ФЗ (ред. от 30.12.2020) «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации по вопросам предупреждения и ликвидации чрезвычайных ситуаций» Собрание законодательства РФ. 2020. № 14 (часть 1). Ст. 2028.

[321] Обзор по отдельным вопросам судебной практики, связанным с применением законодательства и мер по противодействию распространению на территории Российской Федерации новой коронавирусной инфекции (COVID-19) N 1 (утв. Президиумом Верховного Суда РФ 21.04.2020) // Бюллетень Верховного Суда РФ. 2020. № 5.

[322] Карапетов А.Г. Расторжение нарушенного договора в российском и зарубежном праве. М. Статут. 2007. С. 5

[323] Федеральный закон "О несостоятельности (банкротстве)" от 26.10.2002 N 127-ФЗ (с изм. и доп., вступ. в силу с 01.10.2020).

[324] Подробнее об этом см. Телюкина М. В. Продолжниковые элементы в современном российском конкурсном праве — наличие и целесообразность. Юрист. 2013, N 24.

[325] Гражданский кодекс Российской Федерации 30 ноября 1994 года N 51-ФЗ.

[326] "Обзор судебной практики разрешения споров, связанных с установлением в процедурах банкротства требований контролирующих должника и аффилированных с ним лиц" (утв. Президиумом Верховного Суда РФ 29.01.2020). "Бюллетень Верховного Суда РФ", N 7, июль, 2020.

[327] Телюкина М.В. Трансформирующее воздействие конкурсного права на конструкцию уступки прав требования к ликвидированному должнику/ Право и бизнес: правовое пространство для развития бизнеса в России. Т.4. – М.: Проспект. – С.358-369.

[328] Trunk A. Internationales Insolvenzrecht. Systematische Darstellung des deutschen Recht mit rechtsvergleichenden Beziigen. Tubingen, 1998.

[329] "Банкротство хозяйствующих субъектов: Учебник для бакалавров" (отв. ред. И.В. Ершова, Е.Е. Енькова) "Проспект", 2021. Болотина А.М. Процедура несостоятельности наследственной массы по законодательству Германии. "Предпринимательское право". Приложение "Право и Бизнес", 2016, N 4. Галкин С.С. Учение о должнике в конкурсном праве России и национальная экономическая политика. "Предпринимательское право", 2016, N 3. Суворов Е.Д. "Банкротство в практике нового Верховного Суда РФ за первый год работы (2014 - 2015): акты и комментарии". "Статут", 2016. Файзуллин Р.В. О физических лицах как субъектах несостоятельности по законодательству России и Германии. "Арбитражный и гражданский процесс", 2014, N 2.

[330] Закон РФ "О несостоятельности (банкротстве) предприятий" от 19.11.1992 N 3929-1. (утратил силу) // Российская газета. 1992. 30 декабря.

[331] Жукова Т.М. Особенности процедуры наблюдения при банкротстве индивидуального предпринимателя "Вестник Пермского университета. Юридические науки", 2014, N 1. Кораев К.Б. Основная идея законодательства о банкротстве гражданина // Российская юстиция. 2014. N 7. Пирогова Е.С., Жукова Ю.Д. Сравнительный анализ правового регулирования несостоятельности (банкротства) индивидуального предпринимателя по российскому и французскому законодательству. "Предпринимательское право". Приложение "Право и Бизнес", 2016, N 4. Полякова В.М. К вопросу об урегулировании налоговой задолженности индивидуальных предпринимателей в процедуре банкротства. "Аудитор", 2016, N 4. Рябинин В.В. Процедура банкротства индивидуального предпринимателя: новые правила // Налоговая проверка. 2015. Телюкина М.В. Проблема правовой регламентации освобождения от долгов при повторном банкротстве гражданина. "Предпринимательское право". Приложение "Право и Бизнес", 2015, N 4. Тишин А.П. Банкротство индивидуальных предпринимателей: отдельные вопросы. "Упрощенная система налогообложения: бухгалтерский учет и налогообложение", 2015, N 12. Широкин П.Ю. Статья: Вопросы законности инициации процедуры признания индивидуального предпринимателя несостоятельным (банкротом). "Арбитражный и гражданский процесс", 2013, N 12.

[332] Постановление Пленума ВАС РФ от 30.06.2011 N 51 (ред. от 06.06.2014) "О рассмотрении дел о банкротстве индивидуальных предпринимателей", "Вестник ВАС РФ", N 9, сентябрь, 2011.

[333] Федеральный закон от 29 июня 2015 года N 154-ФЗ (ред. от 29.07.2017) "Об урегулировании особенностей несостоятельности (банкротства) на территориях Республики Крым и города федерального значения Севастополя и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации". "Российская газета", N 144, 03.07.2015

[334] Абашеева Е.Н. Процедура потребительского банкротства. Как она работает за рубежом // Арбитражная практика. 2014. Карелина С.А., Фролов И.В. Проблемы формирования правовой политики потребительского банкротства в России и их влияние на механизмы банкротства граждан. "Закон", 2015, N 12. Кораев К.Б. Новеллы законодательства о банкротстве гражданина-потребителя. "Закон", 2015, N 3. Удилов М.Д. Освобождение гражданина от исполнения обязательств. "Арбитражный управляющий", 2017, N 3. Хлюстов П. "Потребительское" банкротство. "ЭЖ-Юрист", 2016, N 2.

[335] Казанцева А.Е. О соответствии положений о банкротстве умершего гражданина гражданскому законодательству // Нотариус. 2016. N 3. Петров Е. Банкротство наследственной массы. https://zakon.ru/blog/ 2019/03/21/bankrotstvo_nasledstvennoj_massy. (дата доступа 11.11.2020). Поваров Ю.С. Особенности рассмотрения дела о банкротстве гражданина в случае его смерти // Вестник гражданского процесса. 2016. N 5. Суворов Е.Д. Особенности реализации принципа равенства кредиторов наследодателя при банкротстве наследственной массы // Законы России: опыт, анализ, практика. 2018. N 10. Шишмарева Т.П. Особенности несостоятельности (банкротства) индивидуального предпринимателя в случае его смерти. Законы России: опыт, анализ, практика", 2015, N 9. Шишмарева Т.П. Проблемы несостоятельности обособленных имущественных масс // Предпринимательское право. Приложение "Право и Бизнес". 2016. № 3.

[336] Ткачев В.Н. Несостоятельность (банкротство) особых категорий субъектов конкурсного права: теоретические и практические проблемы правового регулирования. М.: Волтерс Клувер, 2007.

[337] Ингушетия стала первым российским регионом-банкротом и передаст Минфину управление своими финансами. https://www.newsru.com/russia/04nov2020/ingush_bankrupt.html (время публикации: 4 ноября 2020 г.; дата доступа 11.11.2020). Ингушетию и Магадан признали банкротами. Что это значит и какие регионы на очереди? https://zen.yandex.ru/media/bankrotconsult/ingushetiiu-i-magadan-priznali-bankrotami-chto-eto-znachit-i-kakie-regiony-na-ocheredi-5fa62a1b8eb5b23a30e2aaf4. (дата доступа 11.11.2020).

[338] Правительство РФ признало Ингушетию банкротом. https://regnum.ru/news/economy/3105396.html.

[339] Распоряжение Правительства Российской Федерации от 28.10.2020 № 2794-р. Официальный интернет-портал правовой информации. Дата опубликования: 29.10.2020

[340] "Бюджетный кодекс Российской Федерации" от 31.07.1998 N 145-ФЗ (ред. от 15.10.2020).

[341]Архипов В.В. Интернет-право: учебник и практикум для бакалавриата и магистратуры. М., 2018. С. 16.

[342]Савельев А.И. Проблемы применения законодательства о персональных данных в эпоху «больших данных» (bigdata) // Право. Журнал Высшей школы экономики. 2015. № 1. С. 47

[343]Распоряжение Правительства РФ от 01.11.2013 № 2036-р (ред. от 18.10.2018) «Об утверждении Стратегии развития отрасли информационных технологий в Российской Федерации на 2014 - 2020 годы и на перспективу до 2025 года»// СЗ РФ от 18.11.2013. № 46. Ст. 5954.

[344]Федеральный закон от 27.07.2006 N 152-ФЗ (ред. от 31.12.2017) «О персональных данных» // СЗ РФ от 31.07.2006. № 31 (1 ч.). Ст. 3451.

[345]Мавриинская Т.В., Лошкарёв А.В., Чуракова Е.Н. Обезличивание персональных данных и технологии «Больших данных». // Интерактивная наука. №6. 2017. С. 79.

[346]Приказ Роскомнадзора от 05.09.2013 г. № 996 «Об утверждении требований и методов по обезличиванию персональных данных» // СПС «КонсультантПлюс»

[347]Конвенция о защите физических лиц при автоматизированной обработке персональных данных (заключена в г. Страсбурге 28.01.1981; в отношении России вступила в силу с 1 сентября 2013 г.) // СЗ РФ от 03.02.2014. № 5. Ст. 419.

[348] См., например, Политика конфиденциальности Яндекс от 15.08.2019 г. // URL: https://yandex.ru/legal/confidential/ (дата обращения: 13.11.2019 г.).

[349] URL: https://ogdpr.eu/ru (дата обращения: 14.11.2019 г.)

[350] Федеральный закон от 18.03.2019 N 34-ФЗ «О внесении изменений в части первую, вторую и статью 1124 части третьей Гражданского кодекса Российской Федерации» // СЗ РФ от 25.03.2019. № 12. Ст. 1224.

[351] Определение Верховного Суда РФ от 29.01.2018 N 305-КГ17-21291 по делу N А40-5250/2017 // СПС «КонсультантПлюс»

[352] Федеральный закон «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации» от 21.11.2011 №323-ФЗ (последняя редакция)

[353] 1. Гражданский кодекс Российской Федерации (часть вторая)" от 26.01.1996 N 14-ФЗ (ред. от 18.03.2019, с изм. от 28.04.2020)

[354] Конституция Российской Федерации (принята всенародным голосованием 12.12.1993) (с учетом поправок, внесенных Законами РФ о поправках к Конституции РФ от 30.12.2008 N 6-ФКЗ, от 30.12.2008 N 7-ФКЗ, от 05.02.2014 N 2-ФКЗ, от 21.07.2014 N 11-ФКЗ)

[355] Федеральный закон «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации» от 21.11.2011 №323-ФЗ (последняя редакция)

[356] Трудовой кодекс Российской Федерации от 30.12.2001 №197-ФЗ (ред. от 16.12.2019)

[357] Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях от 30.12.2001 №195-ФЗ (ред. от 18.03.2020)

[358] Савошинская Л.А. Юридические аспекты врачебной тайны // Журнал ГГМУ Практикующему врачу. – 2005. – №1. – С. 96-99

[359] Уголовный кодекс Российской Федерации от 13.06.1996 №63-ФЗ (ред. от 18.02.2020)

[360] Пашиян Г.А. Актуальные правовые аспекты понятия врачебной тайны // Процессуальные вопросы медицинской деятельности. – 2010. – С. 5-8

[361] Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации «Некоторые вопросы применения законодательства о компенсации морального вреда» от 20.12.1994 (ред. от 06.02.2007) №10

[362] Гражданский кодекс Российской Федерации (часть вторая)" от 26.01.1996 N 14-ФЗ (ред. от 18.03.2019, с изм. от 28.04.2020)

[363] Ст. 1100 «Основания компенсации морального вреда». Гражданский кодекс Российской Федерации (часть вторая)" от 26.01.1996 N 14-ФЗ (ред. от 18.03.2019, с изм. от 28.04.2020)

[364] Рычева М.А. Врачебная тайна // Медицинский совет. – 2013. – №4-2.

[365] Терещенко А.В. Компенсация морального вреда // Закон и жизнь. – 2018. – Т. 2. – №4

[366] Игнатьев Ю.Н. Краткий сравнительный анализ особенностей компенсации морального вреда в Российской Федерации с зарубежной практикой // Международный научный журнал «Молодой учёный». – 2019. – №43 (281). – С. 96-98

[367] Скребнева Н.А. Особенности и противоречия правового регулирования врачебной тайны в Российской Федерации как объекта правонарушений медицинских работников и медицинских организаций // Журнал для непрерывного медицинского образования врачей. – 2019. – С. 113-117

[368] Гражданский кодекс Российской Федерации (часть вторая)" от 26.01.1996 N 14-ФЗ (ред. от 18.03.2019, с изм. от 28.04.2020)

[369] Эрделевский А.М. Компенсация морального вреда. – М.: Р.Валент, 2007 – 272 с.

[370] Мустафина-Бредихина Д.М. Предоставление сведений о пациенте: от врачебной тайны до врачебной ошибки // Журнал для непрерывного медицинского образования врачей. – 2015. – С. 102-104

[371] Давлетшин А.Р. Способы защиты медицинской тайны // Ученые записки Казанского университета. Серия гуманитарные науки. – 2019. – Т. 161. – кн. 1 – С. 75-81

[372] Нафикова. Г.А. Применение мер уголовной ответственности за разглашение врачебной тайны // Юридические исследования. – 2018. – №1 – С. 24-26

[373] Никерина Т.А. Моральный вред: проблемы теории и судебной практики // Colloquium-journal. – 2020. – №3(55) – С. 170-173

[374] Малеина М.Н. Компенсация за неимущественный вред // Вестник Верховного Суда СССР. – 1991. – № 5. – С. 27-29

[375] Гришин, А.В. Коммерческое представительство в предпринимательской деятельности и его правовая защита: гражданско-правовой и уголовно-правовой аспекты : дис. … канд. юрид. наук : 12.00.08 / Андрей Владимирович Гришин. – М., 2001. С. 33-36.

[376] Згонников, А.П. Коммерческое представительство в гражданском праве : дис. … канд. юрид. наук : 12.00.03 / Андрей Петрович Згонников. – Волгоград, 2006. С. 42.

[379] Чуб, Д.В. Институт посредничества в вексельном праве : дис. … канд. юрид. наук : 12.00.03 / Дмитрий Валерьевич Чуб. – Москва, 2017. С. 43.

[380] Нерсесов, Н.О. Там же. (С. 30); Шершеневич, Г.Ф. Курс гражданского права / Г.Ф. Шершеневич. – Тула.  Автограф, 2001. С. 171.

[381] Завидов, Б.Д. Посреднические договоры / Б.Д. Завидов. – М. : ФБК-Пресс, 1997. С. 3-4; Пугинский, Б.И. Коммерческое право России : учебник / Б.И. Пугинский. – М. : Издательство Юрайт-М, 2013. С. 207; Олейник, О.М. Предпринимательское (хозяйственное) право : учебник / О.М. Олейник. – М. : Юристъ, 2002. С. 343.

[382] Гришин, А.В. Там же. С. 41-50.

[383] Згонников, А.П. Там же. С. 52-56.

[384] Гришин, А.В. Там же. С. 49.

[386] Сергеева-Левитан, М.В. Коммерческое представительство как юридическая конструкция в гражданском праве : дис. … канд. юрид. наук : 12.00.03 / Марина Викторовна Сергеева-Левитан. – Екатеринбург, 2008. С. 96, 173.

[387] Указ Президента РФ от 7.05.2018 № 204 "О национальных целях и стратегических задачах развития Российской Федерации на период до 2024 года" // Рос. газ. – 2018. – 9 мая.

[388] Программа «Цифровая экономика Российской федерации» // static.government.ru.: сайт. – Режим доступа: http://static.government.ru/media/files/9gFM4FHj4PsB79I5v7yLVuPgu4bvR7M0.pdf (дата обращения 04.10.2020).

[389] Malventano Alessandro The Digital Revolution: How identity's bewilderment and economic insecurity impact political dynamics. A historical overview. // Malventano A. - Digital Revolution Summary. – 2019. – Р. 56.

[390] Матвеев И. А. Электронная экономика: сущность и этапы развития // Управление экономическими системами. – 2012. - № 6 (42). – С. 3.

[391] Портал госуслуг стал одним из самых посещаемых в мире сайтов отрасли // ria.ru.: сайт. – Режим доступа: https://ria.ru/20191216/1562441537.html (дата обращения 04.10.2020).

[392] Introna Lucas Bitcoin as a mediating technology of organization // Introna L., Pecis L. - The Oxford Handbook of Media, Technology, and Organization Studies. – 2020. – Р. 2.

[393] Федеральный закон от 31.07.2020 № 259-ФЗ "О цифровых финансовых активах, цифровой валюте и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации" // Рос. газ. – 2020. – 6 августа (вступает в силу 1 января 2021 года).

[394] Максуров, А. А. Криптовалюты и правовое регулирование их обращения : монография / А. А. Максуров. — 2-е изд. — Москва : Дашков и К, 2019. — С. 121.

[396] Федеральный закон от 18.03.2019 № 34-ФЗ "О внесении изменений в части первую, вторую и статью 1124 части третьей Гражданского кодекса Российской Федерации" // Рос. газ. – 2019. – 20 марта.

[397] Федеральный закон от 15.04.2019 № 63-ФЗ "О внесении изменений в часть вторую Налогового кодекса Российской Федерации и статью 9 Федерального закона "О внесении изменений в части первую и вторую Налогового кодекса Российской Федерации и отдельные законодательные акты Российской Федерации о налогах и сборах" // Рос. газ. – 2019. – 17 апреля.

[398] Федеральный закон от 31.07.2020 № 259-ФЗ "О цифровых финансовых активах, цифровой валюте и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации" // Рос. газ. – 2020. – 6 августа.

[399] Федеральный закон от 16.12.2019 № 439-ФЗ "О внесении изменений в Трудовой кодекс Российской Федерации в части формирования сведений о трудовой деятельности в электронном виде" // Рос. газ. – 2019. – 19 декабря.

[400] Федеральный закон от 27.12.2019 № 480-ФЗ "О внесении изменений в Основы законодательства Российской Федерации о нотариате и отдельные законодательные акты Российской Федерации" // Рос. газ. – 2019. – 31 декабря.

[401] Федеральный закон от 27.12.2019 г. № 476-ФЗ "О внесении изменений в Федеральный закон "Об электронной подписи" и статью 1 Федерального закона "О защите прав юридических лиц и индивидуальных предпринимателей при осуществлении государственного контроля (надзора) и муниципального контроля" // Рос. газ. – 2019. – 31 декабря.

[402] Федеральный закон от 27.12.2019 № 478-ФЗ "О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в части внедрения реестровой модели предоставления государственных услуг по лицензированию отдельных видов деятельности" // Рос. газ. – 2019. – 31 декабря (вступает в силу 1 января 2021 года).

[403] Программа «Цифровая экономика Российской федерации» // static.government.ru.: сайт. – Режим доступа: http://static.government.ru/media/files/9gFM4FHj4PsB79I5v7yLVuPgu4bvR7M0.pdf. (дата обращения 04.10.2020).

[404] Кучеров И.И. Актуальные вопросы налогово-правового регулирования сферы цифровой экономики // И.И. Кучеров. -  Вестник Нижегородской академии МВД России. – 2019. - № 4 (48). – С. 167-175.

[405] ст. 174.2. Часть вторая Налогового кодекса Российской Федерации от 5.08.2000 № 117-ФЗ // Рос. газ. – 2000. – 10 августа.

[408] О внесении изменений в часть первую Гражданского кодекса Российской Федерации: Федеральный закон от 08.03.2015 № 42-ФЗ // СЗ РФ, 2015. № 10.

[410] Брагинский М. И., Витрянский В. В. Договорное право. Общие положения (книга 1) (3-е издание, стереотипное) // Статут, 2001. с. 261.

[413] Карапетов А. Г. Договорное и обязательственное право (общая часть) постатейный комментарий к статьям 307 - 453 Гражданского кодекса Российской Федерации // М-Логос, 2017. 1120 с.

[415] Брагинский М.И., Витрянский В.В. Договорное право. Общие положения (книга 1) (3-е издание, стереотипное) // Статут, 2001. с. 261.

[416] Суханов Е. А. Гражданское право: в 4 т. Обязательственное право: Учебник (том 3) (3-е издание, переработанное и дополненное) // Волтерс Клувер, 2008.)

[417] Эрделевский А.М. Прощение долга и договор дарения // Российская юстиция, 2000. № 3. С.14.

[422] Савельев А. И. Некоторые риски токенизации и блокчейнизации гражданско-правовых отношений // Закон. 2018. № 2. С. 36-51.

[423] Василевская Л.Ю. Токен как новый объект гражданских прав: проблемы юридической квалификации цифрового права // Актуальные проблемы российского права. 2019. N 5. С. 111 – 119.

[424] Там же.

[425] Ефимова Л.Г. Токен как виртуальный объект гражданского права // Банковское право. 2020. N 3. С. 42 – 52.

[426] Сенчищев В.И. Объект гражданского правоотношения. Общее понятие // Актуальные проблемы гражданского права: Сборник статей. - М.: Статут, 1999. Вып. 1. С. 140-150.

[427] Федеральный закон от 18.03.2019 N 34-ФЗ "О внесении изменений в части первую, вторую и статью 1124 части третьей Гражданского кодекса Российской Федерации" // "Российская газета", № 60, 20.03.2019.

[428] Проект Федерального закона N 424632-7 "О внесении изменений в части первую, вторую и статью 1124 части третьей Гражданского кодекса Российской Федерации" // URL: http://sozd.parlament.gov.ru/ (дата обращения 20.10.2020).

[429] Решение Арбитражного суда г. Москвы от 29.11.2019 г. № А40-164942/19-27-1380 2019 // URL: https://kad.arbitr.ru/ (дата обращения 20.10.2020).

[430] Определение Верховного Суда РФ от 14.09.2020 № 305-ЭС20-12165 по делу N А40-164942/2019 // URL: https://kad.arbitr.ru/ (дата обращения 20.10.2020).

[431] Доклад Евразийской экономической комиссии на тему «Регулирование криптовалют. Исследование опыта разных стран 2017 г.». // URL: http://www.eurasiancommission.org/ru/act/dmi/workgroup/Documents/digest (дата обращения 31.03.2021).

[432] Федеральный закон от 31.07.2020 №259-ФЗ «О цифровых финансовых активах, цифровой валюте и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации» // Справочная правовая система «КонсультантПлюс». – Режим доступа: http://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_358753/ (дата обращения: 10.11.2020).

[433] Кочергин Д.А., Покровская Н.В., Достов В.Л. Налоговое регулирование обращения виртуальных валют: опыт зарубежных стран и перспективы для России // Вестник Санкт-Петербургского университета. Экономика. Т.36. Вып.1. С. 49-76.

[434] 4. Декрет №8 от 21 декабря 2017 года «О развитии цифровой экономики» // Официальный сайт Президента Республики Беларусь. – Режим доступа: http://president.gov.by/ru/official_documents_ru/view/dekret-8-ot-21-dekabrja-2017-g-17716/ (дата обращения: 10.11.2020).

[435] ст. 11, О персональных данных : Федеральный закон от 27.07.2006 №152-ФЗ (ред. от 24.04.2020) // СЗ РФ. – 2006. – 31 (1 ч.). – Ст. 3451.

[436] О Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации : Федеральный закон от 21.11.2011 N 323-ФЗ (ред. от 31.07.2020) // СЗ РФ. – 2011. – № 48. – Ст. 6724.

[437] ст.10, О персональных данных : Федеральный закон от 27.07.2006 №152-ФЗ (ред. от 24.04.2020) // СЗ РФ. – 2006. – 31 (1 ч.). – Ст. 3451.

[438] Бирюков, П. Н. Международное право в 2 т. Том 1: учебник для академического бакалавриата / П. Н. Бирюков. — 10-е изд., пер. и доп. — М.: Издательство Юрайт, 2018. — С. 164.

[439] Сошников, Р.А. Внешнеторговое контрактное право: учеб. пособие / Р.А. Сошников. – Самара: Изд-во Самарского университета, 2019. — С. 23.

[440] Гетьман-Павлова, И. В. Международное частное право: учебник для вузов / Гетьман-Павлова И. В. — 4-е изд., перераб. и доп. — Москва: Издательство Юрайт, 2020. — С. 349.

[441] Венская конвенция о договорах международной купли-продажи товаров: комментарий. М., 1994.

[442] Богуславский, М. М. Международное частное право: Учебник / Богуславский М. М. - 7-е изд., перераб. и доп. - Москва: Юр. Норма, НИЦ ИНФРА-М, 2016. — С.71.

[443] Матвеева, Т. Д. Международное право: учебник для академического бакалавриата / Т. Д. Матвеева. — 2-е изд., пер. и доп. — М.: Издательство Юрайт, 2018. — С. 94.

[444] Шаблова, Е. Г. Гражданское право. Общая часть: учебное пособие для среднего профессионального образования / Шаблова Е. Г., Жевняк О. В. — Москва: Издательство Юрайт, 2020. — С. 97.

[445]Постановлением Правительства РФ от 3 апреля 2020 г. № 434"Об утверждении перечня отраслей российской экономики, в наибольшей степени пострадавших в условиях ухудшения ситуации в результате распространения новой коронавирусной инфекции".– Режим доступа КонсультантПлюс

[446]Постановление Правительства РФ от 02.04.2020 N 409"О мерах по обеспечению устойчивого развития экономики" (вместе с "Правилами предоставления отсрочки (рассрочки) по уплате налогов, авансовых платежей по налогам и страховых взносов") – Режим доступа КонсультантПлюс

[447] Постановление Правительства Российской Федерации от 3 апреля 2020 года № 428 "О введении моратория на возбуждение дел о банкротстве по заявлению кредиторов в отношении отдельных должников". – Режим доступаКонсультантПлюс.

[448] Приказ ФНС России от 20.03.2020 № ЕД-7-2/181. "О принятии в рамках осуществления контроля и надзора неотложных мер в целях предупреждения возникновения и распространения коронавирусной инфекции" - Режим доступа: http://www.nalog.ru

[449] Опыт государств в борьбе с пандемией COVID-19. Сборник страновых кейсов Департамента международного и регионального сотрудничества. https://ach.gov.ru/upload/pdf/casebook_COVID-19.pdf

[450] Камышанский, В.П. Понятие и правовой статус носителя искусственного интеллекта / В.П. Камышанский, А.В. Корецкий // Власть закона. – 2019. – №1. – С. 44; Абламейко, С. Правовое регулирование взаимодействия систем искусственного интеллекта и человека / С. Абламейко, М. Абламейко // Наука и инновации. – 2020. – №1. – С. 40; Баранов, П.П. Правовое регулирование робототехники и искусственного интеллекта в России: некоторые подходы к решению проблемы / П.П. Баранов // Северо-Кавказский юридический вестник. – 2018. – №1. – С. 42 и др.

[451] Толковый словарь по искусственному интеллекту / А.Н. Аверкин, М.Г. Гаазе-Рапопорт, Д.А. Поспелов [Электронный ресурс]. – URL: http://www.raai.org/library/tolk/aivoc.html (09.10.2020).

[452] Васильев, А.А. Искусственный интеллект: правовые аспекты / А.А. Васильев, Д. Шпопер // Известия Алтайского государственного университета. – 2018. – №6. – С. 25; Понкин, И.В. Искусственный интеллект с точки зрения права / И.В. Понкин, А.И. Редькина // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: юридические науки. – 2018. – Т. 22. – №1. – С. 91; Морхат, П.М. Правосубъектность искусственного интеллекта в сфере права интеллектуальной собственности: гражданско-правовые проблемы: дисс. … доктора юрид. наук / П.М. Морхат. – М.: 2018. – С. 30 и др.

[453] Баранов, П.П. Правовое регулирование робототехники и искусственного интеллекта в России: некоторые подходы к решению проблемы / П.П. Баранов // Северо-Кавказский юридический вестник. – 2018. – №1. – С. 45.

[454] Абламейко, С. Правовое регулирование взаимодействия систем искусственного интеллекта и человека / С. Абламейко, М. Абламейко // Наука и инновации. – 2020. – №1. – С. 42.

[455] Минбалеев, А.В. Проблемы регулирования искусственного интеллекта / А.В. Минбалеев // Вестник Южно-уральского государственного университета. Серия: Право. – 2018. – №4. – С. 85; Ястребов, О.А. Правосубъектность электронного лица: теоретико-методологические подходы / О.А. Ястребов // Труды Института государства и права РАН. – 2018. – Том 13. – № 2. – С. 36-55.

[456] Гражданский кодекс Российской Федерации. Часть четвертая: Федеральный закон от 18.12.2006 № 230-ФЗ // Собр. законодательства РФ. 2006. № 52 (Часть 1). Ст. 5496.

[457] В погоне за сверхразумом: Можно ли считать искусственный интеллект автором // Российская газета. 06.02.2020. – [Электронный ресурс]. – URL: https://rg.ru/2020/02/06/v-pogone-za-sverhrazumom-mozhno-li-schitat-iskusstvennyj-intellekt-avtorom.html (20.10.2020)

[458] Copyright, Designs and Patents Act 1988. – [Электронный ресурс]. – URL: https://www.legislation.gov.uk/ukpga/1988/48/contents (19.10.2020)

[459] Абрамова, Е.Н. Искусственный интеллект как субъект авторского права / Е.Н. Абрамова, Е.В. Старикова // Гипотеза. – 2020. – №1. – С. 32-38.

[460] Гражданский кодекс Российской Федерации. Часть четвертая: Федеральный закон от 18.12.2006 № 230-ФЗ // Собр. законодательства РФ. 2006. № 52 (Часть 1). Ст. 5496.

[461] Гражданский кодекс Российской Федерации. Часть четвертая: Федеральный закон от 18.12.2006 № 230-ФЗ // Собр. законодательства РФ. 2006. № 52 (Часть 1). Ст. 5496.

[462] Гражданский Кодекс Российской Федерации. Часть первая: Федеральный закон от 30.11.1994 № 51-ФЗ // Собр. законодательства РФ. 1994. № 32. Ст. 3301.